Хикс подошел к окну, провел пальцем по разрезанной сетке, а потом покачал головой, не веря своим глазам.
— Как такое возможно, черт побери? Почему Филипп не закричал?
— Не думаю, что он был в состоянии.
— Почему нет?
— Его сковал ужас, — прошептала я.
Хикс повернулся и окинул взглядом комнату, пытаясь найти причину там, где ее не было.
— Габриель мог бы убить его прямо здесь. Почему же он его похитил?
Я задумчиво покачала головой:
— Чтобы показать нам, что он может.
— Вы о нем слишком высокого мнения.
— Нет, это не так.
— Что тогда?
— Я его боюсь.
Хикс посмотрел на меня и покачал головой. Понятия «страх» официально не существовало в словаре, одобренном ФБР. Копы типа меня могут бояться. Но фэбээровцы стоят плечом к плечу и пышут решительностью бороться с любым врагом. Хикс отвернулся и посмотрел на окно.
— И что он собирается с ним сделать?
Мне не хотелось об этом думать, поскольку, возможно, ответ будет тем же самым, что и на вопрос о моей дочери. И я просто не могла это себе представить.
— Габриель будет использовать Филиппа, пока он ему нужен.
В комнату вошли два криминалиста и начали наносить дактилоскопический порошок на оконную раму. Бесполезно. Мы найдем только то, что Габриель хочет, чтобы мы нашли. Кровавый отпечаток руки на белой простыне, открытое окно, пустая комната.
— Кто знал про эту явку? — спросила я.
— Никто. Мы снимаем жилье анонимно и используем только один раз. Хозяева даже не знают, для чего нам дома.
— Филипп кому-нибудь звонил?
Хикс покачал головой.
— Нет, это запрещено.
Он сжал руку в кулак и отвел его назад, словно собирался стукнуть по стене.
— То, что здесь произошло, это немыслимо.
— Агент Хикс, за последние двадцать четыре часа я поняла, что категории «невообразимого» и «возможного» не так уж отличаются друг от друга.
— Когда вы его привезли сюда? — спросила я.
— В начале одиннадцатого. Он выпил кока-колы и вскоре пошел спать.
Я потопталась около дверей, понимая, что мое восприятие места преступления неполно. Но что я упускаю? Это напоминало ребусы из журнала «Хайлайт», где в одном рисунке прятался другой.
— Какие-то еще окна открывались вчера вечером?
— Какая разница? Преступник проник через это.
— Оно взломано?
Хикс покачал головой:
— Судя по всему, нет.
— Значит, оно уже было открыто?
— К чему вы клоните?
— Вчера вечером было холодно. Почему же Филипп открыл окно?
— А вы что, не спите с открытым окном?
— Да, но под одеялом. А здесь одеяло все еще свернуто, им не пользовались.
— Может, Филипп вообще не ложился.
— Тогда как вы объясните кровавую полосу на простыне?
Хикс посмотрел на кровать. Пятно начало менять цвет, становясь кофейным. Хикс несколько секунд рассматривал его, словно пытался расшифровать изящную японскую каллиграфию.
— Вы что, полагаете, что он сам открыл Габриелю?
— Я ничего не предполагаю, я просто рассуждаю.
— Но зачем ему пускать в комнату человека, который несколькими часами раньше привязал к нему бомбу и оставил умирать?
— Не знаю.
Я подошла к окну и выглянула во двор. Дно маленького бассейна было выкрашено темной краской, из-за чего вода казалась раной в земле. Это напомнило мне о смоляных ямах в Голливуде, которые заманивают жертву обещанием воды, а потом медленно затягивают ее в свои недра, лишая жизни. По моим рукам пробежала легкая дрожь. Такое впечатление, что я смотрю на портрет Габриеля. Он был рядом, маня меня к себе, чтобы затянуть на дно.
Как и предсказывали метеорологи, шторм, принесший с собой дождь, двинулся на восток, через горы в пустыню. Лоскутки голубого неба проглядывали сквозь облака, как дырки в разорванном одеяле. Завтра будет чудесный день: горы в снежных шапках, бульвар Колорадо, украшенный мечтами всех мыслимых оттенков.
Гаррисон притормозил перед домом Филиппа в Голливуде. На асфальте валялись клочки промокших газет и полиэтиленовые мешки. Уличный торговец-мексиканец, похожий на индейца майя, нес на палке мешки с сахарной ватой, напоминающей букеты розовых цветов.
Мы поднялись по ступеням вверх. Жизнь здесь снова шла своим чередом. Те же запахи специй, просачивающиеся из-под дверей. Та же грохочущая музыка. Те же сердитые голоса, ругающиеся на армянском, арабском и испанском в конце длинного темного коридора. Кошмар Нового Света.
Дверь в квартиру Филиппа агенты ФБР опечатали своей фирменной лентой, которая извещала, что любого нарушившего границу ждет наказание. Кто-то написал на ней имя своего земляка флуоресцентной оранжевой краской. Я оторвала ленту и вошла внутрь.
В комнате все перевернуто вверх дном. Все улики, связанные с Габриелем, изъяты. А то, что осталось, покрыто дактилоскопическим порошком. Единственное, что осталось нетронутым, — стул, на котором сидел Филипп с бомбой на коленях.
Это единственное место, о котором мы могли с уверенностью сказать — здесь Габриель провел какое-то время. И я, узнав о нем много нового, тешила себя слабой надеждой, что мы заметим какую-то деталь, которую пропустили, думая, что ищем террориста, а не серийного убийцу. Я снова мысленно воспроизвела события, произошедшие в этой комнате.
Филипп выжил потому, что Габриель хотел, чтобы мы узнали, что это он. Но как он мог быть уверен, что в комнату войдет кто-то, разбирающийся в бомбах, например Гаррисон, и сможет обезвредить взрывное устройство? Габриель слишком умен, чтобы полагаться на волю случая.
— Как можно гарантировать, что получишь именно тот результат, который хочешь?
— Очень просто, — буркнул Гаррисон, — просто исключить все остальные варианты.
— И как же Габриель исключил все остальные варианты в этой комнате?
Мы молча огляделись.
— Ты думаешь, это возможно, что Филипп заодно с Габриелем?
Гаррисон посмотрел на меня с удивлением, а потом взглянул на стул, словно воспроизводил события.
— Вы имеете в виду, можно ли сделать такой вывод по тому, как сконструирована бомба, или по взгляду Филиппа, когда таймер отсчитывал время назад?
— И то, и другое.
Он прикоснулся к верхней губе, как будто теребил воображаемые усы.
— То, что я прочел в его взгляде, было настоящим.
— А бомба?
— Очень простенькая.
— Если в бунгало Суини бомба была довольно изощренной, то почему в этот раз он изготовил настолько, как ты говоришь, простенькую?
— Ну, здесь особых изысков и не требовалось. Главная цель — убить человека, неподвижно сидящего на стуле.
— Но она не должна была его убивать.
— А как доказать обратное?
— Исключить все остальные варианты.
Гаррисон наклонил голову набок, словно решил рассмотреть мою идею под другим углом.
— Если бы я не обрезал провод, она бы взорвалась.
— Но если бы тебя не было вовсе, Филипп смог бы сам остановить механизм?
Гаррисон покачал головой. Да, это все равно что жонглировать тающими кубиками льда.
— С таким же успехом можно задать вопрос, какого цвета зебра — черная в белую полосочку или наоборот. Все зависит от того, как посмотреть.
— Но если бы Филипп обладал необходимыми знаниями, это было бы возможно.
— Если бы он знал, как… Да, возможно. Но мы так и не ответили на вопрос «зачем».
— Затем, чтобы мы получили описание Габриеля, — сказала я.
— Но Филипп мог бы предоставить нам описание и без всяких фокусов с бомбами.
— А мы бы ему поверили? Зато если превратить Филиппа в живую бомбу, он сразу начинает вызывать доверие.
— Но зачем?
Я видела, как в его взгляде промелькнул ответ на его же вопрос.
— Ложное описание.
Я кивнула.
— Правда, оно сходится с описанием, полученным французской полицией.
— Значит, мы пришли к тому, с чего начали.
— Да… что нам просто повезло.
Я оглядела печальную комнатку. Где-то в здании яростно лаяла собака и бросалась на дверь, мимо которой кто-то проходил.
Я подошла к дешевенькому комоду, стоявшему в углу. Все ящики выдвинуты, и содержимое раскидано по полу. Но осмотр одежды не давал ничего, кроме того что Филипп отоваривался в «Gap». Над комодом, на зеркале, была прикреплена рамочка с шестью фотографиями Филиппа. Я вытащила одну. На ней Филипп стоял перед большим белым зданием. На его губах играла таинственная улыбка. Это напомнило мне снимок Лэйси под секвойями. Я сняла и остальные фотографии и сунула их в карман на случай, если потребуется опознание.
— Если он еще не умер, то, скорее всего, очень жалеет об этом, — тихонько сказала я.
Я выглянула в окно. Через прорехи в облаках пробивался тусклый свет заходящего солнца. Солнечный луч нарисовал блеклый розовый квадрат на окне дома напротив, расположенного меньше чем в десяти метрах. Я видела, как мать баюкает в руках ребенка, тихонько раскачивая его туда-сюда, словно они плывут по волнам.
