краем глаза стюардессу, сидевшую пристегнутой на откидном стульчике на кухне в хвостовой части самолета. Сердце, испуганно таранившее грудь, замерло в робкой надежде: ну наконец-то он нашел человека, который сможет во всем разобраться!
Олег направился к стюардессе, но когда подошел ближе, то увидел, что ее лицо с аккуратным макияжем отрешенно застыло, а глаза, не моргая, смотрели перед собой.
– Что с вами? – Он осторожно коснулся плеча девушки: ее голова едва заметно качнулась, но взгляд остался недвижимым. – Вы меня слышите?
Так и не дождавшись ответа, Остин развернулся и быстрым шагом направился к следующей кухне, расположенной дальше по проходу. Он пробегал мимо рядов с пассажирами, каждый из которых сидел в оцепенении с остекленевшим взглядом. Сине-фиолетовые отсветы из иллюминаторов, смешиваясь с тусклым светом дежурных лампочек, придавали лицам людей потустороннее, мертвецкое выражение. Если бы не едва заметно шевелившиеся губы и вздымавшиеся при дыхании грудные клетки, Остин решил бы, что каким-то невероятным образом за короткое мгновение он оказался в самолете, набитом трупами.
В голове не укладывалось, как такое могло произойти. Буквально пару минут назад Остин летел в Нивенштадт с другими пассажирами, но после вспышек яркого света случилось нечто запредельное: кажется, он остался единственным человеком на борту, способным к передвижению. Все остальные находились в неком подобии анабиоза, словно рыбы на дне замерзшего пруда. Особенно жутко выглядели грудные дети: они напоминали резиновых кукол, которых держали на руках их застывшие матери.
– Есть тут кто в сознании?! – не выдержав, крикнул Остин.
Никто не ответил. Он добежал до второй кухни и, заглянув туда, увидел двух бортпроводниц, сидевших на откидных стульях. Больше всего на свете он хотел, чтобы они подняли на него глаза и что-нибудь сказали, но этого не произошло: девушки даже не шелохнулись при его появлении.
– Да что с вами?! – Остин потормошил сначала одну, а затем вторую стюардессу. – Очнитесь же!
Бортпроводницы, качнув головами, как китайские болванчики, остались сидеть на местах, никак не отреагировав на прикосновения Остина. Нагнувшись к одной из девушек, он похлопал ее по щекам и посильнее потряс за плечо. Так и не добившись ни малейшего ответного движения, он схватил ее за руку и нащупал пульс. Дрожащими, холодными пальцами он ощутил теплую кожу и ритмичные толчки крови под ней – вне всяких сомнений стюардесса была жива, но, как и другие люди на борту, находилась в загадочном оцепенении.
Остин задумался: может быть, странные вспышки света каким-то образом воздействовали на мозг пассажиров и бортпроводников? А вдруг это теракт, и в салоне распылили парализующий газ? Но в таком случае почему не пострадал он сам? И если он остался в сознании, то ведь наверняка в салоне должен быть хотя бы еще один человек, не превратившийся в овоща!
И еще: самолет продолжал лететь по курсу. Насколько Остин мог судить, «Боинг», мерно гудевший двигателями, не менял направления и не терял высоту, а это означало, что им по-прежнему управляли пилоты. Конечно, Остин знал о том, что на большой высоте лайнеры летят на автопилоте, но ведь совсем недавно их самолет приближался к грозовому фронту, и экипаж наверняка должен были перейти на ручное управление. Кабина пилотов была изолирована от остального салона, и, вполне вероятно, они избежали парализующего действия вспышек.
Рассудив так, Остин определил для себя четкую цель – добраться до кабины пилотов, попутно выискивая пассажиров, оставшихся в сознании. План казался простым и единственно правильным. Осознание этого факта придало Остину уверенности, избавив от нервной дрожи внутри. Кажется, даже покалывание в животе немного утихло.
Он выскочил из кухни и направился в носовую часть «Боинга». Остин вертел головой, рассматривая застывших в креслах людей, и то и дело кричал:
– Есть кто в сознании?! Отзовитесь! Кто-нибудь!
Ответом ему было молчание. По пути к кабине пилотов Остин пробежал туалеты, расположенные посреди салона. В этой зоне по обеим сторонам проходов сидели пристегнутые ремнями безопасности бортпроводники – три девушки и парень, вид которых ничем не отличался от их коллег в хвостовой части самолета: все те же застывшие маски вместо лиц и стеклянные шарики глаз. Остин для успокоения совести позвал и потряс каждого из них, не особенно надеясь на положительный результат. Убедившись, что бортпроводники не реагируют на его прикосновения, он рванул дальше по проходу.
Остин пробежал последний отсек эконом-класса, заглядывая в лица оцепеневших пассажиров. Он безуспешно призывал их откликнуться, пока, наконец, не оказался возле еще одной кухни, расположенной перед шторой, служившей условной границей в царство бизнес-класса. Он мельком глянул на застывшую пару стюардесс, сидевших на откидных стульях по бокам от прохода. Решив не тратить время на проверку их состояния (и без того было ясно, что девушки находились в анабиозе), Остин отдернул плотную серую ткань и прошел в салон бизнес-класса.
Замедлив шаг, Остин продвигался по проходу и внимательно разглядывал немногочисленных пассажиров, расположившихся в широких креслах. Он уже не надеялся увидеть хотя бы одного из них в сознании: как и все остальные пассажиры «Боинга», обитатели дорогостоящих мест находились в анабиозе.
Все, кроме одного: мужчина, сидевший у прохода в четвертом ряду, бился в мелких судорогах! Остин подбежал к нему и замер в растерянности. Его обуревала странная смесь из радости и испуга: он наконец-то нашел человека, не пребывавшего в оцепенении, но при этом не знал, как ему помочь.
Мужчина, схватившись жилистыми ладонями за подлокотники, бился затылком о спинку кресла, вены на его шее вздулись, изо рта пузырями шла пена, а глаза закатились под едва смеженные, дрожащие веки. Похоже, это был приступ эпилепсии: однажды Остин видел подобный припадок у пассажира в вагоне метро. Тот случай настолько потряс и испугал Остина, что весь вечер он провел, читая в интернете статьи про эпилепсию. Запомнил он главное: если у человека развился приступ, то нужно просто дождаться его окончания, следя за тем, чтобы несчастный себя не поранил. В памяти отложился еще один факт: повторяющиеся вспышки света могут провоцировать приступы у эпилептиков.
Прошло, наверное, около минуты, прежде чем судороги начали постепенно стихать. За это время Остин успел хорошо рассмотреть мужчину: лет сорока, худощавый, с аккуратно подстриженными усами и бородой. Он был одет в брюки и стильный джемпер, запястье украшали дорогие часы. Судя по внешнему виду, мужчина мог быть успешным бизнесменом или менеджером в крупной компании. Рядом с ним замерли в оцепенении ухоженная статная женщина и девочка лет двенадцати в модных джинсах и футболке – Остин решил, что они могли быть женой и дочерью эпилептика.
Занятый мыслями, он пропустил момент,
