— Если он еще не умер, то, скорее всего, очень жалеет об этом, — тихонько сказала я.
Я выглянула в окно. Через прорехи в облаках пробивался тусклый свет заходящего солнца. Солнечный луч нарисовал блеклый розовый квадрат на окне дома напротив, расположенного меньше чем в десяти метрах. Я видела, как мать баюкает в руках ребенка, тихонько раскачивая его туда-сюда, словно они плывут по волнам.
— Почему ценность некоторых вещей понимаешь, только потеряв их? — спросила я.
Гаррисон выглянул в окно, увидел мать с ребенком и практически сразу отвернулся, словно ему неловко было вторгаться в их жизнь. Я подумала, что ему трудно смотреть даже на чью-то чужую любовь с тех пор, как он потерял жену.
— Мой муж умер уже после того, как наша любовь постепенно поблекла и исчезла, но для Лэйси все было по-другому. Я изо всех сил пыталась понять ее потерю, но не могла. И это только оттолкнуло ее еще больше.
Я еще пару секунд смотрела на мать с ребенком, а потом отвернулась от окна.
— Вроде бы человек, который занимается расследованием убийств, должен лучше понимать, что такое потерять близкого, чем я…
Наши взгляды на мгновение встретились, но потом Гаррисон отвел глаза и посмотрел на стул, где сидел Филипп.
— Прости, от моего нытья толку мало, — сказала я. — Просто… — и оставила мысль улететь неоконченной.
Он покачал головой, словно говоря «ничего, все в порядке», а глаза снова выхватили какой-то отрезок воспоминаний.
— Я не думаю, что мы можем до конца понять горе другого человека, мне кажется, так и задумано.
Мы помолчали несколько секунд. Я пыталась снова вернуться к расследованию, снова очутиться среди руин, оставленных после себя Габриелем. Было уже начало шестого. У Лэйси осталось меньше пятнадцати часов. И если я хочу снова обнять ее, то нужно собраться, чтобы я могла делать свою работу. Но это так трудно. Мне хотелось снова пережить детство Лэйси, шаг за шагом, исправить все ошибки, которые я совершила. Часть меня хотела верить, что если я реконструирую ее жизнь, то смогу изменить то, что произошло за последние сутки.
Но я прекрасно понимала, что это невозможно. Потому что я не могу себе этого позволить, стоя в этой комнате. Если и есть вопросы, то они именно здесь — это единственное место, где я могла во всем разобраться. Мне всегда казалось, что место преступления — одно из немногих в этом мире, которое стремится к абсолютной ясности. Возможно, вы не найдете доказательств немедленно, но все, что преступник оставил после себя, так же четко рисуют картину содеянного, как если бы вы имели описание на бумаге. Кровь, кости, кожа, температура тела, волосы, волокна ковра, ДНК, траектория полета пули, взломанный замок, угол раны, положение тела… Все это говорит языком неоспоримой истины.
Я еще раз оглядела комнату в надежде, что увижу какую-нибудь упущенную улику. Но если она и была, то избегала меня.
— Если бы ты давал характеристику Габриелю прямо сейчас, исходя из известных нам сведений, с чего бы ты начал?
— Незаурядный ум.
Я кивнула.
— Когда мы выяснили, что Габриель не террорист, то я испугалась, потому что решила, что он еще опаснее.
— Ага.
— Но раз он серийный убийца, значит, больше шансов, что он ошибется.
— Почему?
— Около двадцати или тридцати процентов убийств так и остаются нераскрытыми, но в случае с серийными убийцами эта цифра составляет всего лишь десять.
— Почему?
— Что идет рука об руку с блестящим умом?
Гаррисон подумал секунду и ответил:
— Эго.
Я кивнула.
— Габриель уверен, что он находится на самой вершине пищевой цепочки. Он может убить любого и в любое время совершенно безнаказанно. Проходя в толпе, он знает, что любой человек, проходящий или проезжающий мимо него, — это потенциальная жертва. И они живы лишь потому, что это он дал им шанс и дальше жить. Ты только подумай, какое ощущение власти это дает ему.
— Крепость божья, — сказал Гаррисон.
— А все мы — его добыча. Хищник, которому нет равных, менее всего боится свою жертву, которую он вот-вот разорвет на клочки, вот почему в какой-то момент он обязательно ошибется. Он забудет об опасности и допустит какую-то небрежность именно потому, что не верит, что мы способны его раскусить.
— Боги не ошибаются.
Именно за этим я пришла в комнату. Пускай мы не нашли никаких улик, зато вдалеке забрезжила надежда.
— Но одно мы знаем о Габриеле точно.
— И что же?
— Он не бог.
Когда мы стояли на крыльце дома покойного Дэниела Финли и звонили в звонок, на город уже опускалась темнота. Суини, перед тем как он заживо сгорел в моей машине, успел сказать нам, что был знаком с женой своего босса — деталь настолько крошечная, что могла бы показаться незначительной, если бы миссис Финли не отрицала факт знакомства во время нашего первого визита. Если она солгала насчет такой мелочи, то, возможно, обманывала и в большем, что могло бы привести меня к Лэйси.
Когда миссис Финли открыла нам дверь на цепочке, то я увидела ее болезненную бледность, как на выцветшей фотографии девятнадцатого века. Ее усталые пустые глаза остановились на мне, но у меня возникло впечатление, что они не в состоянии воспринимать информацию.
— Я бы хотела увидеть ваши значки, — сказала она напряженным от страха голосом.
Я достала значок и показала ей.
— Мы были у вас вчера.
Через щель мне было видно, как тускло поблескивает стальное мачете в ее правой руке. Оно казалось до смешного огромным в ее миниатюрных хрупких пальчиках. Вряд ли у нее хватит силенок даже, чтобы разрезать им апельсин.
— Вы меня помните?
Она кивнула, но выражение лица осталось тем же.
— Опустите, пожалуйста, оружие и откройте дверь, чтобы мы могли поговорить.
Миссис Финли замялась, а потом поставила мачете в подставку для зонтов, закрыла дверь и сняла цепочку.
Воздух в доме был спертым и безжизненным, как в закрытом чулане. На обеденном столе куча пустых папок и ящиков, в которых порылись детективы во время обыска. Я заметила, что в оконную раму криво вбиты несколько здоровенных гвоздей, очевидно, чтобы закрыть их наглухо. На темном дубе виднелись следы молотка.
— Я не понимаю, почему они ничего не убрали за собой, — сказала миссис Финли, глядя на беспорядок на столе. При этом она продолжала идти маленькими шажочками, как будто стоять на месте опасно.
— Вы чего-то боитесь, миссис Финли? — спросила я.
Ее взгляд скользнул к окнам и обратно.
— Ну, береженого Бог бережет.
— Вы заколотили окна и расхаживаете с мачете в руках.
Миссис Финли вскинула руки и схватилась за грудь.
— Мой муж убит, — тихо заметила она, глядя куда-то вдаль.
— И не только.
Она потупилась и прошептала:
— И не только.
— Вы участвовали в деятельности, которую вел ваш муж?
Она все так же тупо смотрела в пол.
— Возможно, вы знаете что-то, что может нам помочь, и сами того не понимаете. Мне нужно, чтобы вы ответили на несколько вопросов.
— Ну, в колледже мы иногда устраивали всякие там акции, но по мелочи, короче, глупости всякие. Но я давным-давно перестала верить, что мы можем изменить мир.
— А в последнее время, миссис Финли? Вы знали о том, чем занимается ваш муж?
— Я уже отвечала на эти вопросы.
— И солгали.
Она вскинула голову, в ее глазах застыло нечто большее, чем просто скорбь.
— Вы участвовали в планах вашего мужа касательно Парада роз?
— Нет, у меня вообще не осталось с ним ничего общего…
И тут я узнала этот взгляд. Такое же выражение я видела в глазах своего мужа, очень-очень давно. Так выглядит любовь, когда на место светлого чувства приходит обман.
— Расскажите мне о временном сотруднике по фамилии Суини, — попросила я.
— Я не понимаю, о чем вы.
— Ложь никому не поможет.
Миссис Финли смотрела меня с вызовом, пытаясь спрятаться в свой панцирь, но тут он дал трещину и развалился как рухнувшее здание.
— Мы были вместе всего пару раз.
— Когда в последний раз?
Ей не хотелось отвечать, но потом в одном усталом выдохе выпустила остатки своей решимости.
— Позавчера.
— Где?
— Где и всегда, в мотеле на Колорадо.
Гаррисон посмотрел в мою сторону:
— «Виста Палмс».
Она молча кивнула.
— Я хотела порвать с ним… Для этого и пошла туда.
Ее глаза наполнились слезами, и она спрятала лицо в ладонях. Очевидно, ей не удалось справиться с этой задачей.
— А Суини принимал участие в том, что задумал ваш муж?
Миссис Финли покачала головой.
— Но почему вы завели роман именно с ним?
— Потому что он для меня ничего не значил. Потому что я злилась. Мне хотелось ударить своего мужа побольнее. Вам что, нужно на пальцах объяснять?
