Лаундс надеялся, что все это сон. Попытался поднять руку, напрягаясь все больше, пока, наконец, боль в кисти и предплечье не стала такой сильной, что от нее и мертвый бы встал. Нет, нет, это, конечно, не сон. Он начал лихорадочно соображать, что ему делать.
Ценой неимоверных усилий ему удалось скосить глаза настолько, что он смог на секунду увидеть свою руку и понять, как его привязали к креслу. Никаких застежек, никаких приспособлений для защиты сломанного позвоночника. Значит, это не больница. Кто-то похитил его!
Лаундсу казалось, что он слышит шаги этажом выше. Но, может, это стучал его собственный пульс?
Он попытался сосредоточиться и заставить себя соображать.
– Не волнуйся и думай, – шептал он себе. – Соберись с мыслями "и думай!
Заскрипели ступеньки под весом спускающегося Долархайда. Лаундсу казалось, что незнакомец ступал- прямо по его телу.
Он уже стоял совсем рядом, за спиной.
Лаундсу не сразу удалось обрести голос.
– Я не видел вашего лица. И не смогу вас узнать. Я не знаю, как вы выглядите. Газета, где я работаю, "Отечественный Сплетник", – заплатит выкуп, хороший выкуп. Полмиллиона, может быть, миллион. Миллион долларов!
В ответ ни звука, только скрипнули пружины дивана. Усевшись, незнакомец спросил:
– О чем вы думаете, мистер Лаундс?
Забудь про страх и боль и думай. Быстро! Надо выиграть время. Выиграть несколько часов, значит выиграть годы жизни. Он еще не решил .
Меня убить. Ведь он не показывает мне своего лица.
– О чем вы думаете, мистер Лаундс?
– Я не понимаю, что произошло.
– Вы знаете, кто я такой, мистер Лаундс?
– Нет и, поверьте, не хочу знать!
– По-вашему, я злобный, погрязший в пороке секса алчный извращенец, потерпевший неудачу в любовных делах. Зверь, как вы изволили выразиться, вероятно, выпущенный на свободу благодаря добросердечному судье.
Обычно Долархайд избегал слова "сексуальный" из-за свистящего звука С". Но с таким собеседником, которому было совсем не до смеха, он чувствовал себя свободно.
– Теперь вы знаете, кто я, не так ли?
Не лги. Соображай быстрее.
– Да – Зачем вы написали неправду, мистер Лаундс? Зачем назвали меня сумасшедшим?
Отвечайте!
– Когда кто-то… когда кто-то поступает так, что большинство людей его не понимает, его называют…
– Сумасшедшим.
– Называют, как.., братьев Райт. В истории всегда…
– Что мне до вашей истории? Вы понимаете, что я делаю, мистер Лаундс?
– Понять… Вот-вот! Это и есть шанс.
Выкручивайся, Фредди!
– Нет, но мне кажется, что сейчас мне предоставилась возможность понять вас, а следовательно, все мои читатели тоже смогут это сделать.
– Вы понимаете, что это не всем дано?
– Да, это большая привилегия. Но я должен признаться вам, как человек человеку, что я напуган. Если вами движет великая идея, не пугайте меня, и мне будет легче вас понять.
– Человек человеку… Человек человеку… Вы говорите это, чтобы побудить меня к искренности, мистер Лаундс. Ценю ваши старания. Но, видите ли, я не человек. Я был им раньше, но благодаря милосердию Господа и моей собственной Воле я стал иным. Я нечто большее, чем человек. Вы сказали, что вам страшно. Вы верите, что Господь благоволит этому дому, мистер Лаундс?
– Не знаю.
– Молитесь ли вы Ему в эту минуту?
– Иногда я молюсь. Чаще всего, когда мне страшно.
– И Он вам помогает?
– Не знаю. Я не задумывался над этим, хотя должен был.." – Должен был… Хм-м… Есть многое, над чем вам стоило бы задуматься. Через некоторое время я вам в этом помогу. Вы позволите мне на минутку удалиться?
– Конечно.
Шаги удалялись. Открылся и закрылся ящик кухонного стола. Лаундс часто писал об убийствах, совершенных на кухне, где всегда под рукой оружие. Полицейская статистика может изменить ваше отношение к кухне.
Потекла вода.
Лаундс подумал, что уже, наверное, ночь. Крофорд и Грэхем заждались его. И, конечно, уже беспокоятся. Лаундса охватила глубокая, неизбывная тоска, перемежавшаяся приступами страха.
За спиной послышалось дыхание. На самом краю поля зрения появилось светлое пятно. Загорелая и сильная рука. Ему предлагают выпить чая с медом. Лаундс взял в рот соломинку и почувствовал тепло.
– Я напишу большую статью, – пообещал он, сделав несколько глотков. – Там будет все, что вы захотите… Вы опишете себя как вам будет угодно. Или вообще не надо никаких описаний…
– Тес. – Незнакомец постучал по его макушке пальцем. Стало светлее. Кресло начало поворачиваться.
– Нет! Яне хочу увидеть вас.
– Но вы должны это сделать, мистер Лаундс. Вы же репортер. И поэтому вы здесь. Когда я вас разверну, откройте глаза и посмотрите на меня. А если вы не откроете глаза сами, я пришью ваши веки ко лбу.
Раздалось чмоканье, что-то щелкнуло, кресло развернулось. Лаундс сидел с закрытыми глазами лицом к центру комнаты. Незнакомец требовательно постучал пальцем по его груди. Потом прикоснулся к векам. Лаундс открыл глаза.
Сидящему Лаундсу фигура в кимоно показалась очень высокой. Маска из чулка была завернута до носа. Незнакомец повернулся спиной к Лаундсу и сбросил кимоно. Мощные спинные мускулы выступали под великолепно вытатуированным хвостом, который тянулся вниз по ягодицам и обвивался вокруг ноги. Дракон медленно повернул голову, взглянул через плечо на Лаундса и улыбнулся, демонстрируя себя во всей своей красе.
– Боже милосердный! – прошептал Лаундс.
Теперь он сидел в центре комнаты, и ему был виден экран. Долархайд завернулся в кимоно и надел зубной протез, без которого он не мог говорить.
– Хочешь ли ты узнать, кто я?
Лаундс попытался кивнуть, но его волосы намертво прилипли к креслу.
– Больше всего на свете. Только я боялся спросить об этом.
– Смотри.
На первом слайде была картина Блейка, изображавшая великого Человека-Дракона со сверкающими крыльями. Он взметнул свой хвост над Женщиной, одетой в солнечный свет.
– Теперь видишь?
– Вижу.
Долархайд принялся часто менять слайды.
Щелк. Живая миссис Джекоби.
– Видишь?
– Да.
Щелк. Живая миссис Лидс.
– Видишь?
– Да.
Щелк. Долархайд-Дракон с напряженными мускулами и вытатуированным хвостом распростерся над супружеской постелью Джекоби.
– Видишь?
– Да.
Щелк. Миссис Джекоби ждет своей участи.
– Видишь?
– Да.
Щелк. Миссис Джекоби дождалась своей участи.
– Видишь?
– Да.
Щелк. Миссис Лидс ждет своей участи, а рядом лежит бездыханное тело Лидса.
– Видишь?
– Да.
Щелк. Миссис Лидс дождалась своей участи. Она вся в крови.
– Видишь?
– Да.
Щелк.
Фредди Лаундс. Фотография, переснятая из "Сплетника".
– Видишь?
– О Боже!
– Видишь?
– О Боже мой! – слова вырывались из груди Фредди с рыданиями, словно у ребенка.
– Ты видишь?
– Нет, пожалуйста, не надо!
– Что "не надо"?
– Нет… Не меня!
– Вы о чем? Вы же мужчина, мистер Лаундс! Вы мужчина или нет?
– Да.
– И вы по-прежнему считаете меня педерастом?
– О, ЧТОБЫ?!
Конечно, нет!
– А вы сам педераст, мистер Лаундс?
– Нет.
– Будете писать лживые статьи обо мне, мистер Лаундс?
– О нет! Нет!
– Зачем же вы лгали, мистер Лаундс?
– Меня заставили в полиции. Я писал то, что мне велели полицейские.
– Вы ссылались на Уилла Грэхема.
– Грэхем заставил меня! Грэхем!
– Теперь вы скажете правду? Правду обо мне. О моих Деяниях. Моем превращении. Моем Искусстве, мистер Лаундс. Вы согласны, что это искусство?
– Да! Да, да, это искусство.
Ужас, который был написан на лице Лаундса, окрылил Долархайда и он начал говорить, паря над шипящими и фрикативными звуками; взрывные согласные служили ему огромными, широко раскрытыми крыльями.
– Вы утверждали" что я, который видит дальше вас, – сумасшедший. Я, который продвинул мир вперед, – сумасшедший! Я, отважившийся на то, на что не отважились бы вы. Я, оставивший на Земле свой единственный и неповторимый след, столь глубокий, что он сохранится и тогда, когда истлеет ваш прах. Ваша жизнь в сравнении с моей лишь выделения слизняка на граните. Тонкий слой слизи поверх надписи, высеченной на моем монументе.
Слова, которые Долархайд написал на своем стенде, вдруг полезли из него наружу.
– Я – Дракон, а вы называете меня сумасшедшим. Мир следит за моими деяниями так же пристально, как за полетом кометы. Вы слышали о комете одна тысяча пятьдесят четвертого года? Нет конечно. Ваши читатели следуют за вами, как дети, ведущие пальцем по мокрому следу слизняка. Их интересует всякая дребедень, а потому они обречены читать ваши глупости, как обречена таскать свою раковину улитка.
Сравнить вас со мной все равно, что улитку сравнивать с солнцем! Тебе был дано увидеть великое Преображение, но ты ничего не понял. В следующей жизни ты будешь муравьем. Не страх ты должен испытывать, Лаундс, лицезрея меня. Ты и другие муравьишки.
