Он окинул взглядом окрестности. Нужно было старуху с собой взять, она бы точно показала место. И в это момент он увидел… Огромная, иссиня-черная ворона топталась на едва заметном пригорке всего в нескольких метрах от него, что-то выковыривая из аккуратно уложенного пласта дерна.
— А ну пошла…
Он замахнулся на птицу, та с недовольным карканьем расправила казавшиеся огромными крылья и взлетела на сук стоявшей неподалеку березы, откуда принялась с любопытством наблюдать за незваным гостем, потревожившим ее покой. Между тем Алексей уже расшвыривал в стороны комья земли. Глинозем еще не успел слежаться, и дело продвигалось довольно споро.
— Сейчас, моя хорошая, сейчас, потерпи еще чуть-чуть, — хрипел он, выворачивая очередной ком земли.
Полметра, метр, полтора… Дьявол, на какой же глубине она лежит? А что, если он ошибся, и Оксана совсем не здесь…
Вскоре от черенка лопаты на ладонях появились мозоли. К тому же, работая в таком бешеном темпе, он уже начинал уставать. Сколько же еще копать, в самом деле?!
В этот момент лопата ударилась обо что-то твердое. Боясь поверить в удачу, он ударил снова, еще сильнее. И тут же ему показалось, что он услышал чей-то крик.
— Оксанка, я здесь. Мне еще немного осталось!
Алексей принялся бешено орудовать инструментом, сам себе удивляясь, откуда у него берутся силы. Через несколько минут он уже смог полностью откопать крышку гроба. Теперь он был уверен, что крик ему не послышался. Он даже вроде бы расслышал свое имя.
На его счастье, Зиновий не удосужился крепко заколотить гроб, воспользовавшись всего четырьмя гвоздями, вбитыми по углам. Те выходили из пазов легко, и отодрать крышку удалось без усилий.
— Лешка!
Оксана, всхлипывая, протянула к нему руки с ободранными в кровь ногтями. Он прижал ее к себе, гладя по волосам и успокаивая:
— Ну-ну, родная, все уже позади. Неужели я позволил бы какому-то ублюдку так поступить с тобой?!
— Лешка, ты не представляешь, что я пережила, пока лежала в этом проклятом гробу.
Они наконец-то выбрались из ямы наверх, и теперь она с ужасом глядела на сосновый ящик, который мог стать ее последним пристанищем.
— Ты знаешь, — немного успокоившись, продолжила она, — я не столько за себя переживала, сколько за Митьку. Думала, кто ему заменит мать, если со мной что-нибудь случится…
— Леш, погоди, — немного отстранилась Оксана, — я хочу знать, что это за человек, который решил похоронить меня живьем. Что я ему сделала? И могу ли я быть уверена, что он не повторит свою попытку.
Он немного отстранился и внимательно посмотрел в глаза:
— Поверь, я не хотел впутывать тебя в эту историю…
— Господи, что еще за история?
— Погоди, не перебивай… В общем, это разговор не на одну минуту. Едем сейчас ко мне, и я все тебе расскажу. А там решим, как нам быть дальше.
По пути к выходу с кладбища они увидели спешащих навстречу им людей. Впереди бежал Леонченко, чуть позади держались еще несколько человек, а замыкали процессию близнецы.
— Фу ты, слава богу, вроде все живы, — выдохнул Виктор, подлетев к Алексею и Оксане. — Рассказывай, что здесь было.
— Да, Вить, вашей оперативности можно только позавидовать, — усмехнулся Клёст, косясь заодно на Яниса с Петерсом. — А на счет того, что было… Давай утречком я приеду к тебе, и там все обсудим. Да и товарищей из ФСБ заодно пригласим. Я не хочу оставлять Оксану одну, а она, сам видишь, в каком состоянии.
— Значит, Зиновий опять ушел… Ну, ничего, я сейчас вызову ребят из РОВД, на всякий случай мигом прочешут округу. Описание Зиновия у них есть. А вас тогда я подвезу до дома, что ли… До твоего дома, или до хаты твоей… девушки? А то, может, сразу в больничку, на всякий случай?
— Вы мне лопату-то верните. Имущество ведь казенное.
Подоспевший сторож с самым решительным видом подступил к Алексею:
— Ежели каждый будет брать у меня струмент, а потом не возвращать, то чего я начальству скажу? У меня и так зарплата меньше пенсии, а с нее еще и удерживать будут за лопаты…
— Не беспокойся, отец, вон твоя лопата, возле березки. Кстати, не знаешь бабушку с чудным именем Ефросинья?
— А что, повстречали никак? Бродит тут юродивая, с могилок покушать собирает, да и даст кто еды иногда - не откажется. Только денег не берет почему-то. Кто такая, откуда — никому не ведомо. Сам-то я ее пару раз только и встречал… Ну, я это, за лопатой побегу, а то сопрут еще, бомжей-то в округе немало шастает…
Проводив взглядом удаляющуюся спину резво затрусившего в сторону леса старичка, Алексей повернулся к Леонченко:
— Спасибо, что предложил подвезти… Оксану я не смогу сегодня оставить без присмотра, а у нее есть дома кое-какие дела. Так что мы отправимся к ней.
Оксана согласно закивала, по-прежнему не в силах отойти от Клеста больше чем на один шаг.
— Я хотел тебя еще о кое о чем попросить, Виктор. Установи дежурство за ее квартирой, ладно? Хочется провести эту ночь спокойно.
— После такого тебе по большому счету месяц как минимум нужно провести в санатории. Надеюсь, что нам все-таки удастся отдохнуть всем вместе: мне, тебе и Митьке. А сейчас тебе нужно отлежаться пару деньков, прийти в себя. На работу позвонишь, скажешь, что приболела, как-нибудь без тебя пару дней перебьются. А от врача отправимся к Леонченко, писать заявление, где изложишь все, что с тобой произошло. Надо же ему как-то оправдаться в глазах начальства за то, что оперативников на кладбище таскал.
За стеной, в соседней комнате, уже с час как тихо посапывал Митя. Оксана, долго скоблившая под струями душа себя с ног до головы, теперь, одетая в короткий цветастый халатик, лежала на кровати и молча смотрела в потолок, на котором высвечивался проецируемый светом уличного фонаря косой квадрат окна. Алексей сидел на краешке постели и слушал тихое дыхание. На лице любимой не отражались никакие эмоции, хотя он подозревал, что сейчас на самом деле творится в ее душе. Оксана узнала всю правду, включая рассказ об участии ее отца в изнасиловании его матери. На этом месте повествования девушка чуть отстранилась от него, словно не веря в то, что он рассказал, но вновь не издала даже звука.
Немного оживилась она при упоминании подаренной его матери Василием шумерской богини, и таинственной истории с вещими снами Татьяны. В глазах любимой появилось некое подобие любопытства, но не более того.
Когда он закончил, и вопросительно посмотрел на Оксану, словно ожидая от нее ответа, та по-прежнему молчала. Тогда он, пытаясь немного разрядить ситуацию, завел разговор о планах на завтра. Вновь никакой реакции.
— Зря я, наверное, это тебе рассказал, — пробормотал он, глядя в темный провал окна. — Представляю, каково тебе сейчас.
И в этот момент она разрыдалась. Сначала это было слабое сопение, словно у Оксаны заложило нос, которое потом переросло в настоящие всхлипывания с подвыванием.
— Милая, ну не надо… — он склонился и погладил ее по голове. — Все будет хорошо, я не дам тебя в обиду…
— Да я… да я не поэтому плачу, — сквозь слезы простонала девушка. — Как он мог!
— Кто? Что мог?
— Да отец мой! Как он мог… твою мать…
— О, господи!
Он прижал ее к себе, с нежностью гладя по волосам.
— Ну ты-то, ты-то здесь при чем? Чего ты себя накручиваешь? Блин, я уже жалею, что рассказал тебе все это…
Оксана продолжала реветь, но слова Алексея все же возымели свое действие. Через пару минут завывания переросли в слабые всхлипывания, а вскоре и вовсе прекратились.
«Ну, слава тебе Господи, — с облегчением подумал Клёст. — А то прямо детский сад какой-то».
— Я люблю тебя.
Ее рука скользнула вверх, гладя его по голове. Вот те раз, все закончилось признанием в любви. Уже после, перед тем, как провалиться в объятия Морфея, ему пришло в голову, что Оксана вполне может оказаться сестрой Зиновия. Если, конечно, сперматозоиды ее отца породили это чудовище. Уже засыпая, он подумал, что когда Хорькова поймают, не мешало бы провести анализ ДНК. Хотя, если результат окажется положительным, это может очень сильно расстроить его любимую женщину…
Утром они отправились в прокуратуру. Ради них заранее предупрежденный по телефону Виктор отложил все дела, и когда Алексей с Оксаной появились на пороге, тут же поставил греться электрочайник. Пока тот закипал, девушка писала заявление. После чаепития, в котором приняли участие и молчаливые близнецы, Леонченко стал записывать ее показания, которые поместил в уже довольно пухлую папку. На ее обложке шариковой ручкой был написан порядковый номер 1021 и два слова: «Зиновий Хорьков».
Допрос, если дружескую беседу под протокол можно было так назвать, длился около полутора часов. Янис тоже что-то строчил в свой блокнот, Петерс просто слушал, не сводя с рассказчицы немигающего взгляда, отчего той было слегка не по себе. Оксана попыталась вспомнить все, что с ней произошло после того, как она приехала вчера к семи вечера на Ново-Восточное кладбище. Она стояла, оглядываясь по сторонам, и все же не заметила, как в начале восьмого откуда-то из-за ее спины вынырнул этот самый Иван Романов… Господи, и почему она сразу не насторожилась, когда он представился ей в первый раз?! Иван Федорович Романов… Псевдоним далеко не из лучших, может быть, из-за этой простоты она и поверила, что его именно так и зовут. Да и с какой стати ей было подозревать этого человека в чем-то нехорошем?
