— Послушай, все очень серьезно. Тебя хотят убить. Я пытаюсь призвать тебя не допустить этого. А мы с моими ребятами будем продолжать расследование.
— Но ты же сказал, что теперь, когда ты в отставке, им затруднительно тебе помогать?
— Но все же кое-какие связи у меня остались. И уж позволь мне самому об этом позаботиться.
Мэтт сказал:
— Эл, а тот факт, что все эти кости принадлежали массовым убийцам — назовем их так за неимением лучшего определения? Что вы об этом думаете?
— Повторю еще раз: интересно, но не стоит того, чтобы вы рисковали жизнью. Что можно сделать с этими костями? Вот если бы их вернули к жизни, тогда это была бы совсем другая история.
— Мы должны продолжать это дело, именно потому что нас хотят остановить, — сказала Сенека. — Не только чтобы найти убийц Дэна и предоставить Мэтту ценный материал. Сам факт того, что нас хотят остановить, показывает: здесь есть что расследовать.
— Ладно, — сдался Эл. — Предположим, ты права. Тогда каковы ваши планы? Что вы теперь будете делать? Список ограблений — весь земной шар: Южная Америка, Европа, Ближний Восток. Вы хотите угадать, где будет следующее? Мне даже думать об этом страшно. — Возникла долгая пауза. — Так каковы ваши планы?
Сенека посмотрела на Мэтта и пожала плечами.
— Мы пока думаем.
— Еще один довод в пользу того, чтобы сесть на первый же самолет. Я взял на себя смелость перевезти твои вещи в новую квартиру, за которую вы с Даниелем внесли залог. К твоему приезду все будет готово.
— Эл, я же тебе объяснила, что я не могу себе позволить этот кондо на одну свою зарплату. Мне нужно найти квартиру подешевле.
— Нет, не нужно. Я твой отец, и на мой взгляд, ты уже достаточно страдала. Так что где ты хотела жить, там ты и будешь жить, — грохотал его сильный и строгий голос из маленького телефона. — Так что берите билеты и летите домой. В Париже вам больше нечего делать. Это тупик.
Сенека, глядя на Мэтта, покачала головой.
— Эл, ты взял на себя смелость — и совершенно напрасно. Я не знаю, благодарить тебя или бросить трубку.
— Послушай, малышка. Не надо из гордости отрезать себе нос.
Мэтт ободряюще улыбнулся ей и кивнул — в знак согласия со словами ее отца.
— Пожалуй, ты прав, — сказала она. — Если кто-то желает мне смерти, нет смысла упрямиться и помогать им исполнить желание. Я пришлю тебе номер рейса, как только мы купим билеты.
— Хорошо. А за это время я посмотрю, что можно сделать, по своим каналам.
— Да, и еще, — вспомнила Сенека. — Когда твои друзья-шпионы будут этим заниматься, попроси их разгадать значение одной фразы, на которую мы наткнулись.
— Какой?
— «Спали сей плат огнем».
2012, Багамы
Койотль поерзал в кресле. Когда он переложил руки с подлокотников на колени, ладони оставили на кожаной обивке следы пота. Скэрроу оторвал его от ежедневных занятий с апостолами и вызвал в библиотеку Ацтеки. Койотль понимал, что отнюдь не для дружеской беседы.
Скэрроу сел напротив него на кожаный диван, его глаза были жестки и холодны, как латунные шляпки гвоздей.
— Ты когда-нибудь обращал внимание на безупречность каждой детали в Ацтеке? Взгляни, к примеру, на этот пол, Койотль. Изысканное дерево венге, никаких недостатков. Говорят, оно обладает магической силой. В Африке, где оно растет, из него столетиями делали церемониальные маски и статуи богов.
Койотль не поднимал глаз, понимая, что настроение Скэрроу сейчас темнее коричневых досок пола.
— Или ковры. Это не просто ковры. Это настоящие персидские ковры из шелка и шерсти с груди и плеч горных овец. Тысяча узлов на квадратный дюйм. С годами краски становятся сочнее, и ковер становится еще лучше. Хороший персидский ковер может прослужить сотню лет… Так говорят… — Скэрроу переводил глаза с одного ковра на другой, словно восхищаясь произведениями искусства в музее. Потом он сделал паузу и пристально взглянул на главу штаба. — Безупречность. Но ничто не длится вечно, так ведь?
Койотль поднял голову, понимая, что страх в глазах спрятать не удастся.
Скэрроу продолжал:
— Стремление к безупречности для меня важно. Меньшего я не потерплю. Но теперь у меня проблема, друг мой.
Койотлю показалось, что у него остановилось сердце и кровь перестала течь по жилам.
— Но я не виноват в том, что случилось в Париже!
Скэрроу вытянулся на диване.
— А, твое замечание говорит мне, что ты хорошо понимаешь, что меня беспокоит.
— Да, Хавьер. Понимаю. Но я пытаюсь объяснить, что случилось.
— Разве не ты сопровождал апостола Менгеле в Париже?
— Да, но…
— Тогда это твоя вина.
Койотль почувствовал себя задетым, по спине потек пот.
— Не я разрабатывал план. Бросить их в катакомбах было ваше решение. Я предупреждал, что возможны случайности.
— Это ты отвечаешь за то, чтобы случайности были невозможны.
Койотль почувствовал потребность встать и начать шагать по комнате. Вместо этого он переложил руки обратно на подлокотники, непроизвольно вцепившись пальцами в их края.
— Я не знаю, как им удалось выбраться. Они были так глубоко в лабиринте, что не иначе как чудо…
Скэрроу сложил кончики пальцев домиком и приложил к губам.
— А то, что они пережили удар по лодке у Флорида-Киз, это тоже чудо? И взрыв бомбы в Мехико? Как там можно было выжить? Ты считаешь, что все это были чудеса?
— Хант и ее спутнику невероятно повезло. Все планы имели недостатки. В своих стратегиях вы закладывали риск провала ради того, чтобы результат можно было выдать за несчастный случай. Почему бы уже открыто не убить их обоих? Застрелить. И инсценировать угон автомобиля или ограбление, или еще какой-нибудь случайный акт насилия. Лишь бы результат был достигнут. Чем проще, тем лучше.
— Только при подходящих обстоятельствах. — Скэрроу встал и выпрямился во весь рост, его лицо было хмурым. — Ты не понимаешь. Возможно, и никто не понимает. Миссия Феникса — это цель всей моей жизни. И в то же время это задача, тяжким бременем лежащая на моих плечах. Я был избран из всех когда-либо живших. Я не могу потерпеть поражения, оно означало бы конец рода людского. Второго шанса не будет. Дни свершения наступили.
— Хавьер, мы можем только пытаться понять вас. Я в вас верю, я полностью посвятил себя вашему делу и Миссии Феникса. Но, может быть, есть смысл придумать не такое сложное решение этой проблемы, чтобы вы могли продвигаться в своей работе дальше.
— Если Сенека Хант и Мэтт Эверхарт будут убиты так, что это вызовет полицейское расследование, мы окажемся в серьезной опасности. Я не могу допустить даже малейшей связи, которая привела бы ко мне и моему делу. Один просчет с нашей стороны, единственный, даже мельчайший, намек или подозрение, и эти двое все распутают. Как бы мы ни решили уничтожить их, это не должно повлечь никакого полицейского или правительственного расследования.
Скэрроу прошел через комнату, отодвинул портьеру и посмотрел в окно, на зеленое покрывало соснового леса. Негромко, словно самому себе, он сказал:
— Эта женщина уже обладает знанием, которое может нас уничтожить. Только сама того не ведает.
2012, Париж
— Я бы еще поспала, — произнесла Сенека, положив голову на спинку сиденья такси, отъехавшего от отеля к аэропорту Шарль де Голль.
— Выспишься в самолете, — сказал Мэтт. — Лететь будем долго.
— Мои внутренние часы совсем разладятся, когда мы долетим до Майами.
— За день-другой придут в порядок. Я даже не могу сказать, то ли я настолько устал, что уже не чувствую усталости, то ли у меня открылось второе дыхание.
— Повезло тебе.
— Кстати о везении, — заметил Мэтт. — Эла нам сам Бог послал. Он открыл нам такие двери, в которые мы даже постучать не могли. Это уже не говоря о том, что он спас нам жизнь.
— Я понимаю, что ты прав, но для меня принять его внезапное появление в моей жизни не так легко. Наверное, я была с ним не слишком любезна. Это с твоей точки зрения все замечательно, а вот моя слегка искажена.
— Может быть, стоит сделать усилие, чтобы забыть обиду? Негативные чувства ведут к негативным последствиям.
Сенека отвернулась.
— Извини, — сказал Мэтт. — Моя точка зрения не учитывает всего, что у тебя с ним связано. Извини, что лезу не в свое дело.
— Это все непросто, — улыбнулась она. — Но я работаю над собой. Однако какова парижская полиция! Боже правый, нас похитили и оставили умирать в подземелье. А они даже не попытались хоть что-нибудь сделать!
— Наверное, у них там внизу туристы теряются через день. Хотя большая часть катакомб закрыта, люди все время нарушают правила. Их от этого уже тошнит. И потом, говорят, французы не любят иностранцев, особенно американцев. Интересно, если все французы посмотрят первые тридцать минут фильма «Спасти рядового Райана», они у нас хоть немного подобреют?
