Они рванулись вперед и схватили меня под руки.
— Эй, — возмутился я, когда они потащили меня к задней дверце джипа. — Не имеете права! Отпустите! Вы не можете просто так хватать людей на улице!
Они впихнули меня в машину. Я свалился на пол перед задним сиденьем. Белесый сел впереди, Лысый устроился сзади и поставил свои рабочие ботинки мне на спину, чтобы я не трепыхался. Я все же успел бросить взгляд на третьего типа, сидевшего за рулем.
— Знаешь, что я на секунду подумал? — спросил Лысый своего приятеля.
— Что?
— Я думал, он скажет «отпустите меня!».
И оба чуть не умерли со смеху.
Дело в том, что именно это я и собирался сказать.
Будучи учителем средней школы, я не имел никакого опыта в обращении с бандитами, схватившими меня возле «Данкин донатс».
Я очень быстро сообразил, что мое мнение на сей счет никого не интересует.
— Послушайте, — заявил я, лежа на полу у заднего сиденья, — вы, ребята, наверное, ошиблись. — Я попытался немного повернуться, лечь на бок, чтобы взглянуть на Лысого, придавившего меня ботинком.
— Заткнись к такой-то матери, — приказал он.
— Я вовсе не из тех, кто может кого-то заинтересовать. Я не желаю вам, ребята, ничего дурного. За кого вы меня приняли? За бандита? Полицейского? Я учитель.
Белесый с переднего сиденья провозгласил:
— Как же я ненавидел всех этих долбаных учителей! Одного этого хватит, чтобы тебя замочить.
— Простите, я знаю, что есть много дерьмовых учителей, но я не имею никакого отношения…
Лысый вздохнул, расстегнул куртку и вытащил пистолет, который, возможно, и не был самым большим в мире, но с моей позиции на полу напоминал артиллерийское орудие. Он направил его мне в голову.
— Если я пристрелю тебя в этой машине, мой босс будет очень недоволен, потому что кровь, кости и мозги разлетятся по всей дерьмовой обивке. Но когда я объясню ему, что ты не хотел заткнуться на хрен, как тебе велено, думаю, он меня поймет.
Я заткнулся.
Мне не требовался Шерлок Холмс, чтобы сообразить — все происходящее имеет непосредственное отношение к моим вопросам относительно местонахождения Винса Флеминга. Может, настучал один из мужиков в баре «У Майка». Или бармен позвонил в мастерскую еще до того, как я туда добрался. И кто-то приказал этим двум гориллам выяснить, зачем мне понадобился Винс Флеминг.
Вот только мне не задавали этого вопроса.
Возможно, им было наплевать. Вероятно, хватило того, что я вообще спрашивай. Ты интересуешься Винсом Флемингом и оказываешься на полу в джипе. Судя по отложениям жира на их талиях, они не самые крутые бандиты в Милфорде, но хорошая форма не так уж и нужна, если ты вооружен. Поскольку у одного из них есть пистолет, то вряд ли ошибешься, предположив, что и двое других вооружены. Способен я отнять у Лысого пистолет, пристрелить его и выпрыгнуть на ходу из машины? Да ни за что в жизни.
Лысый все еще сжимал пистолет, пристроив руку на колене. Вторая нога стояла на мне. Белесый и водитель беседовали на отвлеченные темы, обсуждали вчерашнюю игру. Затем Белесый спросил:
— Это что такое, едрена вошь?
— Си-ди, — ответил водитель.
— Я вижу, что си-ди. Меня беспокоит, что именно. Ты не сунешь это в магнитофон.
— еще как суну.
Я услышал отчетливый звук, сопровождающий установку диска в магнитофон.
— Глазам своим не верю, мать твою! — воскликнул Белесый.
— Чего там? — спросил Лысый с заднего сиденья.
Прежде чем кто-либо ответил, заиграна музыка. Сначала инструментальное вступление, а затем: «Почему всегда поют птички… если ты… рядом со мной?»
— Чтоб я сдох, — изумился Лысый. — Это гребаные «Карпентерз»?
— Эй, кончай, — потребовал водитель. — Я на этой песне вырос.
— Надо же, — усмехнулся Белесый. — Эта та цыпка поет, которая ничего не жрет?
— Ага, — подтвердил водитель. — У нее анорексия.
— Надо таким людям скормить что-нибудь вроде гамбургера, — предложил Лысый.
Возможно ли, чтобы три парня, обсуждающие достоинства музыкальной группы семидесятых, действительно собрались отвезти меня куда-то и замочить? Разве не пребывали бы они в таком случае в более мрачном настроении? На мгновение я воспрянул духом. И тут же вспомнил сцену из фильма «Криминальное чтиво», в которой Самуэль Джексон и Джон Траволта, за несколько минут до того, как подняться в квартиру и расстрелять ее обитателей, спорят насчет того, как биг-мак называется в Париже. Эти ребята даже лишены того стиля. Более того, от них отчетливо воняло потом.
Неужели все так заканчивается? На полу в джипе? Несколько минут назад ты пил кофе в «Данкин донатс», пытался найти пропавших жену и дочку, и вот уже смотришь в дуло пистолета в руках незнакомого человека и думаешь, будут ли последние слова, услышанные тобой «им хочется… быть ближе к тебе».
Машина несколько раз повернула, проехала через железнодорожные пути, затем начала, как мне показалось, спускаться по покатой местности. Очевидно, мы приближались к берегу. Ближе к бухте.
Затем джип замедлил ход, резко свернул вправо, подпрыгнул на краю тротуара и остановился. Подняв глаза к окну, я увидел только небо и угол дома. Когда водитель выключил двигатель, я услышал крики чаек.
— Я хочу, чтобы ты вел себя хорошо, — сказал Лысый, глядя на меня. — Мы выходим из машины, поднимаемся по лестнице и заходим в дом, но если ты попробуешь убежать, станешь звать на помощь или еще что-нибудь столь же отстойное, я сделаю тебе больно. Понял?
— Да, — ответил я.
Белесый и водитель уже вышли из машины. Лысый открыл дверцу со своей стороны и выгрузился. Я сначала поднял себя на заднее сиденье, затем повернулся и вылез наружу.
Мы стояли на дорожке между двумя домами. Я был почти уверен, что мы находимся где-то в Восточном Бродвее. Дома здесь располагаются довольно близко друг к другу, и, посмотрев в проход между ними, я увидел пляж и за ним Лонг-Айленд-саунд. А разглядев остров Чарлза, я уже точно знал, где мы находимся.
Лысый жестом велел мне подняться на второй этаж бледно-желтого дома. На первом располагались преимущественно гаражи. Белесый и водитель пошли вперед, затем я, за мной Лысый. Ступеньки были покрыты пляжным песком и скрипели под ногами.
Наверху водитель открыл сетчатую дверь, мы последовали за ним и оказались в большой комнате с раздвигающимися стеклянными дверями, выходящими на воду, и верандой, нависшей над пляжем. В комнате стояли кресла и диван, а также полки с книгами в бумажных обложках. У задней стены находился стол и располагалась кухня.
Еще один грузный мужчина стоял спиной ко мне у плиты, держа в одной руке сковороду, а в другой лопаточку.
— Вот он, — объявил Белесый.
Мужчина молча кивнул.
— Мы вернемся в джип, — доложил Лысый и жестом велел Белесому и водителю следовать за собой. Троица вышла, и послышался топот их ног по лестнице.
Я остался в центре комнаты. В нормальной обстановке я бы подошел к стеклянным дверям, может быть, даже вышел на веранду, чтобы вдохнуть морского воздуха. Но вместо этого стоял, уставившись в спину мужчины.
— Яичницу будете? — спросил он.
— Нет, спасибо, — ответил я.
— Это легко, — сказал он. — Глазунью, болтунью, какую пожелаете.
— Нет, но все равно большое спасибо.
— Я поднимаюсь довольно поздно, иногда практически к ленчу, тогда и завтракаю, — объяснил он. Достал из буфета тарелку, переложил на нее часть яичницы, добавил туда колбасу, очевидно, поджаренную раньше и лежащую на бумажном полотенце, и вынул из ящика для приборов вилку и нож, который предназначался для стейков. Потом подошел к столу, отодвинул стул и сел.
Он был примерно моим ровесником, хотя, думаю, объективно выглядел хуже. Лицо покрыто оспинами, под правым глазом шрам длиной в дюйм, а когда-то черные волосы обильно сдобрены сединой. Он был в черной футболке, заправленной в черные джинсы, и я видел нижнюю часть татуировки на его правом предплечье, но понять, что это такое, не мог. Футболка обтягивала живот, и усилие, потребовавшееся, чтобы усесться, заставило его вздохнуть.
Он жестом указал на стул напротив. Я осторожно подошел и сел. Он перевернул бутылку с кетчупом и дождался, пока большая капля не плюхнется на его тарелку с яйцами и колбасой. Перед ним стояла кружка с кофе. Потянувшись к ней, он спросил меня:
— Кофе?
— Нет, спасибо, я только что выпил кофе в «Данкин донатс».
— Рядом с моей мастерской?
— Да.
— Он там неважный, — заметил он.
— Верно. Я половину вылил, — признался я.
— Я вас знаю? — осведомился он, принимаясь за яичницу.
— Нет, — ответил я.
— Но вы всюду обо мне спрашивали. Сначала «У Майка», потом в моей мастерской.
— Да, — подтвердил я. — Но в мои намерения не входило вас встревожить.
