– Ну и как ты теперь относишься к тому, чтобы начать все с чистого листа?
Голова едва заметно кивнула.
– Ты согласен? – Ира едва сдерживала радость.
Снова кивок.
– Ты знаешь, а я рада, что ты наконец вернулся.
Ирина готовила любимый Витин плов и все время говорила. Виктор сидел, прислонившись спиной к стене, и слушал. Она одела его в белую рубашку с длинными рукавами и черные брюки от костюма-тройки. Ира по случаю возвращения Виктора хотела нарядить его в костюм, но подумала, что в квартире и так жарко. Воротничок рубашки был расстегнут, грубые стежки на горле бросались в глаза. Веки были прихвачены к бровям, из-за этого лицо приняло удивленный вид.
– Ну а ты почему молчишь? Как ты жил без меня? Чем занимался? Постой, не говори. Я угадаю сама.
Ира присела за стол и посмотрела на мужа.
– Ты ездил на рыбалку с Гришкой? Я угадала? Нет? Ты что-то стал дистанцироваться от него, не находишь? Нет, он мне тоже не нравится, но вы же с ним с института дружите. Да ладно? Ты не хочешь о нем говорить? – Ира накрыла своими ладонями руку Вити, лежащую на столе. – Если не хочешь, не будем. Теперь у нас все будет по-другому. Мы будем делать только то, что нам будет обоим комфортно. К сожалению, у нас ничего не получится с сексом. Ты удивлен? Ну не делай такое лицо. – Ира махнула на мужа рукой и улыбнулась еще шире. – Тут нет твоей вины. Я все понимаю. Ты же знаешь, я не сумасшедшая, у меня просто бывают нервные срывы. Но мы же все равно любим друг друга, правда? А секс пусть остается молоденьким дурам, которым так не терпится затянуть в постель женатого мужчину.
Виктор кивнул и, Ирине даже показалось, улыбнулся ей.
А в паре километров от дома, где началась жизнь с чистого листа, вскрикнула девятнадцатилетняя девушка по имени Галина. Из ее рук выпал распакованный сверток, и из черного полиэтилена лениво вывалился, словно гигантский слизень, мужской половой орган.
Сергей Афанасьев зашел в темный коридор, поставил портфель на обувную полку и включил свет. Сегодня он ушел из офиса раньше, чем обычно, и намеревался закончить скульптуру. Он не был скульптором, просто у него было такое хобби.
Сергей переоделся, выпил кофе и спустился в подвал. Вдоль стен стояли готовые скульптуры. Женские, мужские и детские фигуры. Сразу у лестницы стояла Венера Милосская – эта скульптура была его гордостью, и не только потому, что у нее были на месте руки. Она была самой первой.
Дальше стоял Давид. С этим творением у него были связаны нехорошие воспоминания, но Сергей решил оставить его. Все скульптуры для Афанасьева были словно дети. Каждый раз, прежде чем продолжить начатую скульптуру, он подходил ко всем по очереди, нежно протирал тряпкой и говорил. Он говорил с ними.
Поздоровавшись со всеми, Сергей подошел к незаконченной фигуре в центре. Скульптура уже обрела пол. Это будет мужчина, решил Афанасьев. Не было в творении идеи. Кусок глины не нес ничего в массы.
Какие, к чертям, массы?! Кроме Сергея и кота Васьки, эти идейные произведения никто не видел. Но если бы Сергей придумал тему, то скульптура была бы законченной, обрела бы душу.
Афанасьев взял раскладной стул и сел напротив статуи. Нет. Ничего не шло в голову. Такого творческого запора Сергей не испытывал года два. Тогда все разрешилось обычной прогулкой по городу.
Сергей встал. Надо пойти погулять, а потом начать все сначала.
Машину Афанасьев оставил у кованой ограды Парка имени Горького. Начал накрапывать дождь. В парке было немноголюдно, Сергей даже подумал, что сегодня ему не удастся наткнуться на идею, но вдруг он увидел в беседке за кустарником парочку влюбленных.
Как я раньше не додумался?! Из тридцати скульптур не было ни одной на тему любви. Тема красоты – Венера, силы – Геркулес, ума – Мыслитель, в общем, у него было все, что угодно, кроме темы любви.
Сергей вышел из кустов и направился к беседке, где сидели влюбленные.
– Молодые люди, я могу к вам обратиться?
Когда он вернулся, на улице уже стемнело. Они согласились. Все соглашались. Сергей оставил гостей в столовой и поспешил в подвал. Он знал, что-то подобное было. Афанасьев включил компьютер. Где-то, где-то… Ввел в окошко поисковика «Самые знаменитые скульптуры». Так, «Давид» есть, «Венера Милосская», «Гермес», «Цезарь Август», «Пиета»… Над сюжетом Девы Марии, державшей Иисуса на руках после смерти, Сергей задумывался, и не раз, но что-то не складывалось, не состыковывалось. Он посмотрел в дальний угол. Дева Мария была практически готова, Иисуса не было. Сергей не мог подобрать «стержень» для сына Божьего. Он пролистнул страницу. «Мыслитель» Огюста Родена…
Огюст Роден! Точно, что-то у него было подобное.
Сергей пролистывал страницу за страницей. Вот оно!
Страстная любовь Франчески да Римини и Пауло Малатесты вдохновила французского скульптора Родена на создание композиции «Поцелуй». Он планировал использовать статую в работе «Ворота ада», но, почувствовав…
Это то, что надо!
Сергей распечатал все изображения композиции. Это будет что-то. Афанасьев улыбнулся и подошел к двери в котельную, там, помимо отопительного бойлера, стоял котел на пятьсот литров, совмещенный с «буржуйкой». Вода в котле кипела. Все было готово.
Сергей снес трупы девушки и парня. Раздел их и бросил в кипящую воду. Посмотрел на часы и улыбнулся. Часа через четыре-пять мясо отстанет от костей. Он вспомнил, как заготавливал «стержень» для Венеры. Сергей снял проститутку, которая решила «поплакаться в жилетку» своему клиенту. Жрица любви очень боялась старости, боялась «стать страшной бабкой с обвисшими сиськами и синими ногами от вздувшихся вен». Она хотела остаться молодой и красивой. И Афанасьев ей помог.
Тяжело ему пришлось, ведь она была первой в его коллекции. Тогда у него и котла никакого не было. Сергею пришлось разделать труп и варить по частям. Ох и намучился он тогда, но оно того стоило. Сергей с улыбкой посмотрел на Венеру Милосскую – красота на века, как она и хотела.
Вдруг ему показалось, что у статуи Давида голова повернута в сторону Цезаря, а он, в свою очередь, как-то укоризненно смотрит на Сергея. Нет, конечно. Это свет от люминесцентных ламп и усталость.
Сергей еще раз взглянул на Давида, тот сурово смотрел куда-то в угол, на воображаемого Голиафа.
Вот так оно и лучше. Устал ты, Сергей, устал. Надо бы отпуск взять.
Давида Афанасьев не искал. Мифический герой нашел его сам. Сергей возвращался домой с работы. Машина находилась в мастерской, поэтому Афанасьев пошел через рабочий район, чтобы срезать дорогу. Вот тут-то этот мудак и напал на него. Он орал, угрожал ножом. Афанасьев отдал ему все, кошелек, мобильник. Снял перстень и цепочку. Грабитель отвлекся на мгновение, а Сергей воспользовался моментом. Он достал перочинный нож и ударил бандита в шею. Кровь из раны брызнула фонтаном. Мужчина, еще не понимая, что Сергей повредил ему яремную вену, сделал выпад, но уже как-то вяло. Афанасьев ударил еще раз, теперь по горлу. Грабитель захрипел и упал сначала на колени, а потом завалился на бок. Сергей собрал отвоеванные пожитки и оттащил умирающего за мусорные баки.
Тогда он ничего не собирался с ним делать. Все решил телефонный звонок из автомастерской. Его машина была готова, и он мог ее забрать. Вот тогда-то он и решил забрать тело будущего «Давида».
Вдруг что-то просвистело над ухом и с гудением высоковольтных электропроводов вонзилось в деревянную доску на стене. Сергей посмотрел на предмет. Это был бронзовый диск, вылитый специально для… Афанасьев обернулся. Копия «Дискобола» Мирона представляла собой прекрасного юношу, фигуру которого пронизывает напряжение. Ноги атлета полусогнуты, корпус повернут вправо, правая рука заведена назад. Если недвусмысленные взгляды Давида и Цезаря Августа можно было списать на игру света, то отсутствие диска в руке олимпийца никуда списать нельзя, разве что только на игру больного воображения.
Сергей выдернул диск из доски и всмотрелся в каждую фигуру. Нет, людей здесь не могло быть.
Звук разбившейся тарелки раздался в метре от Афанасьева. Сергей отказывался верить своим глазам. Статуя Фемиды сошла со своего пьедестала и, приготовившись к удару, занесла меч над головой. Он в последний момент поднял над головой зажатый в обеих руках диск. Стальной меч со звоном врезался в бронзовую тарелку. Сергей, проклиная тот день, когда решил сделать скульптурам предметы в руках из натуральных материалов, побежал к выходу.
У лестницы стоял Давид и раскручивал пращу. Сергей дернулся в сторону, к Венере, и вырвал у нее из руки медный щит. Рука Венеры осыпалась, и Афанасьев увидел костлявый палец, протянутый в его сторону.
Камень, выпущенный из пращи, ударил Сергея в голову за мгновение до того, как был поднят щит. Статуи подступали со всех сторон. То, что его творения ожили, было предсказуемо, по крайней мере, для Сергея. Ведь он в глубине души знал, что, беря за основу скелет, он создавал что-то подобное человеку. Афанасьев чувствовал себя если не Богом, то его близким родственником.
