Она закричала. Но Мышкин ничего не услышал. Внезапно он оглох. И совсем окоченел, увидев, как татуированный перелез вперед и все вместе они стали рвать на девушке платье. Полетели по вагону тонкие белые клочки. Потом в потолок ударился белый бюстгальтер и медленно опустился рядом с Мышкиным.
Он увидел, как метнулась из стороны в сторону ее крупная грудь с белыми пятнами незагоревших сосков. Платье затрещало ниже – теперь Мышкин все слышал, даже сквозь гром и лязг.
«Вот мне и конец», – обреченно подумал Мышкин, снял очки и сунул их в карман.
Без очков он оказался словно на дне аквариума, однако, и сквозь муть видел, как взметнулась длинная нога, и острый каблук вонзился в щеку татуированного. Тот отшатнулся, закрыл ладонями лицо, залившееся кровью. Все трое остолбенели.
И почти тотчас в них влетел живой снаряд весом в 82 килограмма. Мышкин схватил девушку поперек талии, отшвырнул к двери и крикнул:
– К машинисту! Бегите к машинисту! Пусть вызывает вокзальную полицию!
Тут же он получил сокрушительный удар в ухо, и второй – по затылку. На несколько секунд он потерял сознание. Когда очнулся, обнаружил, что его выталкивают через разбитое окно наружу, а он никак не пролезает. Тогда его потащили за ноги к тамбуру, он поехал затылком по полу и все время пытался поднять голову, потому что затылок невыносимо жгло. Потом с головы оторвался лоскут кожи, пошла кровь, затылок заскользил, и жжение почти прекратилось.
Завыли тормоза – поезд замедлил ход перед Ореховым. Двое с усилием раскрыли половинки вагонной двери, третий, залитый кровью, мощным пинком в зад вытолкнул Мышкина на соседние рельсы, между которыми бесконечной лестницей неслись назад железобетонные шпалы.
Он летел на них удивительно медленно, и потому успел осознать, что сейчас тоже превратится в мешок с костями, как тот, кого выбросили раньше. Однако в тело неожиданно ударил мощный поток горячего воздуха, который всегда тянется за поездом, как за поршнем гигантского наноса. Воздушного толчка хватило, чтобы Мышкин упал чуть дальше смертельных шпал.
Какое-то время он неподвижно лежал и видел над собой в сером небе, солнце – коричневое, в космах протуберанцев. Потом с трудом сунул руку в карман брюк. Очки на месте. Только вместо одного стекла – пустота и мелкие осколки в кармане.
Кряхтя от боли, Мышкин надел очки, приподнялся и в уцелевшее стекло увидел, как поезд на несколько секунд остановился и почти сразу начал движение – платформа была пуста. Но из первого вагона кто-то успел выскочить на ходу и побежал в его сторону.
Он с напряжением, боли в глазах, вгляделся и облегченно вздохнул: она. Легкие волосы развевались на бегу, сверкая серебром. На девушке осталась только белая юбка, точнее, уцелевшая нижняя часть платья. И вязаная сумочка на плече.
– Живы?.. Вы живы? – крикнула она, спрыгнула с платформы и подбежала к нему.
Мышкин попытался улыбнуться и с огромным трудом приподнялся на локте.
– Вот уж не знаю… Но полагаю, пациент скорее жив, чем мертв.
– Не шевелитесь! – приказала девушка.
Быстро, уверенно ощупала у него руки и ноги, провела пальцами по ребрам, потом по каждому позвонку. Дошла до головы, но Мышкин заорал так, что девушка отшатнулась.
– Похоже, трещина, – перевела дух она.
– Всего-то? – с подчеркнутой обидой протянул Мышкин. – Может, там у меня и головы нет! Ладно, чего уж… – слабо махнул он рукой. – Лоскут оторвался?
– Висит. Нужно шить. Или взять на скрепки. Противостолбнячное – срочно.
– Извините, у меня скрепок нет. Шить тоже нечем. И вакцину дома забыл.
– У меня все найдется, – успокоила она.
Девушка раскрыла свою сумочку, достала большую ампулу.
– Перекись водорода.
Оторвала с куста листок, обернула им шейку ампулы и отломила ее.
– Надо немножко потерпеть, – предупредила она.
И принялась струей поливать его затылок.
Мышкин дернулся и заорал.
– Ничего, ничего, – утешила девушка. – Сейчас все пройдет. Тетя больше не сделает больно…
Перекись перестала шипеть, Мышкин с облегчением вздохнул и уставился на ее голую грудь. Девушка покраснела и прикрылась руками:
– Извините…
– Нет, это уж вы меня извините! – проворчал он.
С усилием стащил с себя футболку и протянул девушке.
– Вот, – сказал Дмитрий Евграфович. – Ваш гонорар за медицинские услуги. Наденьте. Тогда, может быть, вас даже в сумасшедший дом не заберут.
Она быстро надела футболку, потом оторвала от своего подола лоскут, смочила остатками перекиси и ловко перевязала Мышкину голову.
– Так, кажется, лучше.
– Хм, – он потрогал повязку. – Жаль, зеркала нет.
Она протянула ему круглое зеркальце.
– До чего у меня мужественный вид! – торжественно заявил Дмитрий Евграфович. – Теперь только в Голливуд. Или в полицию.
– Нам туда все равно надо?
– В Голливуд?
– В полицию.
– Зачем? – спросил Мышкин.
– Но… Ведь на нас напали, – в свою очередь удивилась она. – На меня и на вас.
– Вы уверены?
– В чем?
– В том, что на нас напали?
Она странно посмотрела на него.
– Я с ума еще не сошел, – усмехнулся Мышкин. – Вот у вас точно крыша съедет, когда в полиции нам предъявят обвинение, что именно мы с вами напали на милых и безобидных молодых людей, нанесли им увечья, только что убить не успели. А если они вдруг окажутся членами какого-нибудь путинюгенда, тогда я за вашу и свою свободу не дам и рваного рубля.
– Вы это серьезно? – не поверила она.
– Вполне! Давайте лучше выбираться отсюда. Я спешу в город.
– Надо бы поискать здешний медпункт.
– Это еще зачем?
– Вам нужна операция. Нужен врач.
– А вот этого не надо! – веско заявил Мышкин. – Я сам врач.
– Неужели? – встрепенулась девушка. – А по специальности?
– Я? Моя специальность? Кто я по специальности? – задумался Мышкин. – Хирург я по специальности!
– Очень интересно. И какой же?
– Самого широкого профиля. Международного. Я специалист по человеку.
– Ясно, – кивнула девушка и в первый раз улыбнулась – широко и открыто, показав прекрасные белые зубы. – Вы, на самом деле – гроза хирургов. Я, кстати, тоже имею отношение к медицине. Терапевтическая стоматология.
Он снова потрогал повязку.
– Как вы меня, однако, ловко ощупали. Теперь моя очередь! Как врач и гроза хирургов, я должен убедиться…
– Нет необходимости, – мягко возразила девушка. – Со мной все хорошо. Но вот до больницы еще надо добираться. Обработать рану, взять на скрепки…
– Я же вам сказал: мне срочно нужно в город. Я очень спешу.
Она задумалась.
– Вот что: мы наймем машину и поедем ко мне. Я живу в Новой Деревне. Как раз с этой стороны города. Обработаю вас, а потом отпущу.
– Куда?
– Куда пожелаете. На все четыре стороны.
– Не согласен.
– На обработку?
– На все четыре стороны не согласен! Я потерпевший и пострадавший и потому требую к себе особого внимания.
– Ах, вот как! – вздохнула девушка. – Да, разумеется… Хорошо. Тогда отвезу вас потом в больницу. В вашу, к вам на работу.
– Я до сих пор не осознал, что произошло. И кто вы.
Девушка покачала головой, потом слегка коснулась кончиками пальцев его щеки. Он ощутил запах дорогих французских духов.
– Пожалуйста, потом все, – попросила она. – Сейчас я тоже не все понимаю… Еще надо прийти в себя.
Он посмотрел в ее глаза, темно-синие, с сиреневыми крапинками по краям радужки, и кивнул.
– Обоим надо.
Они быстро наняли машину и через час были в Новой Деревне.
2. Квартира профессора Шатрова
– Так в какой же вы больнице работаете? – спросила она, когда они вышли на неожиданно прохладном, сплошь затененном, словно бульвар, проспекте Шверника. – И как вас зовут, наконец?
Он изящно поклонился, прижав руку к сердцу.
– Мышкин Дмитрий…
Девушка вдруг рассмеялась.
– Евграфович?
– Совершенно верно, – удивился Мышкин.
– И работаете в Успенской онкологической.
– И это справедливо. Вы меня знаете?
– Кто же вас не знает! А я-то мучаюсь, никак не вспомнить, где вас видела.
– Я всегда был уверен, что слух обо мне пойдет по всей Руси великой… – с достоинством заметил Мышкин. – А я вас знаю?
– Скорее, нет, раз и вы не помните, что мы с вами когда-то виделись. Давно-давно. Сто лет назад.
– Интригуете. Есть шанс восстановить память?
– Все может быть. Но мне кажется, уже сейчас вы меня знаете больше, чем некоторые близкие.
Открывая дверь парадной, она сказала:
– Определенно, вас Бог любит.
Мышкин широко улыбнулся и сверкнул единственным стеклом.
– Конечно! Как всех гениев и идиотов.
– Вы себя к какой категории относите? – вежливо поинтересовалась девушка.
– А вы меня к кому отнесли бы? – отпарировал он.
– Не знаю. Для меня слишком неясна разница между теми и другими.
– Замечательный ответ! – оценил Мышкин. – Но как вас все-таки зовут?
– Сейчас… – они вошли в лифт. – Я живу в шестом этаже.
