раза – и еще один. И повторил. За дверью послышались шаркающие шаги. Им открыл худой мужик в майке и трико, уже немолодой, с лицом, прокопченным до черноты, но с европейскими чертами. Его осторожный взгляд бегал с одного лица на другое.
– Чего надо? – спросил он.
– От Савелича привет, – сказал Егор Кузьмич.
– С того света, что ль? – спросил мужик.
– Можно сказать и так. Вы помогаете выжить правоверным паломникам на чужой земле?
Загорелый мужик пристально оглядел Добродумова с головы до ног, за ним – Крымова.
– Вот он мне не нравится, – кивнул хозяин на детектива.
– Это потому, что я пью редко и мало, – ответил Андрей Петрович. – А вот он, – кивнул на спутника, – обязательно должен понравиться.
– А я про него и не говорю, – сказал мужик. – Откуда будете, странники?
– Из Царева, с Волги, – ответил Егор Кузьмич.
– Знаем такой город. А тут чего позабыли? В чужую веру решили обратиться?
– Не кощунствуй, отшельник. В музее были, по краеведческим делам, – коротко объяснил Егор Кузьмич. – Ученые мы. А пойло на таможне отобрали, сволочи.
– Понимаю, – сказал тот. – Так что, крепкого хотите?
– Самого крепкого.
– И сколько?
– А сколько продашь?
– Могу много.
– Берем все, – кивнул Добродумов.
– Да ты, я вижу, почти святой, паломник с Волги, – сказал мужик. – Проходите.
Гости перешагнули порог. Мужик запер за ними дверь.
– Как оно, жить в состоянии перманентной внутренней эмиграции? – спросил Егор Кузьмич.
– Нормально, – кивнул мужик. – Они же сахар-то не запретили. А закуси у них сколько угодно. Рахат-лукум, пахлава и шербет из одного места лезут, как фарш из мясорубки. Ждите здесь, в коридоре. Будет вам живая водица.
– И стакашку налей – для пробы, – уже вслед ему бросил Добродумов. – Оплатим.
Крымов поморщился. В коридоре было бедно, из кухни пахло пережаренной картошкой. Но ожидание выходило приятным – судя по лицу Егора Кузьмича. Через пять минут хозяин вынес в пакете три полуторалитровых баклажки, подал бородатому гостю полный граненый стакан.
– Вот это я понимаю – дегустация, – принимая стакан, сказал Егор Кузьмич. – Абрау-Дюрсо отдыхает.
– Я его «Персидским коньяком» называю, – сказал мужик. – Ну-ка, покажи, на что способен, паломник?..
Егор Кузьмич повел носом, улавливая аромат, зажмурился и опрокинул двухсотграммовый разом: как комара прихлопнул. Крымов, сам не новичок в этих делах, даже поежился.
– А-а! Персидский! – сипло выдавил царевский краевед. – Воистину персидский!
– Со специями, – утвердительно кивнул загорелый изготовитель. – Моя рецептура. Турчанцы сами не знают, от какой сказки отказываются. Жизнь зря проходит у целых поколений.
– Ух! – еще раз выдохнул Егор Кузьмич. – Беру! – отдал стакан, расплатился, положил пакет в спортивную сумку, ставшую тяжелой и значимой. – Ладно, добрый человек, да цветет твой благословенный оазис во веки веков! И никогда пусть не иссякнет тот источник, который только что вернул меня к жизни! Да, еще что-то, – задумался он. – А! – поднял палец. – И да ниспошлет Всевышний тебе и твоим близким благих и долгих дней жизни!
– У меня из близких один только кот Дымок остался, – равнодушно кивнул хозяин. – Я ему передам твои слова, паломник с Волги.
– Вот они, крупицы Руси, по всему миру блистают, – положив широкую ладонь на худую грудь винодела, заключил Егор Кузьмич. – Прощай, отшельник.
– Идем, нас дамы ждут, – одернул его Крымов.
Егор Кузьмич приложил свободную руку к груди, поклонился хозяину, и гости поспешили на улицу.
Такси вылетело к побережью Каспия и понеслось вдоль берега на юг – в сторону турчанского городка Бульмуджур. Именно там, по предположению искателей, должен был находиться мыс Бедствий.
Пять часов пути – и они оказались на месте.
Был захудалый порт. И море сверкало на солнце и уходило к горизонту. Но не было ни мыса Бедствий, ни прибрежных скал. И Зуба Дракона тоже не было. То ли вода источила скалы и смыла их в пучину? То ли они, путешественники, ошиблись с расчетами? Последнее, конечно, было вероятнее. Они сели в машину, проехали еще километров пятьдесят вперед, опросили всех, кого только можно было, и вернулись на место.
Тут и только тут должен был находиться пресловутый местный Бермудский треугольник, в котором гибли средневековые мореплаватели!..
Они вышли и стали безнадежно крутить головами. Бестужева почти умоляюще взглянула на девушку:
– Гуленька, что скажете?
– А чего тут говорить? – за девушку ответил Егор Кузьмич. – Вон он, наш мыс Бедствий. И нечего было машину гонять! – только указывал краевед не вперед, на море, а назад – ровнехонько на сушу, где разросся маленький турчанский городишко. – Вон и Зуб Дракона – торчит себе!
Крымов, Бестужева и Гуля – все увидели эту картину одновременно. А именно то, что открывалось им в полукилометре от того места, где остановилось такси. В центре этого самого городишка Бульмуджур, над крышами типовых пятиэтажек, прямехонько из оазиса вырастала покрытая зеленью скалистая гряда, и одна из скал, крайняя, торчала особенно устрашающе и грозно.
– Совсем забыла вам сказать, что береговая линия Каспия все время меняется, – обрадованно проговорила Гуля. – В этих местах, как видно, море сильно отошло назад.
– Стало быть, нырять не придется, – сказал Добродумов. – Тоже хорошо. Копать, значит, будем.
Все вернулись в машину – и через пять минут такси остановилось напротив высокой чугунной ограды, за которой был разбит огромный сад с фонтаном, а дальше стоял особнячок с колоннами тридцатых годов. Он расположился торцом к мысу Бедствий, а Зуб Дракона, наполовину ушедший в почву, нависал над мирным и уютным садом.
– Администрация, что ли? – спросил Егор Кузьмич. – Бульмуджурская?..
– Похоже, – кивнул Крымов. – Сталинский ампир. Да вон же табличка. Пойду посмотрю.
– Я с вами, – сказала Гуля.
Она первой подошла к доске. Краевед – ей все было интересно. За ними топал и Егор Кузьмич.
– Администрация? – спросил Крымов. – Гуленька?
– Нет, – замотала она головой. – Дом-музей товарища Улуса Улусовича Ахметова, дважды Героя Социалистического Труда, первого секретаря горкома партии города Бульмуджур, – с гордостью ответила Гуля.
– Почетный бай республики, – кивнул Егор Кузьмич. – Везет нам сегодня на музеи, а, Андрюша? – К ним подошла и Бестужева. – Ну что, пора на экскурсию, Мария Федоровна? Побеспокоим Улуса Улусовича? Постучимся в крышку гроба дважды Героя Социалистического Труда?
– Хватит, – оборвал его Крымов.
Они по-быстрому распределили роли и группой важных ученых поднялись по ступеням музея.
– Когда я говорю – вы молчите, – предупредил Добродумов. – Здесь так положено. Да, Гуля?
– Да, – решительно кивнула она. – Аксакал.
– Поэтому сумку несешь ты, – сказал товарищу Добродумов. – А то меня уважать не будут.
Егор Кузьмич первым переступил порог музея, за ним – дамы, и только потом с увесистой спортивной сумкой через плечо Крымов.
– Махмуд Асадович Джанибеков? – входя в
