– А на что, по-твоему, я купил тебе эти серёжки?
Она дотронулась до брильянтовых серёг, что были единственной ценностью во всей её бедной жизни, и посмотрела на меня:
– Не хочу даже думать об этом.
– Я ради нас же стараюсь, Лиан, – сказал я и даже сам в это поверил. На самом же деле я старался ради себя, а она просто была рядом.
– Тебя в любой момент могут посадить или убить, – надула она свои пухлые губы.
– Посадить или убить могут кого угодно, ты слышала историю Рикардо?
– Фокусника из Италии?
– Да, вот его недавно посадили.
– Его партнёрша просто запуталась в цепях, – пожала плечами Лиан. – Она сама виновата, что выронила ключ.
– Но его же посадили! Это куда опаснее того, чем занимаюсь я.
– Мне всё равно не нравится, чем ты занимаешься, – складывала она реквизит в сумки.
– Это лишь другая сторона медали, Лиан, – поцеловал я её в напудренную щёку.
– Это другая сторона тебя, и она мне не нравится!
Другая сторона меня занималась и правда непотребным делом, но мне оно нравилось куда больше, чем работа на сцене, перед жующей толпой. Я любил дурить эту толпу, но не иллюзорно, а на полном серьёзе.
– Добрый вечер, – подсаживался я к любому пьяному господину за стойкой бара при том же отеле. – Не помешаю?
– Выпьем? – наливал он мне полную рюмку.
Я не любил спиртное, совсем.
– Конечно! – соглашался я, и пока мой случайный знакомый осушал свою целиком, я выливал содержимое, наполняя рюмки по новой.
Уходил я с таких посиделок с бумажником в заднем кармане.
Эти недоумки были до такой степени пьяны, что, обойдя посетителей по кругу, я однажды наткнулся на того, с кого и начал заход.
– Я потерял бумажник, – сказал он, опрокидывая очередную рюмку, наполняя и без того опьяневшее тело очередной порцией коньяка.
– Я угощаю, – положил я его же купюру на стол.
– Вы так добры!
И он был прав. Я и правда был добр. По крайней мере, ему не на что будет пить. Надеюсь, он купил билеты домой.
Я уже разгребал добычу на кухне под тусклым светом старого ночника, когда Лиан вышла из спальни.
Её ночная сорочка просвечивала, оголяя идеально гибкое тело. Пять лет назад она работала гимнасткой в цирке, но как-то раз сорвалась. Больше она так рисковать не стала и ушла из цирка. Точнее, это я её забрал. Мне нужна была ассистентка, женщина и художница по костюмам – со всеми тремя ролями она справлялась сама.
– Четыре часа утра. – Лиан щурилась и прикрывала глаза рукой.
– Ну и что, – пересчитывал я купюры, выкидывая пустые бумажники в мусорное ведро, – есть целый день, чтобы поспать. На работу нам только после заката.
Она посмотрела на кухонный стол, на котором лежали стопочки разных купюр, и вздохнула:
– И тебе не противно?
– А тебе есть чем платить за это жильё? – протянул я ей свёрнутую пачку наличных. Я таки вытащил их из кармана одного толстосума.
Лиан задержала взгляд на деньгах, поморщилась, но всё же взяла и положила их на верхнюю полку кухонного шкафа.
Так и проходит вся жизнь, думал я, мы морщимся, но всё же живём.
Оба мы выросли в бедности, без своих комнат и спален, мы жили всю жизнь в разъездах и спали в домах на колёсах.
Эта небольшая квартирка была нашим первым домом, тем, что не сдвинется с места, если только его не снесут.
Мы жили в хорошем районе, но хозяин был та ещё сволочь. С каждым месяцем цена повышалась.
– Сезон, – говорил он раз в месяц, – я могу сдать её подороже.
Чёртов ублюдок. Когда-нибудь мы купим своё жильё.
Я закончил считать и рассовывать деньги по разным углам квартиры. Лиан знала каждый тайник. Это было на всякий случай. Обычно воры уходят сразу, как только найдут хоть один, они считают, он единственный в доме, но как бы не так. Нам с Лиан будет на что жить, даже если нас обворуют дважды, даже если с обыском нагрянет полиция, даже если не один раз.
Она ступала мягкими пятками по тёплому полу спальни. Утренний свет уже проникал в комнатушку, плавая по кровати и серым стенам. Лиан зашторила окно.
– Если бы ты думал о нас, ты бы давно бросил это нечестное дело, – сказала она, ложась в кровать, укрывая нас обоих одеялом.
Лямка её сорочки ловко спала с плеча, оголив тонкую шею и небольшую грудь. Я не всегда был уверен в том, что любил Лиан, но в такие моменты я чувствовал едва уловимое счастье.
Поцеловав её перед сном, я уже хотел отвернуться, как был пойман её осуждающим взглядом.
– И когда ты стала такой моралисткой? – не выдержал я.
– Ты талантливый иллюзионист, – провела она по моим волосам.
– Я обычный фокусник, малышка.
– Тебе аплодируют стоя!
– Это всегда официанты. Они обычно стоят.
Она замолчала, её глаза, как всегда, засверкали отблеском от подступающих слёз.
– Ну не надо, – протянул я как можно нежнее.
– Значит, этим ты собираешься зарабатывать всю жизнь?
Я посмотрел на неё и вздохнул:
– Когда-нибудь я сорву большой куш, и мы уедем отсюда, купим дом, заведём собаку или кошку, в общем, кого-нибудь заведём. – Сон уже меня забирал. – Животное, как говорится, признак оседлой жизни, признак смирения или чего-то вроде того, в общем, хороший признак. – Я зевал и уже не слышал даже себя самого.
– Дом, – ухмыльнулась она. – Ты собрался ограбить банк?
– Нет, – зевнул я ещё раз.
– Но люди не носят такие суммы в карманах брюк!
– Как-то я нашёл в одном бумажнике чек.
– Он был на чёртову сотню…
– А мог быть на несколько тысяч!
Лиан тяжело вздохнула и выключила прикроватный ночник.
* * *
На тот день у меня не было планов. Я мог просто слоняться по городу или засесть где-то в баре… мог бы, если бы я жил один. Но я был почти женат, и поэтому полдня мы провели в магазинах, выбирая новую утварь на кухню. Я, правда, не понимал, зачем нужна новая посуда, когда старая ещё цела, но подчинялся Лиан. Мне было интересно за ней наблюдать, когда, проходя по стоянке, она не сводила глаз с каждого из столбов, на которых висели объявления из серии «Разыскивается». Разыскивается опасный преступник, разыскивается вор-рецидивист, разыскивается наркоторговец…
Она всё искала и боялась найти на этих листовках меня.
– Разыскивается вор-иллюзионист? – рассмеялся я.
– Не смешно! – цыкнула на меня Лиан. – Я уже спать спокойно не могу! – оглядывалась она по сторонам, складывая пакеты в багажник. – Мне снятся страшные сны. То тебя забирают, то избивают, один раз тебя убили и прислали мне твоё фото!
– Ну и как я на нём?
– Как труп!
– Тебе надо просто расслабиться, – поцеловал я её в щёку. – Посмотри на меня, я сплю как младенец.
– Потому что даже тебе на себя наплевать!
Может, она и была права, но я всё же верил в судьбу – если тебе суждено быть пойманным, тебя всё равно поймают.
Лиан ещё долго ворчала, пока мы добирались до дома, пока поднимались до квартиры, пока я сбегал от неё, отпросившись в ближайший бар.
– Если от тебя будет вонять женскими духами, можешь домой не приходить! – крикнула она мне в окно.
Я помахал ей, не обернувшись, она выругалась и захлопнула окна, дрожь от которых донеслась и до меня, через весь уличный гул.
От меня не пахло ничьими духами, потому что до бара я не дошёл…
За двести метров от него путь мне преградил серый седан без каких-либо номеров и опознавательных знаков. Он вылетел с дороги прямо на тротуар, чуть не врезавшись в стоявшие рядом вазоны. Я видел немало психов и поначалу даже не думал, что эти за мной.
Двери открылись, водительская и та, что за ней; двое парней неслабой наружности схватили меня, прежде чем я успел что-то сделать.
Я сидел на заднем сиденье. Нет, не так – я лежал на заднем сиденье с кляпом во рту и перевязанными глазами. Руки мне тоже завязали, но я успел высвободиться уже через пару минут. На всякий случай я так и держал их за спиной, придерживая и верёвку. Что я мог сделать в мчащемся автомобиле? Заработать себе пулю в лоб? Справедливости ради стоит сказать, что меня не избили. Я, конечно, не знаю, может, меня изобьют потом, может, меня и везут, для того чтобы избить. Перед глазами мелькали лица всех тех, кого я когда-то обчистил: пьяные, потные, лоснящиеся от жира. Честное слово, я не хотел бы попасться ни одному из них. Последним в списке мелькающих лиц было лицо Лиан. Она смотрела на меня из вчерашнего дня и повторяла всё с тем же упрёком: тебя могут убить или посадить…
