Свет фонарей падал из окна, обтекал ее тело.
«Как я тебе?»
И тогда он сказал все те же слова, потому что они были предельно точны:
«Ты прекрасна, Лилит…»
«Знаю, милый, знаю… а теперь иди ко мне, и возляжем, как мы это делали много-много раз…»
«Когда? Когда же?»
«Давно, очень давно, мой Владислав… – Она потянула его на ковер и привычным движением уложила на себя. – Ты вернулся домой, милый… Я – твой дом… А теперь люби меня, люби!..»
И вот теперь, став мужчиной, любовником, возлюбленным не простой смертной женщины, какой-нибудь набитой дуры, а богини, он ехал в притягательную неизвестность, но знал, что лишь для него это пока загадка. Его хозяйка и служанка, царица и рабыня, его Лилит, стократ возлюбленная, знает все, каждый их шаг. И он готов был подчиниться ей, как подчинялся сотни и тысячи лет назад. Не было ничего упоительнее этого подчинения! Добровольного рабства. Отказаться от него – все равно что мореплавателю не слушаться счастливого попутного ветра, который берется управлять его кораблем и обещает привезти к неведомым богатым землям.
За окном проносились перелески и поля до горизонта, озерца и протоки, дачные массивы с опустевшими по осени огородами и садиками. Они ехали в сторону счастья, назло всему миру, возможно, назло небесам, которым всегда слишком много надо. Но близость с богиней сделала его из юноши мужчиной, готовым к битвам. К черту всех, кто встанет у них на пути!
Огромная папка художника, распухшая, дорогая взору, лежала на деревянной скамейке рядом с Владиславом. Они забрали все его рисунки – ничего не оставили тем, кто скоро ворвется в его дом и станет вынюхивать, рыться, дознаваться. Где они? Что они? Кто они?! А ведь это рано или поздно произойдет, знали они оба. Никто не должен был увидеть ее портреты, понять, какое место в жизни юного художника занимало это неведомое существо. Пусть крысы делают свое дело.
А они, избранные, будут делать свое.
3
В обед Крымову принесли телеграмму. «Уважаемый Андрей Петрович на почте вас ждет ценный конверт информация срочная». «Ладно, – подумал он, – ценный так ценный». И ведь как подгадали – а будь он в уральском лесу? Всего-то в родном городе два дня. Поболтал по телефону с Мариной, поворковал, не смог отказать себе в этом удовольствии в обеденный перерыв. Обещал перезвонить к вечеру. Крымов ждал информации от Яшина и дождался, но она предсказуемо разочаровала его. Ни одно такси не забирало у дома, где жил Ольшанский, женщину и юношу с сумками. Также Крымов узнал, что банковская карточка Владислава нигде не всплывала. До закрытия он успел на почту, получил большой конверт и вернулся домой. Там Андрей обнаружил, что обратным адресом значилась областная библиотека. Что бы это значило?
Закурив на кухне, он с интересом распечатал толстый конверт.
– Ого, да тут целое собрание сочинений, – пробормотал он.
Присланное состояло из трех тонких пронумерованных пачек с документами, в основном ксерокопиями, и письма, адресованного ему, Андрею Крымову. Но едва он прочитал первые строки вложенного послания, как тотчас волнение захлестнуло его.
«Уважаемый Андрей Петрович!
Зная о вашем интересе к делу о пропавшей кукле из магазина „Афродита“ и всем сопутствующим трагическим событиям, посылаю вам три очень важных документа, касающихся их. Читайте в порядке нумерации, и вам откроется многое, о чем вы и не предполагали. Считайте меня искренним, крайне осведомленным и готовым прийти на помощь доброжелателем. Аноним».
Крымов поспешно проглядел все три документа, состоявшие из скрепленных скоросшивателем листов, а потом стал читать первый из них.
Это была биография известного, но рано ушедшего из жизни венецианского художника эпохи Возрождения Алессандро Бьянки. Ксерокопия была снята с какой-то старинной книги, несомненно, в подтверждение того, что сие не вымысел. Там шел готический шрифт, старый итальянский язык, который Крымов не прочитал бы и под страхом смерти, но, к счастью, был сделан и распечатан перевод. Имя художника ни о чем не говорило Крымову, но читать было интересно, и потом, он, опытный сыщик, уже предчувствовал находку.
Художник Алессандро Бьянки родился в Венеции во второй половине пятнадцатого века. С раннего возраста юноша проявил большие способности в рисовании, и тогда родители по совету настоятеля местной церкви с Риальто послали его учиться во Флоренцию – итальянскую столицу искусств, в школу самого мэтра Вероккио, скульптора и живописца, у которого в разное время учились такие гении Ренессанса, как Леонардо да Винчи, Боттичелли и Перуджино.
Алессандро Бьянки вернулся домой настоящим мастером, но он был скромен и решил посвятить себя росписи храмов. Тотчас на него появился огромный спрос – его приглашали поработать в разные храмы островного государства, и он с радостью откликался на каждый зов. Молва о нем среди настоятелей храмов быстро пронеслась по Венеции. И вот его вызвали расписывать только что отстроенный собор Святого Себастьяна в Риальто.
Когда художник работал над восточной стеной храма, где была фреска, на которой изображались Спаситель, Богоматерь и два главных архангела – Гавриил и Михаил, порог собора переступила некая дама, всегда ходившая в черном платье…
«И едва она переступила порог, как свет в храме будто погас, померкли краски и опечалились лики святых, увидевших ее…»
Это был демон, настаивал летописец. Суккуб! Бездушное существо в образе женщины! Но неискушенный в любовных делах и пагубных женских чарах молодой художник Алессандро Бьянки тотчас прельстился этим существом. Она представилась герцогиней Савойской. Такая герцогиня и впрямь существовала, но, по некоторым данным, чуть раньше умерла во время вспышки чумы. Та герцогиня Савойская совсем не была так порабощающе красива, а эта могла бы поспорить с любой языческой богиней. Словно в какой-то момент произошла подмена! Хитростью и чарами она обольстила молодого художника, всецело подчинила себе, сделала его своим рабом – он забыл о своем святом труде, да и невозможно служить двум господам сразу, – а потом беспощадно бросила его. Говорили, так она мстила Господу за то, что Он отнял у нее любимого, венецианского дворянина. Тот погиб на войне во цвете лет, и она дала клятву отнять у Бога верного и чистого слугу, а перед этим изуродовать его душу, заставить сполна выпить из проклятой чаши ее демонического зелья. И Алессандро Бьянки испил эту чашу! Когда она оставила его, светлые и солнечные краски на картинах художника померкли, от них повеяло тьмой и смертным холодом, а потом вместо ангелов на полотна стали сползаться демоны. Изуродованная душа художника порождала их, а на последней картине вошедшие в мастерскую святые отцы увидели ее
