Я почувствовала себя одинокой и уязвимой. Зачем он вытащил меня сюда? Пока я неслась как бешеная, думать на эту тему было некогда, но теперь отмахнуться от этого вопроса было невозможно. Я повертела головой в поисках какой-то причины. Что в этом квартале такого уникального? Чем он отличается от любого соседнего? Все казалось обычным, ничего из ряда вон выходящего.
Где-то вдалеке завыли сирены, и тут я услышала тихое треньканье телефона-автомата на противоположной стороне улицы.
Я пулей перелетела через дорогу и схватила трубку. Она запотела и была холодной, как рука трупа.
— Вы опоздали, — сказал Габриель.
В его голосе слышались нотки раздражения.
— Нет! — в отчаянии воскликнула я.
Я посмотрела на часы, пытаясь определить, сколько телефон звонил, прежде чем я его услышала.
— У меня была включена сирена, я не слышала телефон, но была здесь.
— Никак вы умоляете меня, лейтенант?
— Я сделаю все, что ты хочешь.
— Шлюха.
— Нет, мать.
— А разве есть разница?
Ага, вот он крестик на карте его жизни, откуда, собственно, все и началось. Господи, помоги. Если бы это представление разыгрывалось на сцене, то оно скорее напоминало бы греческую трагедию, а не ночной кошмар.
— Ты хотел поговорить со мной наедине?
— Я мог бы убить вас прямо сейчас.
Я быстро окинула взглядом окна школы. На мгновение мне показалось, что по моему лицу скользит прицел, но страх исчез. Нет, так убивать он не станет. Габриель — пастор смерти, и я должна быть частью его ритуала. Он еще со мной не закончил.
— Давай, если это то, чего ты хочешь.
— Нет, у нас с вами уговор, так что я вас не трону.
— Нет у нас никакого уговора, у тебя моя дочь.
На другом конце провода раздался странный, какой-то животный смех.
— Посмотрите лучше под ноги.
— Что?
— Вниз посмотри!
По моему телу, словно вирус, расползался ужас.
— Вот что случается с теми, кто мне лжет, — прошептал Габриель.
Я посмотрела под ноги. В тусклом свете виден был предмет, который не спутаешь ни с чем другим, — человеческий палец. Я почувствовала приступ дурноты и зажала рот рукой, чтобы справиться с шоком.
— Господи, — прошептала я, и мои глаза наполнились слезами. Нет, только не это…
— Это мог бы быть пальчик твоей дочери, но нет. Сейчас я как раз держу ее за руку.
Я вцепилась в трубку, стараясь не завизжать. Я отгоняла от себя мысль о том, что его пальцы сейчас обвиваются вокруг дочкиной руки, но не могла. Колени подогнулись, но я ухватилась за край кабинки и удержалась.
— Этот палец принадлежит мусору, который я увел из-под носа ФБР.
— Ты… — Я проглотила остаток фразы. Играй в его игру, велела я себе, играй до конца. До того момента, как я его убью и отправлю обратно в преисподнюю, откуда эта тварь выползла.
— Так вы уже решили? — спросил Габриель.
— Решила что?
— Мы партнеры? Вы собираетесь спасти жизнь дочери или незнакомца, который ничего для вас не значит.
Я сделала глубокий вдох и с силой выдохнула.
— Так решили или нет?
— Нет, — почти беззвучно прошептала я.
— Значит, решите попозже.
— Нет.
Казалось, он засмеялся, словно я ответила именно так, как было записано у него в сценарии.
— Лейтенант, вы даже понятия не имеете, что сделаете для меня.
Раздались короткие гудки. Трубка выпала из моих рук, и я отпрянула от лежащего под ногами отрезанного пальца. Мне хотелось верить, что я просто стараюсь не дотрагиваться до улики, как и положено по инструкции, но на самом деле я была в ужасе. Я быстро огляделась, нет ли где каких движений, но заранее знала, что ничего не увижу. Габриеля здесь не было. Никто не целился в меня. Он хотел, чтобы я приехала одна ради одной-единственной цели — чтобы усилить чувство ужаса. Он разжаловал меня из полицейских в испуганную женщину, одну на темной улице.
— Ах ты ублюдок, — прошипела я, с трудом выговаривая слова. — Это последний раз…
Меня практически трясло от злости. Я сделала вдох и задержала дыхание на секунду, и еще раз, и еще…
После этого я полезла за мобильником, но остановилась. Мои глаза снова замерли на отрезанном пальце. Я что-то упускаю. Что здесь только что произошло? Габриель ничего не делал просто так. У всего своя причина, даже у мелочей. Я повторила про себя его слова. «Этот палец принадлежит мусору, который я увел из-под носа ФБР».
Я подошла и села на корточки, чтобы получше изучить палец. Он был отрезан очень аккуратно, как будто скальпелем. Рана покрылась темным слоем крови, которая уже начала запекаться. Под ногтем полоска грязи. Судя по всему, это указательный палец. Он лежал на асфальте так, словно показывал на школу позади меня. Я повернулась и посмотрела на школьный двор за забором, но ничего не увидела, кроме пустой парковки.
Я двинулась вдоль забора к воротам, расположенным метрах в тридцати с правой стороны. Они были заперты, но цепочка висела, поскольку одно из звеньев было рассечено так же аккуратно, как и палец. Я сняла бесполезную цепочку и открыла ворота. Между двумя зданиями метрах в тридцати на темной парковке виднелся отблеск света, который я видела и из телефонной будки. Я вытащила мобильный и набрала Гаррисона. Он ответил после первого гудка.
— Вы в порядке?
— Да, не думаю, что он здесь, но не снимай оцепление, пока я не позвоню.
Я повесила трубку и пошла по парковке к непонятному источнику света. Хруст гравия под ногами выдавал мое присутствие, как будто я шла по битому стеклу. Откуда-то из темноты пересмешник исполнил несколько своих песен, напоминающих завывания автосигнализации. Моя рука сама по себе скользнула к рукоятке пистолета. Между двумя зданиями начиналась аллея, ведущая к служебному входу, расположенному на расстоянии пятнадцати метров. В конце этой аллеи под светом галогенной лампы стоял мусорный контейнер.
Ни одно из окон школы не выходило на эту аллею, и кроме прохода между зданиями, где стояла я, был только один выход — служебные ворота.
— Мусор, — прошептала я, повторяя за Габриелем.
Я потянулась было за сотовым, но тут тишину ночи нарушил стук винтов полицейского вертолета, который начал кружить в темноте.
Я вытащила пистолет и пошла по аллее. Когда я дошла до контейнера, оттуда выскочили несколько жуков размером с мышь и нырнули в канализацию. В радиусе полутора метров в воздухе висел тошнотворный запах гниющего мусора. Я слышала, как внутри сотни крошечных лапок шуршат по бумажкам и стенкам бака Подняв пистолет, я потянулась к пластиковой крышке, неплотно закрывавшей мусорку. Я приподняла ее, и тут же что-то побежало по кончикам пальцев. Я рывком открыла крышку и наставила пистолет. Полчище мух пронеслось мимо моего лица, и поднялась волна зловония. Я, не выдержав, сделала шаг назад.
Казалось, что дно контейнера двигается, поскольку сотни тараканов сновали туда-сюда, ища себе пропитание в упаковках из-под обедов, промокших коробках из-под пиццы и пустых банках из-под газировки.
Тело стояло на коленях, чуть накренившись вперед. Руки связаны за спиной серебристым скотчем чуть повыше локтя. Огромная рана зияла на шее, демонстрируя сухожилия, мускулы и позвонки, которыми когда-то крепилась к телу отрубленная голова жертвы. Указательный палец на правой руке отсутствовал. На дне контейнера практически не было крови, значит, несчастного убили где-то в другом месте, а потом уже привезли сюда. Я узнала голубую футболку и джинсы Филиппа. Через живой ковер насекомых я видела, что его ноги босы. Ну да, ведь Габриель вытащил Филиппа через окошко уже без ботинок.
Я отошла и посмотрела на улицу. Надежда, что я спасу Лэйси, за которую я так отчаянно цеплялась, растаяла в одно мгновение. Я сунула пистолет в кобуру и снова набрала Гаррисона.
— Совершено преступление, — сообщила я раньше, чем он смог хоть что-то сказать. — Филипп мертв.
Я повесила трубку и пошла к машине, но остановилась, не пройдя и трех метров. Господи. Передо мной возникла картинка, словно первый тусклый свет восходящего солнца постепенно стирал остатки ночи. Я оглянулась и посмотрела на контейнер. Разве такое возможно? Нет, я не могу ошибаться. Я слишком хороший полицейский.
Я вернулась и снова заглянула внутрь, изучая серебристый скотч на руках жертвы. Этого не может быть. Но я права. Темное эхо испытанного ранее ужаса поднялось в памяти, словно приглушенный крик. Я уже видела это раньше.
Гаррисон подошел к контейнеру осторожной походкой человека страдающего боязнью высоты, которого заставляют приблизиться к краю обрыва. Подойдя на достаточно близкое расстояние, он слегка наклонился вперед и уставился на работу Габриеля с кровожадным любопытством, как зритель, рассматривающий страшную сцену на полотне Иеронима Босха.
