как видно шофер, наспех менял колесо, время от времени поглядывая в их сторону.
– Чего делать-то будем, Андрей? – понимая, что все очень плохо, с грустью спросил Добродумов.
– Не знаю, – честно признался Крымов. – Это – профессионалы, Егор Кузьмич. Киллеры. Убийцы.
– Я узнала его – белобрысого, – вновь прошептала Бестужева. – Он тоже ходил за мной в Цареве. Это они убили моего отца!
Старик остановился напротив них – от его лица, будто коряво высеченного из камня, веяло холодом и смертью. Белобрысый встал рядом, крепыш в кепке обошел Крымова.
– Обыщи его, Фома, – сказал старик.
– У меня только нож, – сказал Крымов.
Крепыш, отмеченный шрамом, со знанием дела обшлепал Крымова со всех сторон.
– Горячего нет. Только нож, – он снял с пояса крымовский тесак и отбросил его в сторону.
– Кто вы? – спросил старик. – Хотя, – приглядевшись к Бестужевой, кивнул. – Мария Федоровна. Узнаю по фотографиям. Люгер, это ведь она? – обратился вожак к белобрысому.
– Да, хозяин.
Люгер был страшен по-своему – у него оказались белесые, водянистые и безразличные глаза. Как у рыбы. Только хищной. И взгляд – пронзительный, точно ты – уже его добыча.
– У кого свиток? – ледяно спросил высокий старик.
– У Растопчиных, – ответил Крымов.
– Мы найдем их, – кивнул старику Люгер.
– Так кто же вы, господа? – спросил его хозяин.
Неожиданно Добродумов сделал шаг вперед и упал на колени в желтую траву.
– Сироты мы, – хрипло и навзрыд проговорил он. Широко перекрестился. – Сиротинушки мы! Пожалейте! – И он зарыдал в голос. – Пожалейте сироток!
Опешил не только высокий старик со страшным лицом, но и Крымов, и Бестужева. Только Люгер остался равнодушен к мнимому душевнобольному.
– Что это за клоун? – спросил старик.
– Куражится он, – позади Крымова ответил за других крепыш в кепке. – Знает – подыхать скоро.
– Не торопись, Фома, – спокойно осек его старик. – Так кто вы? – Он указал пальцем на Крымова и на Добродумова.
Фома! Только сейчас Крымов понял, что лицо бандита ему знакомо. Это его брату три дня назад он сломал шею и выбросил из поезда на полном ходу. Туда ему и дорога.
– Я – Андрей Крымов, телохранитель госпожи Бестужевой, а это краевед Добродумов – мой товарищ, педагог истории и… просто алкоголик. – Страх в Егоре Кузьмиче был велик. Но это не помешало ему приподнять голову и, нахмурив одну бровь, гневно взглянуть на товарища, – Марию Бестужеву похитили Растопчины, отец и сын, и я знаю почему: они решили, что она сделала ксерокопию письма. Она и впрямь ее сделала – на память. Писали все таки предки, двести лет назад. Мария – историк. Как такое можно упустить? Одна из ксерокопий была отдана мне. И когда они увели ее прямо у меня из-под носа, мы решили с Егором Кузьмичом первыми добраться до вашего свитка и взять его, чтобы обменять на Марию. Это мы и сделали перед вашим появлением.
– Ксерокопия на память? – усмехнулся старик. – Что в корзине? Показывай, блаженный, – кивнул он Егору Кузьмичу.
Добродумов потянулся первым к своей ноше, осторожно отвернул край полотенца и дрожащей рукой вытащил початую бутыль самогона.
– Выпивка для сирот, – жалобно сказал он.
Затем вытащил вторую, еще не початую. За ней остатки пирогов и блинов.
– Хватит! – остановил его старик. – Как вы такое пьете? – с омерзением спросил он. – Свиньи.
Крымов почувствовал, сколько нужно было сил Егору Кузьмичу, чтобы промолчать. Ставки были высоки – три жизни! Его собственная в том числе.
– Это вы убили моего отца, – не сдержавшись, Мария Бестужева вдруг выступила вперед. У Крымова сердце зашлось от ее выпада. «Конец! Конец!» – подумал он. – Негодяи, какие же вы негодяи! Хладнокровные. Дьяволы…
– Да, мы такие, – невозмутимо ответил старик. – Поймите одно, Мария Федоровна, ваш отец не был простым человеком и не принадлежал ни своему государству, ни себе, ни тем более вам – дочери. Женщине, – с особой снисходительной интонацией в голосе уточнил он. – Каждый Бестужев по вашей линии, едва повзрослев, готов был столкнуться с нами и умереть. А мы – убить его. Или погибнуть – от рук его людей. Судьба решила так, что мы оказались сильнее – и ближе к цели. Ваш отец сам подставил шею под «лидийскую змею», – ядовито усмехнулся старик, – когда понял, что проиграл. Как и Вениамин Малышев, кстати. Можете не беспокоиться, агония была недолгой. Мы не садисты. Люгер знает свое дело.
Бестужева обожгла яростным взглядом белобрысого убийцу, но тот был невозмутим. Старик приблизился к Марии, и она отшатнулась.
– Обижаться на нас, Мария Федоровна, то же самое, что обижаться на грозу, которая убила дорогого вам человека. Жизнь таких людей, как ваш отец, и наша жизнь – вне законов. Любых законов! Федор Иванович не просто знал это, а отстаивал данную – мной только что изложенную – правоту! Поймите это и успокойтесь. – Он взглянул на телохранителя Бестужевой. – Вот что, господин Крымов, уберите труп с дороги, сбросьте его во-он в ту канаву, – указал он длинным и сухим пальцем. – И побыстрее. Люгер, проследи.
Андрей Петрович исполнил приказ. Он даже нащупал на ноге телохранителя Растопчиных запасной револьвер, когда тащил его, но тот был в кобуре. А Люгер следил за ним с особой пристальностью – и Крымов понимал: этот тип не позволит ему сделать ни одного лишнего движения. Профессионал. Тут они были равны. Уложит сразу. Когда дело было сделано, Люгер, отогнав Крымова, сам обыскал труп, забрал оружие и документы.
– Когда поедем? – крикнул Фома шоферу.
– Через минуту будет готово, – ответил тот. – Ждите!
Добродумов поднял голову – решалась их судьба. Мария Бестужева побледнела – очень плохое предчувствие сжало ее сердце. Крымов хладнокровно выжидал.
Высокий уродливый старик улыбнулся:
– Вы, Мария Федоровна, – женщина, поэтому нас интересуете мало. Вы мало интересовали и вашего отца, поверьте мне. Вы, господин Крымов, плохой детектив и телохранитель, коли отдали хозяйку нам в руки. И сами попались. А ты, мерзкий пьяница, просто отвратителен. Вы все смешны и нелепы. И не опасны для меня. Но, увы, вас объединило то, что вы увидели мое лицо в сложившейся особой ситуации. – Он усмехнулся сейчас как-то изощренно саркастически и стал особенно страшен. – А этого делать я никому не позволяю.
Крымов почувствовал, как кровь отхлынула от его лица. Этого он ждал! Этого! Но все подытожил шофер.
– Готово! – крикнул он подельникам. – Не тяните!
Вот это «не тяните» укололо Крымова прямо под ложечку. Но не за себя он испугался и не за Егора Кузьмича, а за Машу. Он представить себе не мог ее – красивую, чудесную, добрую – с пулей в голове, мертвую, в этой
