городам и весям и много чего выведал.
– Да, знаю: дьявол кроется в деталях. Но объект вашего внимания – наш бесценный компаньон, и мы обойдемся тем, что есть. Спасибо, господин Пушкарев, – кивнул Цоколь, – вы хорошо поработали, – он достал из ящика стола конверт и протянул его гостю: – Ваш гонорар. – Директор загадочно вздохнул: – Все мы не без греха. Покопайся в любом из нас – столько белых косточек по дороге увидишь. А надо ли? Мы не налоговая и не аудит. Очень надеюсь, – его тон нарочито изменился, – что этот диалог и все подробности останутся строго между нами.
– Разумеется, – ответил частный сыщик. – Я – профессионал.
На том они и распрощались. Через час вернулся с репетиции Песняков, раскаленный от эмоций, пышущий жаром, как только что закипевший самовар.
– Ну, был? – спросил он, плеснул себе коньяку и повалился в кресло. – Твой сыскарь?
– Был, – тоже налил коньяку Цоколь.
– И что? – чувствуя особый тон коллеги, подозрительно спросил наэлектризованный новаторскими идеями художественный руководитель театра «Лукоморье».
– Много чего.
– «Их ищет милиция»? – мрачно пошутил Песняков.
– Почти что так, – кивнул Цоколь.
Он все обстоятельно и в деталях пересказал компаньону. В конце повествования Песняков, уже сидевший напротив режиссера, звонко цокнул языком и осушил бокальчик.
– Я зауважал его еще больше. Вот ведь тип! Мистер Икс, блин. Что будем делать?
– То, что и делали весь этот месяц – ковать железо, пока оно горячо. Перед истеричками-театралками, которые вешаются и режут себе вены направо и налево, у меня есть преимущество: я – грубый материалист, не верю ни в Бога ни в черта, а вот в успех выгодного предприятия верю, и еще как! У нас премьера на носу – и на эту карту мы поставили наши жизни. – Цоколь разлил коньяк по бокалам. – Все мы не без греха, и даже если наш коллега, по его личному мнению, заключил контракт с князем тьмы, мы простим ему эту маленькую шалость. – Он поднял свой бокал. – Нам нужен успех, как воздух! Будем, Ярополк Иванович.
Песняков живо прихватил свой:
– Будем, Альберт Карлович.
Успех эпического масштаба, подобно гигантскому цунами, поднял трех китов «Лукоморья» и в одночасье вынес их на театральный Олимп. Премьера «Алисы» прошла в полной эйфории, взявшей в плен зрительный зал, и закончилась под оглушительные аплодисменты. Детки восторженно отбивали ладошки, их родители не менее восторженно плакали, комиссия от городской администрации сдержанно ликовала. Буквально все в этот воскресный день оказались свидетелями рождения нового кукольного тетра. Только фотосессия с Чеширским котом, от которого не отходили дети и едва не прикончили его ласками, заняла более часа.
Банкет для администрации вышел не менее душевным. Все восторгались администраторскими способностями директора Цоколя, новаторством режиссера Песнякова, но более всего очеловеченными, почти живыми куклами художника Беспалова. Одним словом, три кита «Лукоморья» в этот день стали заслуженными героями своего города, к тому же на банкете они предложили министерству культуры такой репертуар на пару-тройку лет, от которого отказаться было бы преступлением, в первую очередь перед детьми.
В ближайшей перспективе «Лукоморье» ожидали гастроли по стране и миру, нескончаемые интервью, театральные премии, успех у маленьких и больших зрителей. А также десятикратное увеличение бюджета и щедрая спонсорская поддержка, о чем больше всех пекся старательный Альберт Карлович Цоколь. «Кто бы мог подумать, что детки могут оказаться золотым дном, – расчувствовавшись, сказал он на одном очень узком застолье. – Думаю – и плачу. Век живи – век учись!» Еще одного девиза придерживались три кита неукоснительно: не суй свой нос в чужой вопрос. Все они были не без греха, у каждого рыльце в пушку, и потому они не вызывали друг друга на сердечное покаяние даже во время товарищеских пирушек.
…Когда сыщик Андрей Крымов оторвался от айфона, то убедился, что в свои права вступает вечер. Яркое солнце набирало насыщенный розоватый свет и медленно клонилось к многоэтажкам за парком и площадью.
Только часть информации дошла до Андрея Крымова, но и ее было достаточно. Например, несчастье с двумя студентками ГИТИСа, внезапное помешательство и смерть ленинградки Оксаны Никаноровой, а спустя годы – артистки сибирского театра драмы Веры Осокиной. Они были близкими подругами кукольника Саввы Беспалова. Но, как оказалось, существовала и еще одна жертва – Любовь Селезнева, совсем молодая артистка театра кукол «Лукоморье», что сошла с ума десять лет назад, была отправлена на лечение в местную психиатрическую больницу, а оттуда полностью разбитой калекой ее забрали на домашнее попечение несчастные родители. Ведь что может быть ужаснее, чем ухаживать за дорогим человеком – своим ребенком! – который тебя даже не узнаёт. Этой Любови Осокиной, как сказал один доброжелатель, очень много внимания уделял главный художник театра – кукольник Савва Андронович Беспалов.
Детектив набрал номер, задал абоненту несколько коротких вопросов, получил ответ и заторопился к машине.
3
Вскоре он остановил автомобиль у стеклянной витрины и дверей кукольного театра «Лукоморье», пестривших афишами. Директор Альберт Карлович Цоколь, которому только что позвонил следователь по особо важным делам, был готов ответить «на пару вопросов», как его строго предупредили – исключительно в секретном режиме.
– Меня интересуют три женщины, актрисы, которых в разное время постигла трагическая судьба, – с ходу начал Крымов. – А именно: Оксана Никанорова, Вера Осокина и Любовь Селезнева… О, Альберт Карлович, я вижу перемены в вашем лице. Значит, попал в точку.
– Я так похож на открытую книгу, товарищ капитан?
– Нет, просто я хорошо знаю свое дело.
– Ясно. Дальше.
– Допускаю, – продолжал детектив, – что о судьбе Никаноровой и Осокиной вам известно мало, могу даже предположить, что неизвестно вовсе, но о Любови Селезневой вы должны знать практически все. Вы принимали ее на работу, были свидетелем ее творческого роста, а также дружбы с кукольником Беспаловым, да-да, именно так. И вы же отправили ее в тяжелейшем состоянии в психиатрическую лечебницу.
– Вы правы, Андрей Петрович: я ничего не слышал о Никаноровой и Осокиной, зато почти все знаю о Любови, нашей Любочке, которую мы потеряли безвозвратно. Увы, чудовищная трагедия! Для нее самой, для нашего театра, для ее родителей.
– Ну, для нее самой вряд ли, – кажется, она неспособна оценить всю тяжесть утраты, потому что находится в абсолютно невменяемом состоянии.
– Видите, вы знаете даже больше, чем я. Скажу к своему стыду, что уже несколько лет не интересовался состоянием Любочки. Время неумолимо: разрыв между нашей бывшей звездочкой и театром превратился в пропасть.
– Ваша забота о Любочке в ее нынешнем состоянии меня не касается. Это дело вашей совести. Зато касается другое. Всех трех женщин объединяло одно: тесное знакомство с вашим коллегой и
