— Но ведь это твой день рождения, так ведь? — сказал он с улыбкой.
Потом на такси они подъехали к театру, где давали спектакль "Святая Джоанна". Их места были в шестом ряду партера, посредине. Во время антракта Мэрион была необычно разговорчива, её кроткие глаза серны сверкали, когда она рассуждала о Шоу и игре актёров и знаменитости, сидевшей прямо впереди них. Весь спектакль они не переставая держались за руки.
По завершению спектакля — поскольку, сказала она себе, Бад и так уж истратил столько денег за вечер — Мэрион предложила прогуляться до её дома пешком.
— Я чувствую себя пилигримом, в конце концов допущенным в священный храм, — сказал он, вставляя ключ в скважину замка. Ключ и дверную ручку он повернул одновременно.
— Ничего сверхъестественного там нет, — возразила Мэрион живо. — На самом деле. Говорят, две комнаты, а, пожалуй, всего одна, ведь кухонька такая тесная.
Он распахнул дверь, вытащив ключ из скважины, передал его Мэрион. Она шагнула внутрь и прикоснулась к выключателю на стене рядом с косяком. Рассеянный свет ламп заполнил помещение. Он вошёл следом за ней, закрыв за собою дверь. Она повернулась к нему, чтобы видеть его лицо. Окинув внимательным взглядом обстановку — тёмно-серые стены, голубые и белые полосатые драпировки, мебель из осветлённого дуба, он пробормотал себе под нос что-то одобрительное.
— Очень тесная, — сказала Мэрион.
— Но уютная, — ответил он. — Очень уютная.
— Спасибо. — Она отвернулась от него, расстёгивая заколку орхидеи, чувствуя внезапную неловкость, такую же, как в тот день, когда они повстречались впервые. Положила заколку на бюро и начала снимать пальто. Он кинулся помогать ей.
— Чудесная мебель, — сказал он, оставаясь у неё за спиной.
Механически она повесила оба пальто в шкаф и повернулась к зеркалу над бюро. На ощупь приколола орхидею к своему кирпичного цвета платью, глядя в зеркало не на себя, а на отражение Бада. Он стоял в центре комнаты. Склонившись к кофейному столику, он поднял с него квадратную медную пластину. По его бесстрастному лицу, обращённому в профиль к Мэрион, невозможно было понять, нравится ли ему этот предмет или нет. Мэрион замерла в ожидании вердикта.
— М-м-м, — промычал он, наконец, одобрительно. — Подарок отца, я полагаю.
— Нет, — ответила Мэрион, продолжая смотреть в зеркало. — Это мне подарила Эллен.
— А-а. — Покрутив пластину в руках, он положил её обратно на столик.
Теребя рукою воротник платья, Мэрион отвернулась от зеркала. В три пружинистых шага Бад пересёк комнату, остановившись перед низеньким книжным шкафом, и принялся рассматривать картину на стене над ним. Мэрион внимательно следила за его реакцией.
— Наш старый друг Демут, — заметил он. Улыбнувшись, оглянулся на неё. Она тоже улыбнулась в ответ. Он снова уставился на картину.
После секундного колебания Мэрион присоединилась к нему, встала рядом.
— Никак не мог понять, почему изображение зернового элеватора он назвал "Мой Египет", — признался Бад.
— А это на самом деле так? Я и не думала.
— Тем не менее, прекрасная картина. — Он повернулся к Мэрион. — Что такое? У меня, что, грязь на носу или?
— Что?
— Ты так смотрела…
— О-о. Нет. Хочешь чего-нибудь выпить?
— М-м-м-хм.
— Ничего кроме вина нет.
— Отлично.
Мэрион направилась на кухню.
— Постой. — Он вынул из кармана обернутую в тонкую бумагу коробочку. — С днём рождения.
— О, Бад, тебе не надо было!
— Мне не надо было, — мгновенно передразнил он. — Но всё-таки, разве ты этому не рада?..
В коробочке лежали серебряные серёжки, бесхитростные полированные треугольнички.
— О-о, спасибо! Какая прелесть! — воскликнула Мэрион и поцеловала его.
Она бросилась к бюро, чтобы примерить подарок. Бад последовал за неё, встал за спиной, глядя на её отражение в зеркале. Когда она надела серьги, он повернул её к себе.
— Прелесть, это точно, — согласился он.
Поцеловав её, он спросил:
— И где же то вино, о котором мы говорили?
Из кухни Мэрион принесла на подносе бутылку бардолино в пальмовой оплётке и пару бокалов. Бад, скинув пиджак, сидел по-турецки на полу перед книжным шкафом, держа в руках раскрытую книгу.
— Не знал, что тебе нравится Пруст, — сказал он.
— Да, нравится! — Она поставила поднос на кофейный столик.
— Давай сюда, — он показал рукой на книжный шкаф. Мэрион подвинула поднос ближе к шкафу. Наполнив бокалы, подала один Баду. Взяв другой, стряхнула с ног туфли и села рядом на пол. — Я хочу показать тебе описание, от которого я без ума, — сказал Бад, перелистывая страницы книги.
Он запустил проигрыватель. Тонарм медленно отклонился влево и, зависнув над краем вращающейся пластинки, уронил на неё свою змеиную головку. Опустив крышку на проигрыватель, Бад вернулся к Мэрион, расположившейся на обтянутом голубой тканью диване-кровати, сел рядом. Зазвучали глубокие вступительные аккорды Второго фортепьянного концерта Рахманинова.
— То, что нужно, — отметила Мэрион.
Откинувшись на толстый валик, идущий вдоль стены, Бад осматривал комнату, сейчас мягко освещенную только одной из ламп.
— Здесь всё просто отлично, — отозвался он. — Почему ты не приглашала меня сюда раньше?
Она сняла с пуговки своего платья зацепившуюся за неё ниточку бутылочной оплетки.
— Не знаю, — ответила она. — Я думала, может… может, тебе здесь не понравится.
— Как такое могло бы случиться? — удивился он.
Его пальцы сноровисто работали над пуговицами её платья. Она сомкнула свои горячие ладони поверх его рук, удерживая их между грудей.
— Бад, у меня никогда… ничего не было раньше.
— Я знаю это, дорогая. Тебе не нужно говорить мне об этом.
— Я никого не любила раньше.
— И я тоже. Я никого не любил. Пока не встретил тебя.
— Ты серьёзно? В самом деле?
— Только тебя.
— И даже Эллен?
— Только тебя. Клянусь.
Он снова поцеловал её.
Отпустив его руки, она прикоснулась к его щекам.
Из "Нью-Йорк Таймс"; понедельник, 24-е декабря 1951 года.
МЭРИОН ДЖ. КИНГШИП ВЫХОДИТ ЗАМУЖ В ЭТУ СУББОТУ
Мисс Мэрион Джойс Кингшип, дочь проживающего в Манхеттене мистера Лео Кингшипа и покойной Филлис Хэтчер, выходит замуж за мистера Бёртона Корлисса, сына проживающей в Менассете, Масс., миссис Джозеф Корлисс и покойного мистера Корлисса. Свадебная церемония состоится 29-го декабря, во второй половине дня, в доме отца новобрачной.
Мисс Кингшип закончила школу Спенса в Нью-Йорке и также является выпускницей Колумбийского университета. Вплоть до начала нынешней недели она работала в рекламном агентстве Кэмдена и Гэлбрейта.
Жених мисс Киншип, служивший в армии во время Второй Мировой Войны, а затем учившийся в Колдуэлльском университете в Колдуэлле, Вис., недавно был принят на работу в отделение корпорации "Кингшип Коппер", занимающееся продажами внутри страны.
Сидя за своим рабочим столом, мисс Ричардсон вытянула вперёд правую руку движением, которое сама считала весьма грациозным, и прищурилась, рассматривая сдавливающий пухлое запястье золотой браслет. Определённо, его мать старовата уже для такого украшения, решила она. Для неё она подыщет что-нибудь другое, а браслет оставит себе.
Неожиданно она обнаружила, что видит свою руку на фоне чего-то голубого. В тонкую белую полоску. Она подняла голову, заулыбавшись, но тут же приняла серьёзную мину, сообразив, что опять перед нею этот зануда.
— Здравствуйте, — бодро начал он.
Мисс Ричардсон выдвинула из стола ящик и начал деловито шелестеть лежавшей в нём писчей бумагой.
— Мистер Кингшип всё ещё обедает, — холодно сказала она.
— Дражайшая вы моя, он обедал ещё в двенадцать часов. А сейчас уже три. Он кто, по-вашему, носорог?
— Если вы хотите встретиться с ним позднее на этой неделе…
— Я бы хотел получить аудиенцию у Его Преосвященства сегодня днём.
Мисс Ричадсон сердито задвинула ящик на место.
— Завтра — Рождество, — сказала она. — Мистер Кингшип прерывает четырёхдневные Рождественские каникулы, придя сюда. Он не стал бы этого делать, если бы это не было необходимо. Он дал мне строгие указания ни по какому поводу не беспокоить его. Ни в коем случае.
— Тогда он уже не обедает.
— Он дал мне строгие указания…
Незнакомец вздохнул. Перекинув сложенное пальто через плечо, он подцепил листок бумаги с лотка возле телефона мисс Ричардсон.
— Можно? — спросил он, уже взяв бумагу. Положив её на большой синий том, который держал на сгибе руки, он вытащил из ониксовой подставки ручку мисс Ричардсон и принялся писать.
