«Постучать? Или не стоит?».
Мэттью заглянул в узкую щель, но ничего не увидел. Вздохнув, как перед прыжков в воду, он все же коротко постучал.
— Блейк, это вы? Входите, входите!
Еще раз вздохнув, Мэттью открыл дверь.
Комната была просторнее его спальни и куда светлее. Дело не только в нескольких окнах, портьеры на которых были полностью открыты, но и в цветах, которые использовались для оформления стен и мебели. Темное дерево здесь дополняли нежные сиреневые оттенки с серебристым подтоном, отчего даже воздух в комнате казался чуть холоднее, чем везде. Следующее, на что обратил внимание Мэттью — черный рояль с закрытой крышкой. Комната была таких размеров, что инструмент не выглядел громоздким и неуместным. Тут еще хватало места для пары диванчиков строгих геометрических форм, кофейных столиков, кресел и ширм. У одной стены стоял большой музыкальный проигрыватель и полка с пластинками, но музыка доносилась не оттуда, а из радио в углу. Рядом, занимая большую часть стены, висело зеркало. То есть — массивная темная рама и большое чистое полотно, которым закрыли отражающую поверхностью.
«Дом пустых картин. Красивый образ».
Будь Мэттью один, он бы вынул записную книжку и обязательно его записал. Но в кресле у окна сидел мистер Палмер, забросив босые ноги на скамеечку.
Он оказался куда моложе, чем ожидал Мэттью. Лет двадцати пяти, не больше, так ему показалось на первый взгляд. Никакой косматой бороды не было. Гладкое, удивительно красивое лицо, изящное, как у девушки. Высокие острые скулы, тонкий нос, чувственные губы. Мэттью смутился от одного взгляда на эти губы и немедленно ощутил, что краснеет. Прическа его тоже больше подходила женщине — длинные каштановые волосы мягкими кудрями спускались на плечи. На мистере Палмере было причудливое шелковое одеяние, напоминавшее восточный костюм в изумрудных с желтым тонах. Или костюм был самым обычным, и здесь, в Верхнем Ист-Сайде, каждый молодой мужчина надевает дома нечто подобное? Но разве обитателю квартиры на четырнадцатом этаже языческого храма, пропахшему благовониями до самых костей, не следует носить нечто восточное?
— Доброе утро, — произнес Мэттью. Чтобы не рассматривать мистера Палмера слишком пристально, он снова скользнул взглядом по обстановке комнаты. Взгляд путался и метался — хрустальная люстра, атласный блеск диванной обивки, ковер, какие-то безделушки, большая коллекция пластинок. Серебро, дерево, сатин или шелк — комната буквально кричала, что в нее вложены немалые средства. Если бы не благовония, в воздухе бы пахло деньгами.
Мэттью почувствовал себя еще более неуютно. Он нарушал изысканную гармонию комнаты одним своим присутствием.
— Доброе, — мистер Палмер закурил, не без интереса рассматривая Мэттью. — Хочу сразу извиниться за грубость. По утрам я неприветлив. До первого кофе, обычно. Но сегодня присутствие гостя меня смягчило, — он улыбнулся, и Мэттью снова почувствовал, что краснеет. Если бы мистер Уильямс нашел для него скромную комнатушку, которой владеет старая вдова, Мэттью было бы куда спокойнее.
— Ничего. Утра не созданы для радости, — он выдавил из себя свою привычную блейковскую улыбку. — Спасибо за гостеприимство, мистер Палмер, вы…
Мистер Палмер только отмахнулся.
— Ерунда, не стоит разговоров, — он положил сигарету на край пепельницы и выпрямился в кресле. — Давайте познакомимся, как следует. Меня зовут Дэвид. И обойдемся без «мистера», хорошо?
— Хорошо, — теперь улыбка далась чуть проще. — Мэттью Блейк. И, пожалуйста, зовите меня просто Мэттью, — он пожал протянутую ладонь. Безукоризненно изящную, как и ее владелец.
— Присаживайтесь. Вы не слишком спешите? Найдете время для утреннего кофе?
Мэттью с опаской взглянул на предложенное кресло, но все же сел, надеясь, что одним этим фактом не нанесет роскошной обстановке никакого урона.
— Спасибо, это было бы отлично. У вас очень красивая квартира, м… Дэвид.
Тот снова взял сигарету и затянулся, выпустив в потолок сизое облачко. Придвинул портсигар Мэттью. Тот благодарно кивнул и закурил.
— Это «джазовый модерн». Слегка устаревшая роскошь. Вам нравится? — внимательный взгляд продолжал ощупывать лицо Мэттью, хотя на губах Дэвида была улыбка.
— Никогда прежде не видел подобного. Может, в кино, — признался Мэттью.
Дэвид беззлобно фыркнул, наморщив нос.
— И каково это — стать героем кинофильма? — полюбопытствовал он, подавшись вперед. Глаза у него были зеленые, очень яркого холодного оттенка.
Мэттью отвел взгляд и выдохнул ароматный дым. К вкусу табака примешивалось что-то еще, какие-то приятные пряные нотки. Или именно таков на вкус хороший табак?
— Пока не разобрался, — отозвался Мэттью, ощутив, что снова улыбается.
— Вам нужно освоиться. Идемте, я сварю кофе и покажу вам квартиру.
Дэвид поднялся на ноги, и Мэттью не осталось ничего, кроме как пойти следом. Они снова вышли в багровый коридор.
— В квартире три спальни. Эта моя. Дальше кабинет. Вы любите читать?
— Очень, — Мэттью вспомнил высокие полки магазинчика и тихий шорох страниц.
— Здесь полно книг, можете брать, что понравится. Есть любимый автор?
— Наверное… пожалуй… — Мэттью смутился и все же сказал: — Лавкрафт, я думаю.
— Хм, — Дэвид остановился у дверей кабинета и задумчиво нахмурился. — Первый раз слышу. И что он пишет?
— Он не очень известный, — Мэттью помолчал, пытаясь подобрать слова. — Писал об ужасах древних богов.
Дэвид вскинул брови. В его глазах появился заинтересованный блеск.
— Значит, вам нравятся истории о богах?
Мэттью стало еще более неловко. Он уже пожалел, что открыл рот. Хлоя бы снова сказала, что он ведет себя, как наивный дурачок. Потому именно так его все и видят. Она бы с легкостью перевела беседу в более комфортное русло.
Но Дэвид не стал выдавливать из него ответ. Развернувшись, он пошел дальше, позволив вопросу остаться висеть в воздухе.
— Можете входить в любую дверь и пользоваться всем, что потребуется, безо всякого стеснения. Вот, здесь столовая. А дальше кухня. Входите.
Кухня оказалась самым скромным из всех помещений в квартире. По крайней мере, из всех, что он видел. Окрашенные белой краской стены, кафельный пол. Простые белые шкафчики и тумбы. Медная посуда над плитой. Стул был всего один, у маленького столика возле окна.
Пока Мэттью осматривался, Дэвид насыпал в кофемолку зерен и заправил в тостер хлеб.
— Я могу помочь? — предложил Мэттью, не зная, куда себя деть. Дэвид, улыбнувшись, поставил перед ним кофемолку.
— Извольте.
Облака над городом почти совсем разошлись. Поглядывая в окно, Мэттью быстро крутил металлическую ручку.
— Чем вы занимались в Провиденсе? — Дэвид высыпал смолотое зерно в маленький кофейник и поставил на плиту.
— Учился в колледже, помогал отцу. Отец держал небольшой магазинчик, когда он заболел, делами занимался я.
— Что за магазинчик? — спросил Дэвид, обращаясь к шкафчику с посудой.
— Книжный.
— Дайте угадаю, в колледже вы изучали литературу? — улыбнулся Дэвид и Мэттью снова почувствовал, как к лицу приливает кровь.
— Верно.
Дэвид хмыкнул. Разлил по маленьким чашечкам густой ароматный напиток и придвинул одну Мэттью.
— Сливки, сахар?
Мэттью отрицательно качнул головой.
— И что с ним сейчас? С магазином.
Звякнула, дрогнув, чашка. Мэттью почувствовал, как на губах снова проступает эта блейковская усмешка.
— Ничего. Новые владельцы не интересуются книгами. Магазин пришлось продать вместе с домом. Долгов он приносил больше, чем доходов.
— Мне жаль, — понять, говорит Дэвид искренне или это — формальность, было невозможно. Зеленые глаза продолжали следить за лицом Мэттью, отчего тот был вынужден то и дело отводить взгляд. И все равно ощущал себя жуком под лупой энтомолога.
— А чем занимаетесь вы? — Мэттью сделал маленький глоток. Кофе был крепкий и горький до сладости.
— Прожигаю жизнь и наслаждаюсь тем, как она тлеет, — усмехнулся Дэвид, и Мэттью снова захотелось вытащить блокнот и вписать туда эту фразу. Хотя едва ли у него самого будет повод ее повторить. — Признаться, ваш приезд очень меня обрадовал. Зимой в этих стенах бывает так холодно и одиноко…
