То письмо на китайском сейчас совсем не кажется шуткой. Все это звучит чертовски реально.
флагшток1993
23:50 и чего ты хочешь?
23:50 у тебя она или нет чего ты от меня хочешь?
айчинрядом2011
23:50 я думал, ты слушаешь.
23:50 Я ДУМАЛ ЧТО МЫ ДРУЗЬЯ.
23:50 Но ты не слушаешь меня, как и все остальные.
23:50 Не как она.
23:50 Она слушает. А ты просто один из них. Думаешь только о себе.
У меня по шее стекает пот. Я начал медленно сползать в кресле, до того, что теперь я едва вижу экран.
флагшток1993
23:52 она в порядке?
айчинрядом2011
23:52 О, она прямо возле меня. Привет, Ай-Чин. Скажи привет.
23:52 Может, она не все пока понимает. Нам обоим было сложно все это осознать. Честно говоря, у нас был очень серьезный разговор, когда я нашел ее письмецо тебе.
23:52 Вот что я получил за то, что оставил ноутбук открытым, отойдя в туалет. Она находчивая.
23:52 С этим мы уже разобрались.
23:52 Теперь у нас нет разногласий.
23:52 Они все почувствуют себя очень глупо, когда она полностью привыкнет, когда она скажет им всем, что хочет быть со мной, что, хоть случившееся изначально можно технически считать «похищением», это было скорее очаровательное знакомство. Это будет наша история! Она скажет им, что она все это время была в нужном месте.
23:52 Что она нашла свое место. А я нашел свое.
флагшток1993
23:52 если она правда хочет остаться ты должен сказать ей что она может уйти.
23:53 она может уйти?
23:53 не может.
айчинрядом2011
23:56 Ты кое-что упускаешь, Дэни. Это из-за тебя я оказался в этой ситуации.
23:56 Сначала я не был уверен, в чем суть всего этого. Мне понравилось с ней разговаривать, но потом она села в машину, а потом оказалась у меня дома, а потом я попросил ее остаться, а потом она хотела уйти, но я не был готов к этому. Что, если бы она больше не вернулась? Что, если она лгала, как все остальные?
23:57 Но благодаря тебе я понял, что все это часть более длинной истории. Она садится в мою машину. Она у меня в подвале. Я встречаю тебя, такого же изгоя, попутчика. Это ты помог мне понять, что я не один. Что есть люди, которые чувствуют себя так же, как я, которые настолько же потеряны. Я думаю, ты запутался. Думаю, полиция тебя запутала. Это у нас все еще общее.
23:58 И что есть надежда. И что это хорошо закончится.
23:58 Мне просто нужно немного времени. И мне нужно, чтобы ты не стоял у меня на пути.
23:58 Ты просто парень, который сидит у себя на крыльце и ничего не делает.
23:58 Да. Я тебя видел. Теперь я знаю, кто ты. Ты слишком много времени уделял себе и не заметил, что я все это время наблюдал за тобой. Тебя очень легко найти. Ты думал, я не смогу тебя найти? В твоем районе не так много домов. И точно не так много тех, чьи жильцы весь день сидят дома.
Собрав последние силы, я выпрямляюсь в кресле.
флагшток1993
23:58 что
23:58 что
23:58 ты бредишь.
23:58 ты просто псих
23:58 я не хочу быть частью твоей болезни чувак
23:58 я просто хочу отправить тебя в тюрьму.
23:58 но сначала я хочу надрать тебе задницу.
айчинрядом2011
23:58 Нет, не хочешь. Ты никому не надерешь задницу.
23:59 Потому что ты даже не можешь встать со своего кресла.
Раздается громкое хрясь, на мгновение вспыхивает яркий свет, а затем я падаю.
Понедельник
49.
Мой отец ушел прежде, чем я его узнал. Я даже не злюсь из-за этого. Я не знал его достаточно, чтобы скучать, или чтобы даже знать, по чему мне скучать. Чувак быстро понял, что он долго не продержится со всеми усилиями, прилагающимися к ребенку, поэтому он улизнул. Я бы не узнал его, если бы он сейчас сидел передо мной. Он трус, но, знаете, большинство людей такие. Я не говорю вам ничего нового.
Мама никогда ничего плохого о нем не говорила, потому что она вообще ни слова о нем не говорила. Ее стратегией было скрывать его от меня, даже не упоминать, как не упоминаешь какого-то школьного учителя в Южной Дакоте, о котором ты никогда не слышал, или об актере массовки в норвежском телешоу для детей, которое ты не смог бы посмотреть, даже если бы хотел. Обсудить его значило бы дать ему власть, которую он не заслужил. Он был просто парнем. Ее он, похоже, не интересовал, поэтому и меня тоже.
В итоге я спросил у нее о нем несколько лет назад, когда стало безопасно, когда было понятно, что я все-таки вырос нормальным и что я не собираюсь начинать его искать или что-то в этом роде. Мне просто было немного любопытно, как когда вы задумываете, какими были ваши родители до вашего рождения – мне вроде бы было не все равно, но это было несрочно. Она сказала, что не знает, где он, в последний раз она слышала, что он продавал мобильные телефоны где-то в Северной Калифорнии, но это было двадцать лет назад, к тому моменту он мог бы уже быть на Луне.
– У меня не было времени беспокоиться о твоем отце, – сказала она мне. – Я переживала потерю своей мамы.
Примерно через три месяца после моего диагноза и через два после ухода моего отца моя бабушка, Розмари Уитсел Лэмм, собирала цветы со своей лучшей подругой Элизабет. Розмари недавно овдовела: Отис, ее второй муж, умер от рака простаты после долгого, изнурительного течения болезни, из-за которого Розмари пришлось уволиться с работы и ухаживать за ним последние десять лет его жизни. Она была среднеуспешным агентом по недвижимости в Огайо, но когда Отис больше не смог работать из-за болезни, а затем и выходить из дома, она уволилась, чтобы все время заботиться о нем. Это был кошмар, говорила мама, просто грустный пустой дом, где не происходило ничего, кроме медленной, болезненной смерти мужчины, за которым ухаживала женщина, любившая его, но не совсем подписывавшаяся на то, чтобы мыть его утки, вычищать нарывы и слушать его стоны от боли. Мама говорила, для нее это было слишком – она целые три года их не навещала. «Мне так стыдно», сказала она мне, расплакавшись. «Я даже не привезла тебя к ней, когда ты родился. Там было слишком ужасно.»
Вскоре после моего рождения Отис наконец-то умер. Мама сказала, что после похорон Розмари сразу расцвела в женщину, которую мама помнила: мечтательную, веселую и ненасытно любопытную ко всему. Освобожденная от заботы об умирающем муже, она вернулась к жизни. Она собралась продать дом, отправиться в круиз на Аляску, может, увидеть Лондон; она всегда хотела побывать в Лондоне, но никогда даже не выезжала за пределы Штатов. Она приехала в Иллинойс прямо перед уходом моего отца, провела с нами месяц, наслаждаясь обществом нового внука и своей дочери, планируя все свои поездки и свое будущее, которым ей теперь было позволено наслаждаться. Мама говорила, что Розмари сказала ей: «Я скучаю по Отису. Но я рада, что все закончилось». Она вернулась в Огайо. Мы собирались навестить ее летом.
Стоял свежий, приятный апрельский день, когда Розмари и Элизабет отправились на свою еженедельную прогулку в сад их подруги через мост в Кентукки, где ты выходишь из пригорода и попадаешь на длинные, плоские, пустые земли сельской местности Кентукки с одним знаком «Стоп» на целые мили, двухполосными дорогами с лимитом скорости 55 м/ч и названиями вроде 44 RR 2 E. У них было отдаленное место в конце длинной изгибающейся дороги, но в милях от ближайшего шоссе, место, где можно просто прогуливаться, любоваться цветами, слушать пение птиц, находить умиротворение вдали от безумия.
Элизабет позже рассказала маме, что Розмари просто была погружена в свои мысли, переходя дорогу к новому саду, где внезапно расцвели лилии, витала в своем мире, в пространстве, наконец-то принадлежащем только ей. Она не увидела грузовик, несущийся из-за поворота, а он не видел ее, пока для обоих не было слишком поздно. Он превысил скорость. Она была на середине дороги. Обычно там не было людей на мили вокруг. Элизабет сказала, что Розмари была к ней спиной, когда это случилось. Она не знала, улыбалась ли Розмари, грустила, печалилась или просто тупо шла по пути, который мы тупо проходим изо дня в день, направляясь туда, куда нам хочется.
