мечтать не смел, отказаться сложно. Цена вопроса часто бывает велика, и большинство добившихся крупного успеха людей готово ее платить.
«А ты сам? Так ли уж безупречен? – спросила совесть. – Ты напуган тем, что Панталион сделал с Наной и Кларой, боишься, что он может подобным образом поступить и с тобой. Пожалуй, Панталион, древний и хитроумный, ошибся, призвав мать Малинки, оставив девочку сиротой. Теперь ты злишься, сострадаешь, ты потрясен и растерян… Но ответь сам себе честно: если бы с Кларой все было в порядке, а страдали люди, которых ты не знаешь, на которых тебе плевать? Может, ты решил бы, что тут и раздумывать не о чем, надо соглашаться?»
Андрей кое-как поднялся на ноги. В горле немного саднило: возможно, он простудился, провалявшись несколько часов на холодной мокрой земле. Голова кружилась немилосердно, слегка подташнивало. Давыдов осторожно потрогал затылок и обнаружил здоровенную шишку. Хорошо еще, что череп себе не раскроил, ударившись при падении. Головокружение и тошнота могут быть признаками сотрясения мозга. Надо бы к доктору на осмотр, но у Давыдова имелись другие дела.
Андрей не рисковал мысленно проговаривать их, боясь, что Панталион каким-то образом может забраться к нему в сознание, узнать о его намерениях. Он ведь сказал (да и доказал), что способен дотянуться даже до Шуры, которая находится вне острова. Поэтому лучше поостеречься.
Как Гарри Поттер пытался закрыть свой разум от Темного Лорда, так и Давыдов старался держать свои планы по спасению на периферии сознания, в глубине, не давая им всплыть на поверхность.
Кряхтя и держась за голову, Андрей поднялся на крыльцо и вошел в дом. Первым делом направился в гостиную, после заглянул во все другие комнаты, но никого не обнаружил. Как пишут в романах, все кругом дышало покоем, но Давыдов знал, что покой этот обманчив, грош ему цена.
Сбросив грязную одежду, Андрей забрался в ванну и долго стоял под обжигающими струями. Перед тем, как выключить душ, открыл на всю мощность кран с холодной водой, заставил себя вытерпеть ледяной поток, надеясь взбодриться. Помогло, даже тошнота прошла. Может статься, ему повезло, и это все-таки не сотрясение.
Порывшись в аптечке, Давыдов нашел пару таблеток аспирина, сварил себе кофе. Пил ароматный напиток, без которого не мог вступить в разгорающийся день, стоя возле окна и глядя в сад.
Листья с деревьев облетели, студеное дыхание надвигающейся зимы ощущалось все сильнее. Тоскливая пора, когда поневоле думаешь о неизбежности увядания, бренности всего сущего и конечности земного бытия. В этом нет ничего необычного: неужто грядущая смерть, ее приметы или вестники могут вызывать иные чувства?
«Но иногда, как мы помним, уж лучше смерть», – подумалось Давыдову. На ум снова пришли слова из поттерианы: есть вещи похуже смерти. Что верно, то верно. Отойдя от окна, Андрей выплеснул остатки недопитого кофе в раковину и вышел из кухни.
Было уже светло, когда его автомобиль выехал со двора и направился к центру «Варварки». Проезжая мимо дома Степана, Давыдов специально отвернулся, чтобы не смотреть в ту сторону. Боялся натолкнуться взглядом на осиротевший, отмеченный скорбью дом, в который «пришло», увидеть кого-то из оставшихся хозяев.
Дождь прекратился, бледное солнце робко высунулось из-за сизых облаков, но свет его не сделал окружающий пейзаж более привлекательным, скорее, наоборот. Колдобины, лужи, грязные автомобили, поникшие голые деревья, неказистые домишки – солнечные лучи высветили, подчеркнули убожество и неприютность Варвариного острова.
На одной из развилок Давыдов повернул руль вправо. Еще немного – и паршивый городишко останется позади.
«А как же Малинка?»
Быстрая серебрилась вдали, скоро Андрей окажется на берегу. «Насыпушка», конечно, ушла под воду, дожди размыли все дороги. Но кое-что можно предпринять.
«Можно попробовать, но как же Малинка?»
Перед внутренним взором встала маленькая девочка, прижимающая к груди альбом с рисунками. Доверчивый взгляд, застенчивая улыбка.
«Не будь дураком. Она тебе чужая. Ты ее едва знаешь. Это не твой ребенок, не твоя ответственность!»
«Ты добрый. Научишь меня рисовать мультики?»
Давыдов зарычал и шарахнул кулаком по рулю. А потом развернул машину на ближайшем повороте и поехал обратно.
Дом, в котором жила баба Лида, сегодня показался Андрею заброшенным, но вместе с тем таящим опасность. Давыдову захотелось вновь обругать себя, плюнуть на все и уехать, но вместо этого он притормозил возле забора и выбрался из салона автомобиля.
Калитка оказалась приоткрыта, точно его ждали. Он перешел двор и постучал в дверь.
«Если опять не откроют, уйду, ждать не стану. Я сделал все, что мог».
Однако дверь отворили. Стоявшая в проеме баба Лида выглядела растрепанной, платок сполз с головы, глаза покраснели, губы потрескались.
– Ну? – спросила она и, не дожидаясь ответа, проговорила: – Нету Клары. В магазин ушла.
Баба Лида хотела закрыть дверь, но Давыдов, как киношный бандит, поставил ногу на порог, не давая ей сделать это.
– Не лгите. Клара ушла, но не в магазин. Она умерла.
На лице старухи мелькнуло удивление.
– То, что «пришло», забрало Клару с собой. Я приходил вчера, но вас не было. Видимо, вы ее хоронили. Не по-христиански, не ждали трех дней.
– Твое какое дело? – Глаза бабы Лиды увлажнились. Все-таки горевала из-за внучки. – Если знаешь, чего тогда пришел?
– Поговорить. Всего несколько минут. Это важно.
Она помедлила, но затем впустила гостя.
Полутемный коридор, разбросанные вещи, беспорядок – сегодня в доме не было и следа былого уюта, который царил тут, когда Андрей впервые пришел в гости. Хорошо еще, что запах, появившийся в доме после произошедших с Кларой изменений, пусть и не выветрился, но стал слабее.
– Где Малинка?
– Здравствуйте, – услышал Давыдов и, приглядевшись, разглядел стоящую в углу девочку.
Она, кажется, стала еще меньше и тоньше: ручки-прутики, худенькое личико, в заплаканных глазах – недетская печаль.
– Иди к себе, порисуй, – велела баба Лида.
– Нет, пусть она останется. Пожалуйста.
Старуха пожевала губами, но не возразила. Они сели за стол в большой комнате, баба Лида выжидательно смотрела на Давыдова.
– Я не буду рассказывать вам, что Варварин остров – необычное место. Вам это известно не хуже, чем мне. Не знаю, как вы объясняете себе то, что здесь порой происходит с людьми. Наверное, считаете, что это нечто вроде платы за исцеление. А если я скажу вам, что Панталион – никакой не святой, его храм осквернен, к Богу все это не имеет отношения, а люди, которых забирает это чудовище, в том числе и Клара, навеки прокляты?
Андрей чувствовал, что речь его высокопарна и не слишком убедительна, но подбирать подходящие слова было некогда.
Баба Лида смотрела
