домой. Аня скинула в передней обувь, шапку, верхнюю одежду. Влетела в комнату. Отец, взволнованный и заметно нервничающий, стоял с ремнём. Мать сидела на табурете в углу и кончиком шерстяной шали вытирала глаза. Отец молча схватил Аню и одним движением кинул на кровать. Рука с ремнём поднялась над головой, чтобы быстро упасть и обжечь ледяное тело девочки ударом дублёной кожи. Но отец замер. Он смотрел на Аню так, как будто видел первый раз. Растрёпанная раскрасневшаяся дочь лежала на кровати и тяжело дышала. Грудь, по-женски полная и крепкая, то поднималась, то опускалась. Старая узкая юбка обтягивала крутые бёдра. В эту минуту Ане совсем не было страшно. Она вызывающе смотрела на отца: «Дескать, ну ударь меня! Ударь! Не боюсь я тебя!». Анька злилась – на мать, сидящую в углу и не заступающуюся за дочь, на отца, который так с ней обращается. А он смотрел на неё и не мог поверить, что перед ним совсем взрослая дочь.
Отец опустил руку, развернулся и ушёл. На улице хлопнула дверь в сарай. Ночью, когда Аня уже спала, он разбудил мать, дал денег и велел купить дочери новую юбку. А ещё, стараясь не показывать волнения и озабоченности, приказал смотреть лучше за девочкой и не пускать её куда не надо. «А то …!!!», – не закончил мысль отец, но матери и так было понятно.
Анна Павловна очнулась от воспоминаний. Встряхнула головой. Тугая коса, обёрнутая вокруг головы, больно давила на затылок. Что-что, а вот волосы с возрастом, если и стали чуть хуже, то другим было совсем незаметно. О таких волосах каждая женщина только мечтать могла: густые, крепкие, цвета сочной пшеницы. Конечно, сейчас и седина появилась, но было немного и то только возле висков. Подруги всегда завидовали её шевелюре: «Анька! Ну у тебя и волосы! Роскошь! Такими волосами любого мужика можно свалить наповал». А она смеялась в ответ: «Не только свалить, но и задушить, и к себе привязать на веки вечные!». Анна Павловна до сих пор гордилась волосами. Да и не только. Ей было к восьмидесяти, но выглядела, как говорится, на отлично. А талант к рукоделию помогал одеваться красиво и элегантно и в почтенном возрасте.
Минула середина лета. Анна Павловна, по обыкновению, сидела на балконе. Вязала себе яркую шаль на зиму. Шарфы – скучно и надоели. Сколько она этих шарфов уже связала. А такую шаль можно и обернуть вокруг себя, и жилеткой сделать, завязав концы узлом на спине. Да и просто на голову накинуть в морозные дни. День обещал быть жарким и шумным – суббота – всем известно. Ватаги ребят уже носились по двору, кто-то из соседей суетился возле машины, набивая её дачным скарбом. Суета вокруг убийства Таньки потихоньку улеглась. Преступника, как рассказывали во дворе, пока не нашли. Но полиция работает. Народ в страхе долго жить не может, вот и их двор вернулся к обычному состоянию. Дети гуляли, мамашки наворачивали круги с колясками, пенсионеры судачили возле подъездов. Вспоминали историю с убийством лишь когда отец или мать Танькины появлялись на улице. В такие минуты весь двор как будто замирал – слышался лишь лёгкий шелест перешёптываний. Стоило родителям исчезнуть из поля зрения зевак, как все оживали и возвращались к занятиям, так неожиданно прерванным. Но даже такая реакция на мать с отцом несчастной девушки сходила на нет. «Да! Всё забывается, всё стирается», – думала Анна Павловна, погружаясь в жизнь двора.
Шум, хохот, крики, грохот отвлекли Анна Павловну от грустных мыслей. Она привстала и перегнулась через балконные перила, чтобы получше разглядеть виновников шума и, может, прикрикнуть на них. Из подъезда как раз выходила толпа людей, возбуждённых и потных. В основном молодые и незнакомые. В конце показались соседи – пожилая пара с первого этажа. Последними вышла двое – женщина вся в белом держала под руку невысокого тщедушного вида с большой проплешиной на голове мужичка. Анна Павловна сморщилась от вида блестящего и немного бликующего лысого котелка.
«А! – вспомнила старушка. – Светка же замуж выходит. Мать её говорила». Анна Павловна внимательно разглядывала жениха – комичного, но добродушного, как ей показалось. «Костюм дорогой, туфли тоже. Хотя сидит всё как-то неказисто! – пронеслось у неё в голове. – Ну, конечно! Третий раз же замуж выходит. Всё богатого искала. Два предыдущих мужа посимпатичнее были, но, видно, бедные. Не пришлись ко двору. Нашей Светке красивую жизнь подавай. Ни дня же баба не работала. Всё мужика искала. И вот нашла! Ну, девка, даёт. Плешивый – не плешивый, а деньги у него водятся!».
Анна Павловна снова перегнулась через перила. Её раздражали мужики с лоснящимися потными лицами, бабы с одинаковыми завитушками вокруг расплывшихся лиц и раскрасневшихся щёк, то ли от жары, то ли от выпитого. «Пошло! Как это пошло! – смотрела на них Анна Павловна. – Лишь Светка ведёт себя спокойно! Мало улыбается. Выглядит как скала, об которую разбивается море пьяных эмоций, ничуть не побеспокоив каменного величия и достоинства. Держит лицо и стать! Породистая девка. Этого у неё не отнять».
Анна Павловна смотрела на Светку и завидовала – молодости её завидовала. Но ещё, в чём было трудно признаться, раздражала способность молодой женщины быть гордой и лёгкой, любить себя и свободу, иметь столько возможностей и запаса жизненных сценариев. Хочешь так поверни жизнь, а не хочешь – сделай наоборот. Не понравилось – развелась. Захотела – вышла замуж снова. Никто не мог остановить или что-то запретить. Плевала она на всех и, Анна Павловна была уверена, Светку ничуть не волновало мнение других. Как бы ей, тогдашней молодой Аньке, хотелось быть такой – свободной, жизнелюбивой, бесстрашной.
Пока под окнами кричали «Горько!» и слышались хлопки вылетающих пробок, Анна Павловна снова погрузилась в воспоминания юности, полной надежд и веры в будущее. «Вот сейчас закончу школу и всё! Свобода! Уеду учиться, и пропади пропадом этот дом, улица, весь городок со всеми обитателями!», – мечтала Анька.
В школе она обожала химию, биологию, отлично разбиралась в анатомии человека, часами сидела в лаборатории и проводила опыты. Побеждала в конкурсах и олимпиадах. «Светлая голова. Талантливая девочка», – говорили учителя. Аня мечтала стать врачом и не просто абы каким. А хирургом. Спасать людей, перекраивать им тело, давать новую жизнь, заставлять дышать. Она готовилась к поступлению в институт с жаром и даже фанатизмом. Ближайший медицинский находился в Ленинграде. Аня никогда ещё там не была, но точно знала, что полюбит огромный город всей душой.
Неожиданно воспротивился отец: то ли денег
