Рядом затормозила «краун-виктория». Терри опустила боковое стекло.
– Родригес, ты что, угнал машину? – Она качнула своей красивой головой и улыбнулась.
Я почувствовал неожиданный прилив счастья, казалось бы, совершенно неуместный приданных обстоятельствах, и засмеялся:
– Разумеется, угнал. Поэтому садись скорее, пока не появились копы.
Терри села рядом, и я показал ей рисунок.
– Я его знаю, – произнесла она. – Видела в участке, и комнате регистрации задержанных… он вошел с папками. Это он, уверена.
– Его зовут Тим Райт. Работал в отделе общественной информации.
– Да.
– Его уволили два дня назад.
Черт возьми, Родригес, как тебе это удалось?
Наконец-то пришло долгожданное наитие. – Я приободрился: Терри его узнала, значит, это действительно Тим Райт.
Она помолчала.
– Но тебе все равно придется к ним пойти.
– Ты же сама говорила, что мне не следует этого делать, что им ничего нельзя будет объяснить – татуировку, рисунок, мой карандаш.
Терри вздохнула:
– Иного выхода нет.
– Есть. Мы найдем Райта.
– Нет. Ты явишься к федералам, а я немедленно отправлю на него ориентировку.
– И что? Обыскать его дом не получится. Нет достаточных оснований. Что ты скажешь судье? «Ваша честь, вот рисунок, который состряпал Родригес. Ему так привиделось». Нет, Терри, ни один судья в Нью-Йорке под это ордер на обыск тебе не подпишет.
Терри поразмышляла с минуту. Я видел, как сомнения на ее лице сменились тревогой и даже легким испугом.
– Но ты должен меня понять, Родригес. Если окажется, что это не Тим Райт, то все, с работой мне придется распрощаться. Навсегда.
– Да. Но ты должна поверить в меня, несмотря ни на что. – Я коснулся ее руки.
– Не трогай меня! – Терри отдернула руку. – Я не могу думать, когда ты меня трогаешь.
Я молчал. Сидел, откинувшись на спинку сиденья, смотрел на Терри. Наконец она подняла голову.
– Послушай, Родригес…
– Ты права! – прервал ее я. – Это действительно большой риск. Я не имел права просить тебя об этом.
– Черт побери, Родригес, ты ничего не понял! – воскликнула Терри и хлопнула меня по руке. – Давай, поехали!
Я смотрел прямо перед собой, сжимая руль. С Терри мы почти не говорили. Я назвал ей адрес Райта в Куинсе, а она заявила мне, что я сошел с ума и она сошла с ума. Мы замолчали. Каждые несколько минут я поглядывал на Терри, тревога и страх на ее лице не проходили. Можно лишь догадываться, что она ощущает.
Я вспомнил, что в этих местах мы с Хулио когда-то подростками бросили на пустынной стоянке угнанный автомобиль и любовались сверху Ист-Ривер и городом, похожим на райскую долину. Величественные небоскребы весело мерцали в вечернем небе, как рождественские елки. Чувствовали мы себя тогда восхитительно. Теперь настроение было иное.
– А это что такое? – Терри заметила кувшин с голубой водой и повернула его к свету. – Ты перешел на акварели?
Я хотел соврать, но не стал.
– Это мне дала… бабушка. Вернее, ее приятельница… и общем, не знаю, как объяснить.
– А ты попробуй.
Я рассказал ей о посещении Марии Герреро и о том, что именно оно позволило мне закончить рисунок. Подробности, касающиеся разбитого яйца и цветков гладиолуса, я решил опустить. Терри выслушала меня задумчиво, затем кивнула на торчащую из кармана рукоятку «смит-и-вессона».
– Ты собирался ехать один?
– Да что ты. Нет.
– Врешь.
Она усмехнулась и сразу посерьезнела. Впереди показался Куинс.
Он чувствует себя превосходно. Изнурительный труд наконец принес плоды. План готов. Бог подсказал, что делать, и он не промахнется.
Он рассматривает свой рисунок, сминает его в руке и роняет в мусорную корзину. Ему больше не нужна никакая бутафория, никакой реквизит. И без того все предельно ясно.
Затем он стоит, вскинув голову к потолку. Там, наверху, гостиная со стильной мебелью, великолепные кресла, диван, телевизор с большим экраном. Он ради этого работал, считал важным. А теперь он другой, для него все это не имеет значения. Даже жена, которая ушла и забрала собой ребенка.
Когда это произошло? Несколько дней назад, месяцев, год?
А может, их вообще никогда не было? Все это выдумка? Он пытается представить лица жены и ребенка, но в его мозгу нет места. Там все заполнено картиной того, что он наметил совершить. Грандиозность замысла заслоняет опальное.
Он проверяет снаряжение. Все готово. Пора.
– Ты сказал: «Двадцать третья». Это улица или авеню?
– Не знаю. Дежурная продиктовала: «Двадцать третья, 202», я так и записал. Откуда мне было знать, что тут есть Двадцать третья улица и Двадцать третья авеню? Руки нужно оторвать тому, кто это придумал, чертов садист.
– Ладно, – усмехнулась Терри, – мы проехали всю Двадцать третью улицу, и там номера двести два не было. Значит, авеню.
Я выехал на Двадцать третью авеню, Терри смотрела номера. Наконец появился дом номер двести два, небольшой, кирпичный, на одну семью, на маленьком участке. Все очень буднично и скромно. А чего я ожидал? Что из трубы будет полыхать пламя, как на рисунке, сделанном по сну бабушки?
– Ну давай же, – поторопила Терри.
Я проехал мимо дома, развернулся и двинулся снова, пытаясь определить, есть ли там кто-нибудь. Автомобиля нигде не видно, но это ничего не значит. Я остановился на противоположной стороне улицы и опустил стекло.
– Попробуй туда заглянуть, – сказала Терри.
– Как? Сквозь стену, как Супермен?
– Я имела в виду окно, но если ты можешь видеть сквозь стены, то давай.
Окна закрыты жалюзи и шторами. Я повернулся к Терри:
– Извини, что втянул тебя в это дерьмо.
– Нет, – сказала она, – это ты извини, что я втянула тебя в расследование.
– Ну и что, мы так и будем извиняться друг перед другом? А время идет. Вот телефон, давай звони.
Терри набрала номер на своем мобильнике.
– Ну что там?
– Пока еще нет гудков. Расслабься. – Она прижала телефон куху. – Вот появились. Одни… два… три… четыре…
Я затаил дыхание.
– …пять… шесть… семь, – продолжила Терри. – Никто не берет трубку. Восемь… девять… десять. Там нет автоответчика. – Она отсоединилась.
– Как ты думаешь, он бы ответил, если бы находился там?
– Если бы заметил, что мы наблюдаем за его домом, то нет.
Мы посидели минут пятнадцать, ожидая каких-нибудь событий. Но ничего не произошло, и Терри произнесла:
– Пошли.
Она нажала ручку дверцы машины, но я ее остановил.
– Ты что, притащил меня сюда, а теперь струсил?
– Нет. Дай руку.
– Знаешь, Родригес, не время разыгрывать сейчас сюжеты с поздравительных открыток.
– Просто дай мне на секунду руку.
Я взял кувшин с голубой водой и окропил ею руки Терри, затем свои. Причем совершенно не чувствовал себя идиотом. Обычная подготовка перед битвой с сипами зла.
– Ты сказал: «Двадцать третья». Это улица или авеню?
– Не знаю. Дежурная продиктовала: «Двадцать третья, 202», я так и записал. Откуда мне было знать, что тут есть Двадцать третья улица и Двадцать третья авеню? Руки нужно оторвать тому, кто это придумал, чертов садист.
– Ладно, – усмехнулась Терри, – мы проехали всю Двадцать третью улицу, и там номера двести два не было. Значит, авеню.
Я выехал на Двадцать третью авеню, Терри смотрела номера. Наконец появился дом номер двести два, небольшой, кирпичный, на одну семью, на маленьком участке. Все очень буднично и скромно. А чего я ожидал? Что из трубы будет полыхать пламя, как на рисунке, сделанном по сну бабушки?
– Ну давай же, – поторопила Терри.
Я проехал мимо дома, развернулся и двинулся снова, пытаясь определить, есть ли там кто-нибудь. Автомобиля нигде не видно, но это ничего не значит. Я остановился на противоположной стороне улицы и опустил стекло.
– Попробуй туда заглянуть, – сказала Терри.
– Как? Сквозь стену, как Супермен?
– Я имела в виду окно, но если ты можешь видеть сквозь стены, то давай.
Окна закрыты жалюзи и шторами. Я повернулся к Терри:
– Извини, что втянул тебя в это дерьмо.
– Нет, – сказала она, – это ты извини, что я втянула тебя в расследование.
– Ну и что, мы так и будем извиняться друг перед другом? А время идет. Вот телефон, давай звони.
Терри набрала номер на своем мобильнике.
– Ну что там?
– Пока еще нет гудков. Расслабься. – Она прижала телефон к уху. – Вот появились. Одни… два… три… четыре…
Я затаил дыхание.
– …пять… шесть… семь, – продолжила Терри. – Никто не берет трубку. Восемь… девять… десять. Там нет автоответчика. – Она отсоединилась.
– Как ты думаешь, он бы ответил, если бы находился там?
