— Юрико! Давай сюда!
Я уселась с ним рядом в тесную машину.
Расходившиеся после уроков по домам девчонки с завистью поглядывали на нас. Дело было не в «пежо» и не в Кидзиме — они завидовали тому, что мы с Кидзимой умудрялись находить удовольствия как в школе, так и за ее пределами. И первой среди завистниц была та самая Кадзуэ Сато.
Закипая от злости, Кидзима закурил сигарету и, выпустив изо рта дым, спросил:
— Ты чего моему папаше наплела? Сучара! Теперь нас запросто могут из школы попереть. Педсовет собирают на выходных. Отец вчера вечером сказал.
— Он тоже увольняться собрался?
— Кто его знает? Может, и собрался. — Кидзима, скривившись, отвернулся. Прямо как отец. — А ты что дальше делать будешь?
— В модели могу записаться. Приходил тут парень из агентства, оставил визитку. Или в проститутки.
— Меня возьмешь к себе прицепом?
Я кивнула, глядя на обходивших «пежо» девчонок. Одна обернулась и посмотрела на меня.
Сестра!
«Дебилка! — прочитала я по ее беззвучно шевельнувшимся губам. — Дебилка! Дебилка! Дебилка!»
Ни с того ни с сего Джонсон навалился на меня и стал душить.
— Прекрати! — прохрипела я, пытаясь освободиться от тяжести.
Крепко прижав мои руки и ноги к кровати, он прокричал в самое ухо:
— Профессор Кидзима любит Юрико!
— Не знаю… Может быть.
— Надо быть сумасшедшим, чтобы связаться с такой, как ты. Полным кретином.
— Да. Но мы уходим из школы.
— Какого черта? — Джонсон ослабил хватку.
— Все открылось. Теперь нас наверняка выгонят из школы — и меня, и его сына. Кидзима-сэнсэй тоже подаст в отставку, я думаю.
— А ты не думаешь, что ты нас позоришь — меня и Масами?!
Джонсон побагровел. И не только из-за выпитого бурбона. Он был в ярости. Но мне было все равно — пусть делает что хочет. Хоть убивает. Ну чего им всем от меня нужно? Моего тела мало? Обязательно надо в душу лезть. Джонсон был явно не в себе. Бутылка с бурбоном опрокинулась, жидкость пятном разлилась по простыне и стала впитываться в матрас.
«Теперь от Масами достанется», — подумала я и схватила бутылку, но она выскользнула из руки и с громким стуком упала на пол.
Джонсон вставил, шепча мне на ухо:
— Пустая бессердечная блядь! Дешевка! Ты меня достала!
«Это что, у него новая игра?» — гадала я, глядя в потолок. И ничего не чувствовала. Неужели теперь всегда так будет? В пятнадцать — старуха, а в семнадцать — фригидная?
В дверь вдруг кто-то забарабанил.
— Юрико! Что с тобой? У тебя кто-то есть?
Я не успела и рта открыть, как дверь распахнулась и в комнату, пригнувшись, влетела Масами. В руках у нее была бейсбольная бита. Увидев голую девчонку и подмявшего ее мужика, она заорала как резаная. А поняв, что это ее собственный муж, повалилась на пол.
— Что же это такое?!
— Что видишь, дорогая.
Джонсоны стояли по бокам моей кровати и осыпали друг друга проклятиями, а я так и лежала голая и смотрела в потолок.
Я прожила у Джонсонов почти три года и столько же проучилась в школе Q. В последнем классе, вскоре после начала учебного года, мне порекомендовали уйти. Так же поступили и с Кидзимой. Его отец, признав свою ответственность за поведение сына, тоже ушел из школы и, как я слышала, устроился комендантом в общежитие какой-то фирмы в Каруидзаве. Наверное, до сих пор собирает себе в коробочки жуков; больше я его не видела.
После того как нас выгнали из школы, мы встретились с Кидзимой в нашем кафе в Сибуя. Он сидел в темном углу и махнул мне рукой, в которой держал сигарету. В другой руке у него была спортивная газета. Явно не школьный типаж. Он больше смахивал на отбившегося от стаи молодчика. Кидзима, громко шурша, сложил газету и взглянул на меня.
— Вот, перевожусь в другую школу. Кому я нужен без аттестата? Время сейчас такое. А ты что собираешься делать? Что Джонсон предлагает?
— Делай что хочешь, говорит.
Мне оставалось только одно — жить, торгуя собственным телом. Не надеясь ни на чье покровительство или поддержку. И так продолжается до сих пор. В этом смысле ничего не изменилось.
Предлагаю вам выслушать и мой рассказ. Не могу же я оставить без внимания всю ту ложь, которую нагородила Юрико. Это было бы нечестно. Правда же? В своем дневнике она вылила на меня столько грязи, что промолчать я просто не могу. В конце концов, я работаю в муниципальном управлении, я честный, добросовестный человек. Разве я не заслужила, чтобы меня выслушали?
Юрико написала, что я некрасива и похожа на нашу мать-японку, но все равно — разве я не полукровка, как ни посмотри? Поглядите сами. Цвет кожи… Не желтый, а кремовый. Лицо… Нос вытянутый, глубоко посаженные глаза. Скажете, нет? Фигурой я, к сожалению, в мать — такая же невысокая и плотная. Внешность азиатская, но, как я уже говорила, в этом моя индивидуальность. С Юрико мы совсем не похожи, хоть и сестры.
Повторяю с гордостью: во мне, внутри меня, есть гены отца-швейцарца. Это сто процентов. А Юрико, с чьей красотой все носились, всегда судила меня только по внешности.
Мне кажется, этот дневник написала не Юрико. Может быть, кто-то другой автор этой писанины. Я уже не раз говорила, что у моей младшей сестры не хватало ума складно излагать свои мысли на бумаге. С сочинениями у нее всегда было плохо. Послушайте, что она написала в четвертом классе: «Вчера со старшей сестрой мы пошли за золотыми рыбками, но у магазина, где их торгуют, оказалось воскресенье. Из-за этого я не купила красную золотую рыбку. Я расстроилась и плакала».
И это в четвертом классе! Но почерк! Как у взрослого. Вы, верно, думаете, я сама это сочинила и сваливаю на Юрико? Ничего подобного. Я нашла этот «шедевр» на днях, разбираясь в дедовом шкафу. Мне все время приходилось переписывать ее творения, чтобы другие не поняли, что моя сестра сволочная дура. Ясно?
А теперь хотите, расскажу о Кадзуэ? Раз уж о ней написано в дневнике Юрико. Появление Юрико в школе Q. вызвало переполох даже в старших классах. В общем-то, ничего удивительного, но я хорошо помню, как меня все это доставало.
Первой с расспросами подкатилась Мицуру. Она подошла к моему столу на большой перемене, в руках у нее был толстый учебник. Я как раз закончила ланч, который принесла из дома: приготовленную дедом накануне тушеную редьку с пастой из соевых бобов. Почему мне запомнилась такая мелочь? Я пролила соус на тетрадку по английскому языку, на ней тут же расплылось большое бурое пятно. С дедовой стряпней почему-то часто так выходило, поэтому, когда я шла в школу, настроение было заранее испорчено. Мицуру сочувственно наблюдала, как я судорожно терла пятно влажным носовым платком.
— Я слышала, твоя младшая сестра к нам перевелась.
— Вроде того, — бросила я, не поднимая головы.
Не ожидавшая такого бесстрастного ответа Мицуру втянула голову в плечи. Резкие быстрые движения, круглые глаза. Вылитая белка! Временами она напоминала этого дурацкого зверька, хотя и казалась мне очень миленькой.
— «Вроде того»! Что это за ответ? Тебе разве нет до нее никакого дела? Сестра все-таки.
Мицуру добродушно улыбнулась, показав крупные передние зубы.
Оторвавшись от тетрадки, я ответила:
— Вот именно: никакого дела.
Мицуру снова удивленно округлила глаза.
— Это почему же? Я слышала, она красивая.
— Кто тебе сказал?
— Кидзима-сэнсэй. Она вроде в его классе.
Мицуру показала мне свой учебник. «Биология». Такакуни Кидзима. Он курировал классы с седьмого по девятый и еще вел у нас биологию. Нервный тип, выводивший на доске иероглифы так ровно, будто каждый измерял линейкой. Он всегда был такой правильный, приторно идеальный. Я его терпеть не могла.
— Я его уважаю, — не дожидаясь моего ответа, заявила Мицуру. — Предмет знает лучше некуда, отличный классный. Просто блеск! Года два назад мы с ним в поход ходили…
— И что же он сказал про сестру? — оборвала я подругу, пустившуюся в воспоминания.
— Он мне сказал: «Я слышал, в твоем классе учится сестра Юрико?» Я ответила: «Не знаю». А он: «Такого быть не может». И тут до меня стало доходить, что он тебя имел в виду. Я даже не поверила.
— Чего так?
— Я ведь не знала, что у тебя сестра есть.
Мицуру была достаточно умна, чтобы не сказать: «Потому что она дьявольски красива и совсем не похожа на тебя».
Тут за дверью послышался какой-то шум. Из коридора в класс, где мы сидели с Мицуру, толкаясь, стал заглядывать народ — девчонки с младшего потока, где училась Юрико. За спинами у них робко маячили даже несколько парней.
— Это что такое?
Я обернулась к двери, и тут же наступила тишина. От толпы отделился представитель — внушительных размеров девица, завитая «мелким бесом», крашенная в каштановый цвет. По ее самоуверенному виду можно было безошибочно заключить, что она из касты. Мы с Мицуру были не одни — в классе сидели еще несколько девчонок из той же категории. Они по-свойски приветствовали девицу:
