И тем не менее Волк вел себя так, будто знал, куда бежит. Будто у него был план. Возможно ли такое? Мог ли он предвидеть такой сценарий? Нет, не мог – потому-то мы и сели ему на хвост, верно? Я не хотел, не желал, не мог позволить себе верить во что-то другое. Потому что другое означало, что все, все было напрасно.
Мы держали его на мушке. Он был прямо перед нами.
Внезапно Волк свернул в ничем не приметное, то ли восьми-, то ли десятиэтажное здание из красного кирпича. Почему? Знает кого-то из живущих здесь? Или рассчитывает найти помощь? А может, заманивает нас в западню? Что он задумал? Что?
Мы вбежали в фойе. В доме был охранник. Был. Сейчас парень в форме лежат лицом вниз, и кровь из раны в голове стекала на сияющий мраморный пол.
Все лифты были заняты. На панелях вспыхивали красные цифры – восемь, четыре, три, – они все шли вверх.
– Отсюда ему не выбраться, – сказал Махони. – Это точно.
– Как знать, Нед.
– Черт, ну не может же он летать!
– Нет. Но кто знает, что еще он может? Не зря же он сюда пришел.
Махони поручил агентам дождаться, пока кабины придут вниз, потом тщательно проверить все этажи, снизу доверху. Подкрепление вот-вот должно было подойти. С минуты на минуту здесь будут десятки полицейских. Потом сотни.
Волк в здании.
Мы направились к лестнице.
– Куда идем? На какой этаж?
– На крышу. Это единственный выход.
– Ты и впрямь думаешь, что у него есть план, Алекс?
Я покачал головой. Откуда мне знать. Русский потерял много крови, ослаб, возможно, плохо соображал. Или же у него есть план. Черт, раньше у него всегда был план.
Мы поднимались по лестнице. Девятый этаж оказался последним, а Волк словно в воду канул. Мы быстро проверили офисы – никто его не видел.
– Посмотрите сзади. Там лестница на крышу, – подсказал какой-то парень из юридической консультации.
Еще несколько ступенек, и вот мы уже на крыше. Ярко светило солнце. Дул ветерок. Русского мы не увидели, но на крыше стояла кирпичная постройка, что-то вроде шляпы на старом доме. Водонапорная башня? Или офис управляющего?
Махони подергал дверь – закрыто.
– Он должен быть где-то здесь. Если только не спрыгнул, – сказал Нед.
И тут мы увидели его – Волк выходил из-за башни.
– Я не спрыгнул, мистер Махони. И вам ведь было сказано не лезть в это дело. Неужели я выразился недостаточно ясно? Опустите пистолет.
Я сделал шаг вперед:
– Это я привел его сюда.
– Конечно, вы. Неутомимый, незнающий покоя доктор Кросс. Вы ведь никогда не сдаетесь. Поэтому-то ваши действия абсолютно предсказуемы. Поэтому-то вы так полезны.
Неожиданно из того люка, которым только что воспользовались мы, появился полицейский. Увидев Волка, он без раздумий выстрелил.
Пуля попала русскому в грудь и все же не остановила его. Не иначе на нем бронежилет. Волк зарычал, бросился на изумленного, растерявшегося копа и, обхватив его двумя руками, поднял над головой.
Мы с Недом ничем не могли помочь бедняге. В следующий миг полицейский полетел вниз.
А Волк, точно сумасшедший, побежал к противоположному краю крыши. Зачем? Почему? Внезапно меня осенило. Соседнее здание достаточно близко, и при удаче русский вполне может перепрыгнуть на его крышу. Вдруг с запада появился вертолет. За ним? Неужели таков был план?
Не дать ему уйти.
Я побежал за русским, Махони бросился за мной.
– Стой! Остановись!
Волк мчался зигзагами, как безумец. Мы открыли огонь, но первые пули прошли мимо.
А потом он прыгнул. Прыгнул, взмахнув руками, как крыльями, и полетел к крыше соседнего дома.
– Ублюдок! – заорал Махони. – Нет!
Я остановился, тщательно прицелился и выстрелил четыре раза подряд.
Волк летел, перебирая ногами, как будто отталкивался от воздуха, а потом начал падать. Он выбросил руки вперед, пытаясь ухватиться за край крыши... пальцы коснулись карниза...
Мы с Махони остановились, с отчаянием наблюдая за происходящим. Неужели он и на этот раз вывернется? Прежде ему всегда удавалось найти выход. Нет, не должен. Я знал, что попал ему в горло. Русский, наверное, уже захлебывался собственной кровью.
– Падай, мать твою! – крикнул Нед.
– Не уйдет, – сказал я.
И он не ушел. Пальцы скользнули по крыше, однако силы, похоже, покинули его. Как и воля к жизни. Он уже не боролся. В следующий момент русский, не издав ни звука, полетел вниз.
– Эй, Волк! – заорал Махони. – Волк! Туда тебе и дорога!
Мы как будто смотрели фильм с замедленным действием, но в конце концов русский все же упал на асфальт между двумя зданиями. Мы услышали глухой стук. Подойдя к краю крыши, я увидел распростертое на земле неподвижное тело, забинтованное лицо, раскинутые руки и впервые за долгое время испытал что-то похожее на удовлетворение и даже радость, какую испытывает человек, хорошо сделавший свою работу. Мы все-таки загнали его в угол. Смерть его была страшной, но он заслужил ее. Заслужил закончить жизнь в пустом переулке, впечатавшись в асфальт, будто навозный жук.
И тут Нед Махони запрыгал, захлопал в ладоши и заухал, как сумасшедший. Я понимал его чувства, но плясать не мог. Тот, лежащий внизу на тротуаре, заслуживал смерти, как никто другой. Он умер, сдох, но особенной радости во мне не было.
– Даже не закричал, – сказал я. – Не доставил нам такого удовольствия.
Махони пожал плечами:
– Мне плевать, закричал он или нет. Главное, что мы здесь, а он там, валяется, как дерьмо. Наверное, на свете все-таки есть справедливость. А может, и нет.
Он рассмеялся, обнял меня и прижал к себе.
– Мы победили, – сказал я. – Черт возьми, Недди, мы все-таки победили.
Мы победили!
На следующее утро я вместе с Махони и его звездной командой вылетел в Квонтико на вертолете "белл". Ребята готовились отпраздновать успех, отметить победу над Волком, а мне хотелось поскорее вернуться домой.
Мы победили!
По пути из Квонтико в Вашингтон я позволил себе немного расслабиться, а когда подъехал к дому, когда увидел его, то почувствовал себя почти нормальным человеком. Почти тем, каким знал себя. Никто не встречал меня на крыльце, так что Нана и дети, наверное, не видели, как я подъехал. Вот будет сюрприз.
Мы победили!
Передняя дверь оказалась незапертой, и я вошел. В прихожей горел свет. И в других комнатах тоже. Но видно никого не было.
Может быть, это они приготовили мне сюрприз?
Осторожно, стараясь не шуметь, я прокрался в кухню. Здесь тоже горел свет, на столе стояла расставленная к ленчу посуда, но никого не было.
Странно. Мне стало немного не по себе. Откуда-то появилась Рози. Замяукала. Потерлась о мою ногу.
Я не выдержал:
– Эй, кто-нибудь. Я дома! Папочка вернулся! Где все? Папочка вернулся домой с войны.
Я взбежал наверх – никого. Проверил, нет ли записки. Ничего.
Я спустился вниз. Прошел по комнатам. Выглянул в окно. В другое. На улице – ни души. Где же они? Где Нана? Где дети? Они же знали, что я возвращаюсь.
Я сделал несколько звонков знакомым, тем, к кому могло отправиться мое семейство. Странно. Нана почти всегда оставляла записку, если уходила куда-то с ребятами. Даже если уходила на час. Тем более что они ждали меня.
Мне стало вдруг по-настоящему плохо. Прождав еще полчаса, я стал звонить в Гувер-билдинг. Начал с Тони Вудса. В перерывах между звонками еще раз обошел весь дом, надеясь найти хоть какие-то следы беспорядка, спешки.
Вскоре прибыла группа экспертов-криминалистов, а еще через несколько минут ко мне подошел один из них.
– Во дворе следы ног. Предположительно мужчина. В доме обнаружены комочки довольно свежей грязи. Может быть, приходили что-то чинить. Может быть, был кто-то из службы доставки. Недавно.
И больше ничего. Они обшарили весь дом, но так ничего и не нашли.
Вечером приехали Сэмпсон и Билли. Мы сидели и ждали. Хотя бы звонка. Хотя бы чего-то, что дало бы надежду. Никто не позвонил. Около двух часов ночи Сэмпсон отправился домой. Билли ушла раньше, в десять.
Я не ложился. Ждал. Ничего. Никто не выходил со мной на контакт. Никто. Я поговорил по сотовому с Джамиллой. Помогло. Но ненадолго. В ту ночь никто не мог мне помочь. Никто и ничто.
Пришло утро. Я стоял у открытой передней двери и тупо смотрел на пустынную улицу. Наверное, именно этого я боялся больше всего; наверное, каждый боится этого больше всего: остаться в полном одиночестве и знать, что те, кого ты любишь, попали в беду.
Мы проиграли.
Письмо пришло по электронной почте на пятый день. Я едва заставил себя прочитать его. А читая, думал, что не выдержу, что меня вырвет.
Алекс!
Сюрприз, сюрприз, милый мой мальчик.
Вообще-то я вовсе не такая жестокая и бессердечная, какой ты меня, возможно, считаешь. По-настоящему жестоки, по-настоящему безрассудны, по-настоящему страшны те, кто стоит у власти в Соединенных Штатах и Западной Европе. Деньги, которые есть у меня теперь, помогут остановить их, помогут пресечь их жадность. Ты в это веришь? Должен верить. А почему бы и нет? Почему бы, черт возьми, и нет?