А можно и машинку угнать. Живи себе и радуйся пару-тройку месяцев в какой-нибудь глуши, а то и полгода. Но какие у них цели, вот что важно.
– Какие могут быть цели у манекена? – взмолился Яшин. – Андрей? Что ты, ей-богу?
– Вот и поглядим, какие. Надо разослать по всем отделениям фото мальчишки. Через два дня, если ничего не изменится, объявить в розыск. Фото манекена рассылать бессмысленно, что-то мне подсказывает: этот монстр может менять обличье.
– Вот даже как? – обреченно спросил следователь.
– А ты для чего меня вызвал, Костя? Было бы обычное дело – сам бы разобрался. Тут – другое. Или нет?
– Тоже верно.
Кажется, Яшин уже готов был сдаться. Слишком уверенно его бывший шеф Андрей Петрович Крымов развивал свою «теорию заговора».
– Но что ей от него нужно? – Этот вопрос, рассеянно глядя на улицу, капитан задал самому себе. – Что их связывает? Какие силы? И что ему нужно от нее? Это еще интереснее. Пока мы с тобой не ответим на эти вопросы, будем шарахаться в потемках и набивать шишки.
2
Они ехали в электричке через пригород. Она в черном плаще с откинутым на плечи капюшоном, с пронзительными сияющими глазами, с тем же каре, только волосы ее стали каштановыми с рыжим отливом. Вспыхнув серебристо-перламутровым светом, она изменилась на его глазах. Все это случилось еще дома. Сказала: «Устала быть блондой: пять лет однообразия – не шутка. Что скажешь, малыш?» Ему было все равно – цвет волос не имел значения. «Ты прекрасна», – ответил он. И теперь, под перестук колес, как жадно смотрел на нее! Как желал! Она видела и была рада этому. Или счастлива? Но могла ли она испытывать подобные чувства? Счастье, несчастье – это ведь для простых смертных. Или нет? Владислав до сих пор не верил в то, что это происходило с ним наяву, что чудеса сбываются. Перед ним сидела она – его вожделенная мечта, его дама, его любовь, ожившая и воплощенная, а теперь еще и его спутница. Но если желание и крик о помощи достигают самых отдаленных уголков вселенной, твои мечты могут воплотиться в реальность. Пробуйте – вдруг получится и у вас! У него – получилось. Не видеться так ДОЛГО, грезить друг о друге и наконец заполучить – это ли не высшее наслаждение: для сердца, тела, общего блистательного будущего. Для триумфа и бессмертия.
Улыбаясь, он вспоминал, как услышал шепот, зов, подошел к окну и увидел ее. Она стояла там, в мглистой осенней ночи, в десяти шагах от его окна; когда же он сообразил, кто перед ним, то отшатнулся и упал без памяти. А когда открыл глаза и пошевелился, то обнаружил, что она сидит на полу рядом с ним, а его голова лежит в ее ладонях.
«Не ушиблись, мой милый принц?» – с улыбкой спросила она.
«Как вы вошли?»
«Открывать любые двери – один из моих талантов, подаренных мне силами природы. Нет ни одного замка́, который я бы не смогла открыть. К любому дворцу, любому чертогу, любой эпохе, любому человеческому сердцу. Если я этого захочу – преград для меня нет».
«Но кто вы?» – трепетно спросил он.
«Твой дом уставлен моими портретами, а ты не знаешь, кто я? – Она встала первой. – Подымайся, малыш. – Гостья протянула ему руку, он осторожно взял ее, и она помогла ему, еще не пришедшему в себя от падения. – Вот так…»
Владислав сел на край кровати.
«Кто вы?»
«Обратись ко мне иначе».
Он понял, о чем идет речь.
«Кто ты?»
«Значит, ты пока не помнишь?»
«Нет…»
«Жаль».
«Я не договорил».
«Прости».
Владислав посмотрел в ее глаза.
«Но зато есть другое, что я знаю наверняка», – вдруг очень уверенно произнес он.
«И что же ты знаешь?»
«Что мы… принадлежим друг другу».
Она усмехнулась:
«На первый раз этого достаточно. Потом будет больше. Ты заново станешь открывать этот мир, и те знания, которые у тебя есть сейчас, покажутся такими же смешными, как человеку, который вылез из песочницы, в которой была сосредоточена вся его жизнь, и увидел звезды».
Молодой человек улыбнулся:
«Как же классно ты говоришь!.. Так красиво!»
«О, я многое делаю красиво. Кстати, как тебя зовут в этот раз?»
«Владислав».
«Владеть славой – то, что надо. И тебе, малыш, и мне. Как зовут меня, ты знаешь?»
«Лилит», – не сразу ответил он.
«Правильно».
«Я услышал это имя – и слышал его много раз».
«Это я нашептывала его тебе».
«Да, – кивнул он. – Теперь я понимаю, все понимаю! Это притяжение…»
«Сколько тебе сейчас лет?»
«Девятнадцать».
Прищурив глаза, она усмехнулась:
«Отличный возраст! Скажи, но только честно…»
«Да?»
«У тебя были женщины?»
Он опустил глаза.
«Ну?»
Владислав упрямо молчал. Наконец, подняв голову, спросил сам:
«А это имеет значение?»
«Так ты девственник? Чист, как утренний цветок?»
«Я не цветок». – Владислав еще упрямее уставился в пол.
«Тут нечего стесняться, – успокоила она его. – У каждого свой срок. Я знала много женщин, которые начинали очень рано и так же рано становились тертыми-перетертыми торбами, их покупали разве что за медный грош. И знала молодых людей, диких распутников, истекающих похотью, не пропускавших ни один публичный дом, которые с ранней юности вступали в связи со всеми подряд, мужчинами и женщинами, им было все равно, и тоже становились годам к двадцати пяти измочаленными, насквозь прогнившими, как тухлые баклажаны – нажми, развалится и потечет у тебя между пальцами».
«Откуда ты все это знала?»
«Долго живу на этом свете, – рассмеялась она. – И потом, твоя девственность лишь до срока. – Она провела ладонью по его щеке, и он загорелся. – Все исправимо, милый».
Она потянулась к нему, поцеловала в губы – и он вспыхнул таким огнем, какой уже не зальешь никакой рекой. Можно только дать выход любовному пылу!
«Я мечтал, чтобы ты стала моей!»
«И я стосковалась по тебе – не только по твоему горячему сердцу, но и по твоим рукам, по твоим ласкам, милый… Давай не будем говорить лишнего, а займемся любовью. Что скажешь?»
Владислав затрепетал.
«Мне так бы этого хотелось…»
«Позволь, я сама раздену тебя. Для меня это будет радостью, поверь. Поднимай руки. – Она стащила с него свитер, затем джинсы. – Встань передо мной. – Ночная гостья раздела его донага. – Ты всякий раз хорош, к моему удовольствию».
Он все еще трепетал. Но ее прикосновения совершили чудо.
«А ты?» – спросил он.
«Разумеется. Закрой глаза».
Он послушался. А когда открыл, она стояла перед ним обнаженной – у молодого человека дыхание перехватило.
