Здесь было тесно. С потолка бил все тот же выжигающий глаза искусственный свет. Крошечные окна почти не позволяли солнцу заглянуть в редакцию. За столом, заваленным бумагами, сидел сам мистер Уильямс. Он был таким, как его запомнил Мэттью — высокий, широкоплечий, остатки волос по краям вытянутого черепа были совершенно белыми, хотя лицом он не напоминал старика. Глубоко посаженные черные глазки смотрели цепко, но дружелюбно. Когда Мэттью вошел, мистер Уильямс поднялся из-за стола и протянул ему широкую, как весло, ладонь.
— Мэтти, мой дорогой мальчик! Ты так вырос! Рад, рад видеть тебя, — он энергично встряхнул руку Мэттью и указал на жесткий стул рядом со своим столом. — Присаживайся! Бетти, солнышко, принеси нам кофе.
Секретарша, кивнув, исчезла за дверью.
— Как добрался?
— Спасибо, мистер Уильямс. Без проблем. Я очень благодарен за помощь. Вы очень многое для меня делаете…
— Ну-ну, какие глупости! Твой отец просил о тебе позаботиться. Разве я могу иначе? Как поживают твои сестры?
Голос у мистера Уильямса был громкий и раскатистый. Наверное, его было слышно даже через дверь. Мэтти ощутил себя школьником в кабинете директора. Что ответить, он не знал.
— Хлоя живет с мужем в Провиденсе. Недавно родила второго сына. А Ева уехала с мужем в Техас. У него там родственники…
Дверь приоткрылась. Бетти поставила перед Мэттью чашку и бросила на него короткий взгляд. На красных от помады губах мелькнула улыбка.
— Что-нибудь еще, мистер Уильямс?
— Нет, крошка, можешь идти на ланч.
Когда дверь за ней закрылась, Мэтти сделал глоток кофе. Напиток отдавал жженой бумагой.
— Рад слышать, что у них все благополучно. Жаль, что магазин пришлось продать. Но, говоря по правде, твоему отцу давно стоило это сделать. Я говорил, что эдак он только загонит семью в долги…
Мэттью опустил голову и кивнул. На корне языка осела горечь. Он поставил кофейную чашку обратно на стол.
— Скажите, вы давно знаете мистера Палмера? — произнес он, воспользовавшись паузой.
— Палмера? — мистер Уильямс вынул портсигар и закурил, предложив сигарету Мэттью. Но тот покачал головой. Во рту до сих пор было сухо, не до курева. Он бы предпочел стакан воды. — С Палмером-старшим мы знакомы уже лет тридцать, еще с тех времен, когда он был простым клерком, а не важной персоной с Уолл-Стрит. Моя супруга знала его жену. Они обе из Луизианы, девчонками жили в одном городе. Вместе перебрались в Нью-Йорк. Мерси была очень… запоминающейся женщиной, — и, поймав вопросительный взгляд Мэттью, прибавил:
— Она умерла в двадцать шестом где-то в Европе. Во Франции, кажется. Не то от тифа, не то от туберкулеза… Не знаю. Вернулся он один, — он пожевал кончик сигареты, погрузившись в воспоминания. Мэттью молчал, не спеша нарушать тишину. По окнам снова забарабанил мелкий дождь. За дверьми кабинета стало совсем тихо, видимо, все ушли на ланч.
Значит, Палмер тоже рано лишился матери. Сколько ему тогда было? Десять? Совсем еще ребенок. Но хотя бы помнит ее. Мэттью вынул из кармана портсигар и тоже закурил, сделав глоток пережженного кофе.
— А его сын?..
— Его я не знаю, — пожал плечами мистер Уильямс. — Видел еще ребенком, а дети… дети все одинаковые, — он гулко рассмеялся. У самого мистера Уильямса детей не было.
Мэтью улыбнулся и сделал еще глоток кофе:
— Спасибо, что подыскали для меня жилье. Тем более так близко от редакции. И квартира, как в кино.
— Да, Палмеры живут на широкую ногу. Но ты не смущайся. Когда-то я выручил Палмера деньгами, так что он рад был меня отблагодарить. Тем более такой мелочью, — мистер Уильямс затушил сигарету в пепельнице и сплел руки на животе. — Что ж. Теперь поговорим о работе…
Здание редакции Мэттью покинул через несколько часов. До заката было еще далеко, но на улицах уже лежали резкие синие тени. Стало прохладно. Дождь, к счастью, закончился, и асфальт успел немного просохнуть. Обратно Мэттью шел пешком. В голове было легко и гулко. Он отогнал все мысли и просто шагал себе вперед, рассматривая витрины, здания и проносящиеся мимо автомобили. Город мерно гудел, как пчелиный рой. Мэттью смотрел на сосредоточенные лица прохожих. Это был их город. Они знали, чего ждать от него. От завтрашнего дня и сегодняшнего вечера. От тех, с кем делили кров. Знали, что им делать. И знали, зачем. Мэттью смотрел в их лица, а потом — в себя самого, и находил только смятение.
«Это нормально», — сказала бы Хлоя. — «Ты же мой маленький трусливый братишка. Можешь вернуться, когда захочешь».
Но он не мог. Их дома больше не было. Еще до снега его снесут, чтобы построить новое каменное здание в несколько этажей, вроде тех, что окружают Мэттью сейчас. Хлоя ютится с мужем в крошечном домишке по дороге в больницу Батлер. Двое взрослых и двое детей — им и так едва хватает места. Что бы ни говорила Хлоя, Мэттью там делать нечего. Ева тоже звала его к себе, но Мэттью даже не думал об этом всерьез. Техас? Едва ли Томас оценит, если Мэттью обоснуется на его ферме. Да, брат жены, но ведь не ребенок уже.
Нет, теперь его место здесь. Осталось его найти.
По пути он купил хот-дог с горчицей и съел его прямо на ходу. Это не слишком утолило голод, но Мэттью решил, что сегодня обойдется этим. Денег осталось немного, а нужно растянуть их до конца месяца, пока он не получит первый расчет в редакции. Разумеется, был еще счет в банке — то немногое, что досталось ему после продажи дома, раздачи всех долгов и честного раздела остатка на троих. Хлоя и Ева тоже получили свою, весьма скромную, часть. Жалкая сумма в банке, несколько фотографий, книги и старые часы — все, что осталось от их семьи. От этой мысли у Мэттью сжималось сердце, и он напоминал себе, что, по крайней мере, с сестрами все в порядке. Пусть они и далеко.
От одиночества эти мысли не спасали.
В парк Мэттью не пошел. Только отправил Хлое телеграмму, что все у него в порядке, и волноваться не о чем. Белое здание, в котором находилась квартира Палмера, Мэттью заметил, едва свернув на нужную улицу, хотя до него и оставалось полтора квартала. Еще не стемнело, и высотка выглядела не так монструозно, как накануне. И все же вызывала некую робость. Мэттью постоял немного на крыльце, выкурив сигарету. Прохожие текли мимо, не глядя в его сторону, словно он слился с каменной белой стеной.
Лифтер узнал его и разулыбался:
— Добрый вечер, сэр! Четырнадцатый?
Мэттью кивнул:
— Добрый вечер.
Щелкнула решетка. Двери закрылись, и лифт медленно пополз вверх.
— Вы решили задержаться в городе? — полюбопытствовал лифтер, потирая лоб под форменной фуражкой. Глаза у него были все такие же красные, и Мэттью подумалось, есть ли у этого парня вообще выходные? Спит он когда-нибудь? Или несет свою службу день и ночь?
— Да, на какое-то время. А вы когда-нибудь отдыхаете?
Лифтер недоуменно вскинул брови, так что Мэттью смутился, но вопрос уже вылетел.
— Когда-нибудь — это обязательно, — усмехнулся парень. — Что я, не человек, что ли?
Лифт остановился, и Мэттью поспешил попрощаться:
— Хорошего вечера!
— Хорошего вечера, — донеслось ему в спину.
Шагая по гулкому коридору четырнадцатого этажа, Мэттью снова не мог отделаться от мысли, что это место подошло бы культистам. Ему даже показалось, что запах благовоний витает и здесь, за пределами пятьдесят первой квартиры.
Ключей у него не было, и Мэттью позвонил. Дверь открылась почти сразу. Марта скупо ему улыбнулась.
— Добрый вечер. Мистер Палмер ждет вас в гостиной.
— Зачем? — опешил Мэттью. Марта только пожала плечами, как бы говоря, что это не ее дело.
— Давно?
— После ланча сказал отправить вас к нему, когда вернетесь, — бросила Марта и ушла в кухню.
Он снял пальто и шляпу, пригладил волосы, машинально бросив взгляд в сторону заклеенного зеркала. Мэттью рассчитывал принять горячую ванну и, может быть, осмотреть библиотеку мистера Палмера, коль скоро он позволил ею пользоваться. Но вот его компании этим вечером никак не ожидал.
