были поражены реакцией старухи. Все ее знали как склочницу, поднимающую скандал из-за любого шума, но каково же было удивление, когда она попросила этого смертельно пьяного панка подождать, пока уточняет на карте, как ему лучше проехать к необходимой улице.
Но все встало на свои места, когда вместо инструкции из окна полетел литр вскипевшей воды из чайника… прямо в лицо невежде. Криком он разбудил соседние улицы. Полиция и скорая так и не дали никому поспать, а Олдли допрашивали как одного из свидетелей до самого утра.
— Не, это конечно страшное дело, — все бормотал невыспавшийся Олдли коллегам. — Но а как еще с этими ублюдками бороться… Полиция не трогала ее, пока она отравляла всем жизнь, но стоило ей сделать нечто героическое, как… Эх…
— С него прям лицо слезло? — в который раз уточнил Руперт.
— Да темно там было, не разберешь… Парамедики окружили.
— Не мог бы, пожалуйста, воткнуть вилку от кулера? — Дик удивленно обернулся на негромкую просьбу Жаклин. — Вода горячая нужна.
Художник нагнулся под стол и удовлетворил просьбу девушки. По настоянию Боба всю электронику в отсутствие персонала необходимо было выключить из розетки, чтобы не произошло случайного возгорания. Доводы о предохранителях в сети его не пронимали. Жаклин взяла стаканчик и начала разводить кофе.
— Боб попросил, — оправдалась девушка, заметив недоуменный взгляд Дика. Он усмехнулся и вернулся вниманием к работе. Закончив приготовления, Жаклин осторожно взяла кофе за краешки стаканчика.
— Ничего, если я не буду спрашивать, как у тебя дела?
Дик задал ей вопрос, не отрывая взгляда от экрана. Жаклин замялась, не сразу поняв вопрос.
— Ничего, если что, а… Да нет, мне все равно, можешь не спрашивать.
— Другим тоже все равно, но им это ведь не мешает тебя спрашивать. А тебе интересоваться в ответ.
Глянув на Дика, что со склоненной головой загадочно на нее смотрел, она поняла, что знакомства со странным коллегой не избежать. Поставив кофе на стол, чтобы не обжигал пальцы, она вопрошающе уставилась на него.
— Знаю, это выглядит странно, — он поднял ладони, будто на него направили револьвер, — что я не спрашиваю ни у кого, как дела… И не отвечаю, если интересуются моими, но э-эй… Разве не странно по-настоящему, что всем на самом деле плевать, что стоит за этим вопросом, но все продолжают изображать, будто это не так?
— Мне кажется, ты воспринимаешь все слишком буквально, — предположила Жаклин.
— Так и есть. Но как быть, если мне действительно захочется узнать, как твои дела? Как ты поймешь, что спрашиваю буквально?
— М-м, спросишь как-то по-другому?
— Чтобы меня сочли за маньяка?
Жаклин хохотнула.
— Почему же?
— Сейчас такие времена, — протянул Дик. — Искренность людей пугает. Если ты начинаешь говорить все, что в твоей голове, тебя называют умалишенным и напряженно ждут, когда в твоей руке возникнет колюще-режущий предмет.
— Воу, — не нашлась, что ответить девушка.
— Вот видишь, — удовлетворенно кивнул Дик, — я говорю, что думаю, и тебя это вводит в ступор. А как твои дела, как твое здоровье и прочая ложь, которую одобряет собеседник, наряду с замкнутостью в себе стали признаком адекватного человека, так что ли? Тебя это устраивает, Жаклин?
— Не сказала бы… — она мельком взглянула на офисные часы, — но мне бы, например, не понравилось, если бы на меня вываливали подробности из личной жизни. Да и никому другому бы не понравилось. Мне кажется, это немного неприлично…
— Но какой тогда смысл в вопросе, ответ на который сочтут неприличным?
— Да никакого, — воскликнула Жаклин, приковав к себе взгляд Олдли. — Как дела… Это что-то вроде рукопожатия. Только без прикосновений. Вот и все.
Дик смотрел на нее и будто пытался подавить смешок. Наконец, он закачал головой.
— Нет, не стоит мне, наверное, говорить…
— Давай уж, раз начал, — подбодрила Жаклин. Ее обычная смущенная улыбка сменилась требовательным, заинтересованным взглядом. Чуточку агрессивным. Но Дику нравилось, что маска с ее настоящего лица чуть слезла.
— Не хочу показаться тебе совсем уж странным, но… для меня и рукопожатие такая же бессмыслица…
— Это точно, — вклинился Олдли. — Ни с кем никогда не здоровается и просит на него не обижаться.
— И что, вы много теряете?
— К твоему сведению, рукопожатие это своего рода жест уважения и признания, — сказал Олдли.
— Не буду скрывать, здесь я не ко всем одинаково отношусь, — признался Дик. — Но мне не хотелось бы выставлять свое отношение напоказ. Никто не останется в обиде, если не буду здороваться ни с кем…
Пока он говорил, Олдли дважды чихнул.
— Будьте здоровы, — откликнулась Жаклин.
— Благодарю, дитя, — утер нос Олдли. — А ты, Дик? Тебе даже здоровья мне жалко пожелать?
— Я лучше лекарств тебе куплю, не поскуплюсь, чем стану оскорблять пустыми пожеланиями.
Редактор махнул на него рукой и уткнулся обратно в текст. Жаклин взяла кофе.
— Я же вижу, как ты на него смотришь, — вполголоса заметил Дик.
Девушка вопросительно подняла брови.
— На кого?
— На кофе.
— И как я на него смотрю?
— Неравнодушно, — пояснил Дик. — Так что лучше просто откажи мне прямо, но прошу… Не ссылайся на аллергию на кофеин… Или на что еще? На заботу об эмали твоих зубов, а то они у тебя такие белые, что вдруг я еще и поверю…
Жаклин в смятении снова опустила кофе на стол.
— Отказать в чем? Ты разве что-то предлагал?
— Пока еще нет, — в конец смутился художник, — но вдруг-таки захочешь в обеденный перерыв посетить кофейню… конечно, я не лучшая компания, но если ты все же устала от наигранной болтовни и хочешь чего-то… настоящего…
— То обратиться к тебе?
Дик замедленно кивнул. Девушка какое-то время молча на него смотрела. В который раз подняв стаканчик с кофе, она отхлебнула.
Но только не в ту, которую предложил Шон, — с трудом расслышал девушку Олдли и тихо вздохнул. Дети.
Глава 2. Герой нашего времени
Правило
