– У вас полный разрыв? Когда?
– Сразу после свадебной недели Хэмптонов, после этого ада. Это было необходимо.
– Мне очень жаль, милая.
– Спасибо. Но ты ведь Дэвида не любила.
– Точнее сказать, он мне не нравился.
– Одно и то же. Да, на него приятно было смотреть, но он стал слишком назойливым. «Куда ты идешь? Сколько там пробудешь?» О-о-о-о… И эсэмэски, одна за другой, или сообщения на автоответчике… Если у меня была срочная работа или планы на встречу с тобой и другими подругами, он молча дулся. Я что, жена ему? Самый пошлый из таких вариантов. Ну уж нет… Мы встречались с ним лишь пару месяцев, и он уже требовал, чтобы мы съехались. Да не хочу я, чтобы у меня кто-то жил!
– Не хочешь, чтобы у тебя жил не тот, кто нужно, – назидательно поправила ее Лайла.
– Я к этому не готова. Слишком скоро… после Макса.
– Прошло пять лет.
Джули покачала головой и погладила Лайлу по руке.
– Слишком скоро. Лживый подонок все еще доводит меня до истерики. Но, полагаю, нужно свести все это к презрительным улыбкам. Ненавижу разрывы, – вздохнула она. – Вызывают либо грусть – если тебя бросили, либо злость, если бросила ты.
– Не помню, чтобы кого-то бросала, но верю тебе на слово!
– Потому что ты заставляешь их думать, что это была их идея, и кроме того, не воспринимаешь все достаточно всерьез, чтобы называть тебя бросившей.
Лайла только улыбнулась в ответ.
– Слишком скоро после Макса, – согласилась она, чем вызвала у Джули смех. – Кстати, мы можем заказать ужин на дом. Есть неплохой греческий ресторанчик – клиенты рекомендовали. Я еще не пробовала его.
– При условии, что на десерт будет пахлава.
– У меня припасены бисквитики.
– Еще лучше. Теперь у меня есть все для счастья на сегодняшний вечер: шикарная квартира, хорошее вино, греческая еда, лучшая подруга. И невероятно красивый танцующий мужчина неопределенной сексуальной ориентации. – Джули подняла стакан с вином.
– Гей, – повторила Лайла и встала, чтобы заказать ужин на дом.
* * *
Так они болтали, с аппетитом поглощая кебабы, запивая вином, а ближе к полуночи принялись за бисквитики. Возможно, не лучшее сочетание, подумала Лайла, если учесть неприятную тяжесть в желудке. Но для Джули, которая расстроена разрывом с бойфрендом больше, чем хотела признать, и тяжесть в желудке для равновесия с душевной тяжестью, и перепад вкусов были как нельзя кстати. Она страдала. И не из-за парня, – размышляла о ситуации Лайла, пока проверяла, включена ли сигнализация, – но из-за самого факта разрыва и всех вопросов, терзающих ум и сердце.
С кем я буду ужинать? С кем посоветуюсь, когда понадобится? Кому пожалуюсь? Мы неизменно задаем себе эти вопросы.
Когда существуешь в культуре, где принято жить парами, чувствуешь себя какой-то неполноценной, если приходится – по разным причинам – летать в одиночку.
– Я так себя не чувствую, – заверила Лайла кота, свернувшегося на своей маленькой постельке в промежуток времени где-то между последним кебабом и первым бисквитиком.
– Ничего не имею против одиночества. Это означает, что я могу идти куда хочу, брать любую работу, видеть мир – и да, говорить с котами, но мне и это нравится.
И все же Лайла жалела, что не смогла уговорить Джули остаться на ночь. Не только ради компании. Но и чтобы помочь одолеть похмелье, которое подруга наверняка почувствует утром.
Но сама она чувствовала себя поганенько уже сейчас. Бисквитики, такие с виду невинные… Да это сам сатана, заключила она, расстилая постель. Такие крошечные, вкусные, почти невесомые! Однако это злостный, бесчеловечный обман. Умяв полдюжины, ощущаешь все их подлинное и разрушительное коварство.
Теперь, когда она взвинчена алкоголем и сахаром, ей ни за что не уснуть.
Вздохнув, Лайла потянулась к биноклю. Самое время отвлечься от неприятного – этих гадких бисквитиков, разрази их господь. Ну-ка, что там? В некоторых окнах все еще горит свет. Не только она одна, значит, бодрствует. Господи Иисусе, без двадцати два!
Потный Аполлон тоже бодрствует – в обществе такого же разгоряченного парня.
Она удовлетворенно кивнула. Нужно не забыть сказать Джули, что она, Лайла, оказалась права.
Тусовщики еще не легли. Мало того, похоже, только что переступили порог квартиры. Еще одна шикарная вечеринка?
Какое красивое струящееся оранжевое платье на одной из дам! И как жаль, что не видно туфель. И вот! Ее терпение вознаграждено! Ухватившись за плечо мужчины, женщина нагнулась и сняла босоножку – золотую, на высоченном каблуке, с красной подошвой…
Ммм, босоножки от Лабутена!
Лайза повела биноклем по этажам ниже. Блонди еще не спит. На ней снова черное, узкое, короткое платье, волосы выбились из прически. Наверное, куда-нибудь уходила, и дело кончилось не слишком-то хорошо.
Да она плачет, ахнула Лайла, заметив, как женщина вытирает лицо. Что-то говорит. Быстро. Настойчиво. Очень взволнованно. Назревает скандал с бойфрендом?
А кстати, где он?
Она поменяла угол обзора, но парня все равно не увидела.
– Бросай его! – горячо воскликнула Лайла. – Никому нельзя позволять так унижать себя! Ты роскошна и, клянусь, умна и определенно стоишь больше, чем…
Лайла вдруг подскочила, как от удара током, – голова женщины дернулась, словно ее и правда ударили.
– О, бог мой! Он ударил ее! Ты, подонок!.. Не смей…
Она вскрикнула – женщина попыталась закрыть лицо и скорчилась, словно ее снова ударили.
Блонди плакала… о чем-то просила.
Лайла подскочила к тумбочке, схватила телефон и метнулась обратно.
Она так и не видела его, не разглядела в тусклом свете, но теперь женщина распласталась спиной по оконному стеклу.
– Довольно, довольно! – бормотала Лайла, набирая девять-один-один. – Это надо немедленно прекратить!
И тут все замерло, остановилось.
Стекло разлетелось – и женщина выпала из окна… Этаж – четырнадцатый… Внизу – каменный тротуар…
– О, боже, боже, боже…
Лайла стала тыкать по телефонным кнопкам, то и дело промахиваясь. Наконец нужные три цифры набраны.
– Девять-один-один. Что случилось?
– Он ее вытолкнул! Вытолкнул! И она выпала из окна!
– Мэм…
– Подождите. Подождите!
Лайла на секунду прикрыла глаза и заставила себя несколько раз глубоко вздохнуть.
Мысли здраво, приказала она себе, рассказывай все подробно.
– Это Лайла Эмерсон (вдох). Я только что стала свидетелем убийства (еще вдох). Женщину вытолкнули из окна четырнадцатого этажа (она закусила губу). Я живу…
Она не сразу сумела вспомнить адрес Килдербрандов.
– Это здание напротив. Э… к западу от моего. Простите. Мысли путаются. Женщина погибла. Скорее всего, погибла…
– Я высылаю бригаду. Вы не положите трубку?
– Нет-нет, я останусь на связи.
Трясущаяся и почти обезумевшая, Лайла снова посмотрела в бинокль. В разбитом окне было темно.
Случившееся вышибло ее из колеи. Она тупо смотрела на джинсы и капри. Что ей надеть?
Лайла потрясла головой и быстро натянула на себя джинсы, майку и, взяв на руки Томаса, стала намеренно медленно бродить по квартире.
Она увидела, как прибыла полиция и как, даром что час был поздний, на тротуаре собралась небольшая толпа. Но она смотреть не могла.
Это не полицейские сериалы. Не про спецназ фильм. Это реальность. Прекрасная блондинка, так любившая короткие черные платья, лежала теперь изломанная и окровавленная на тротуаре. Мужчина с волнистыми каштановыми волосами, с которым она жила, занималась сексом, разговаривала, смеялась, ссорилась, вытолкнул ее из окна.
Надо немедленно успокоиться. И сохранять ясность рассудка, чтобы рассказать полиции об увиденном. И она заставила себя мысленно пережить все снова. В ее сознании замелькали кадры: залитое слезами лицо блондинки, ее разметавшиеся волосы, удары, которые она получила, как мотнулась ее голова…
Лайла заставила себя увидеть мужчину таким, каким она наблюдала его в окно: вот он смеется, вот уворачивается от запущенной в него тарелки, вот спорит с женщиной, которая чем-то возмущена…
Она запечатлела в памяти все до мелочей и постаралась сформулировать описание внешности мужчины для полицейского протокола. И только успела мысленно поставить точку в своем внутреннем монологе, как подскочила от неожиданности – зажужжал звонок на входной двери.
– Все хорошо, – успокоительно пробормотала она Томасу. Или себе? – Все хорошо.
В глазок она увидела двух полицейских в мундирах, внимательно прочитала надписи на их беджах.
– Фицхью и Морелли, – запоминая, прошептала она себе под нос, прежде чем открыть дверь.
– Мисс Эмерсон?
– Да-да. Заходите.
Она отступила, пропуская вошедших. Каким должен быть ее первый вопрос? И услышала свой голос:
– Женщина… она разбилась?.. И никакой надежды?
– Все так, мэм.
Фицхью, который был старше и, на ее взгляд, опытнее, взял инициативу на себя.
