Вествуд задумался.
— Нет, не думаю, — ответил он наконец. — Разумеется, этого я исключить не могу. Он ведь постоянно был в разъездах. Вполне могли возникать мимолетные романы, как говорится, на одну ночь. В Берлине, Праге или Санкт-Петербурге. Это он запросто, если бы возникло желание. Но, мне кажется, я бы об этом знал. И я верю, что Лоуренс действительно меня любил. Ну, настолько, насколько он вообще был в состоянии кого-либо любить.
— Что вы хотите этим сказать?
— Он скрывал от меня значительную часть своей жизни. Понятно, что такова уж была его работа — спецслужбы и все соответственно, но сути это не меняет. В конечном итоге мне оставались лишь крохи. А все остальное — тени, полумрак, дым и туманные зеркала. Понимаете, рано или поздно это становится совершенно невыносимым. Иногда мне казалось, что то, какой он со мной, — всего лишь маска, и я понятия не имею, кто за ней скрывается.
— То есть описать его как личность вы вряд ли сможете?
— Боюсь, я так и не узнал Лоуренса по-настоящему. Он был хамелеоном. Но со мной он был очаровательным. Такой заботливый, добрый. Такой утонченный, образованный. Умный, светский. Придерживался скорее правых взглядов, ценил хорошее искусство и вино, любил антиквариат… ох, я еще долго могу продолжать. Лоуренс был разносторонним, щедро одаренным человеком. Все это мне было прекрасно известно, но… почему-то казалось, что я так плохо его знаю. Каков он. Он был, как угорь, неуловимый, недостижимый. Понимаете, о чем я?
— Думаю, да, — кивнул Бэнкс. — Это дело вообще такое. И в особенности все эти люди.
— Какие именно?
— Да те самые, на которых работал Лоуренс. Такие же неуловимые.
— Ах, эти, — хмыкнул Вествуд. — Да, вы верно подметили.
— Когда вы в последний раз виделись с Лоуренсом?
— Много лет назад. Тогда же и расстались. Он уехал в очередную командировку, и больше мы уже не виделись.
— А с его коллегами вы не встречались?
— Нет. Эти ребята, знаете ли, офисными вечеринками не увлекаются. Ой, а ведь я вам соврал. Они ведь меня допрашивали. Пришли сюда два таких умника, проверяли меня на благонадежность.
— О чем вы с ними говорили?
— Уже и не помню. Ничего особенного. Тогда гомосексуальные союзы уже перестали вызывать острую реакцию. Случись наш роман несколькими годами ранее, этому быстро положили бы конец — слишком высок был риск шантажа. А так они ограничились тем, что расспросили меня про работу и коллег. Выпытывали, патриот ли я и как отношусь к США, демократии, коммунистам и все в таком же духе. Я так понимаю, они уже обо мне все знали из какого-то своего источника. Но обращались со мной вполне уважительно и вежливо. Так сказать, убийцы в бархатных перчатках. «Мы за тобой следим, дружок. Начнешь дурить — мигом подведем электроды к яйцам, не успеешь и пикнуть». — Вествуд рассмеялся. — Ну, или что-то в этом роде. В общем, я понял их намек.
Наверное, они и Хардкасла так же обрабатывали, подумал Бэнкс. Особенно после того, как узнали, что у того уже были проблемы с полицией.
— А чем вы занимаетесь?
— Я архитектор. В тот момент работал на небольшую фирму, сейчас — сам себе хозяин. Творю у себя дома, потому вам и удалось меня застать. Не то чтобы я был завален заказами. Я в последнее время очень разборчивый. Но вообще-то я счастливец — мне не нужно горбатиться в офисе с утра до вечера. К тому же я человек экономный, и за все эти годы мне удалось скопить солидную сумму, а часть доходов очень удачно вложить. В общем, несмотря на кризис, мне удается жить с комфортом.
— После расставания с Лоуренсом его коллеги больше к вам не захаживали?
— Нет. Видимо, более не был им интересен.
— Вы что-нибудь слышали о мужчине по имени Феннер? Джулиан Феннер.
— Нет, кажется, нет.
— А о супружеской чете по фамилии Таунсенд?
— Нет, их я тоже не знаю.
Бэнкс показал ему фотографию Сильберта и неизвестного мужчины возле дома на Чарльз-лейн, но Вествуд лишь ахнул, увидев свою старую любовь, и покачал головой — спутника Лоуренса он не знал.
— Вы можете ответить мне на один вопрос? — спросил Вествуд.
— Попробую.
— Откуда вы вообще обо мне узнали?
— Эдвина рассказала. К тому же в сейфе мистера Сильберта мы нашли ваши старые письма.
— О, понятно… гм… как вы думаете, после того, как все это закончится, можно я их…
— Я постараюсь, чтобы письма вернулись к вам, — сказал Бэнкс. В правом глазу Вествуда сверкнула слезинка. Бэнкс не думал, что сможет вытянуть из него что-нибудь еще. Если Вествуд и знал Феннера или Таунсендов, то, скорее всего, под другими именами. Такие люди меняют имена чаще, чем некоторые — нижнее белье.
Допив кофе, Бэнкс поблагодарил Вествуда и встал.
Чертовня какая-то. Каждый раз, когда он рассчитывал, что хоть на шажок приблизится к пониманию Лоуренса Сильберта или Марка Хардкасла, в результате оказывался все дальше. Он гонялся за неуловимыми тенями.
— Они ждут нас в учительской, — сообщила Уинсом, когда Энни подошла к главному входу в Иствейлскую школу.
Ученики, с воплями носившиеся по коридорам, притормаживали и с любопытством их разглядывали — в особенности Уинсом. Вслед неслись смешки и восхищенный свист.
Учительская находилась рядом с кабинетом директора. Трое учителей, в том числе и Дерек Ваймен, расположились на продавленных креслах и на диване. Журнальный столик был завален газетами. Раскрытая «Дейли мейл» демонстрировала решенный кроссворд и разгаданные судоку. Желтели по-детсадовски жизнерадостные стены, возле одной из них стояла большая доска из пробки, к которой были пришпилены кнопками бумажки с разными сообщениями. На маленькой кухоньке — холодильник, микроволновка, электрический чайник, кофеварка и раковина. Повсюду — желтые стикеры, призывающие мыть руки, не таскать из холодильника чужую еду, убирать за собой, не брать чужих чашек, не оставлять мусор, не забывать платить за кофе. Страшно представить, сколько ограничений и правил они вываливают на своих учеников, подумала Энни. Зато в комнате была полнейшая тишина. Видимо, стены здесь звуконепроницаемые, догадалась Энни. Пройдясь по школьным коридорам, она уже поняла, какое это благо.
— Что, раскрыли наше секретное убежище? — спросил Ваймен, поднимаясь на ноги.
— Я позвонила в секретариат, и мне сказали, что вы тут, — ответила Уинсом.
— Смотрите-ка, что значит хороший детектив, — подал голос другой учитель.
Уинсом и Энни обменялись непонимающими взглядами.
Заметив это, Ваймен сказал:
— Вы уж извините моего коллегу. Он провел все утро с десятилетками и до сих пор никак не придет в себя.
— Ничего, все нормально, — ответила Энни и устроилась так, чтобы видеть одновременно всех учителей и контролировать ход разговора. Уинсом присела рядом и вытащила блокнот. — Мы не отнимем у вас много времени, — начала Энни. — Не хотим отрывать вас от работы.
Все трое дружно рассмеялись.
— Вы все преподаете как минимум двум ученикам, которые, по нашим сведениям, могут иметь отношение к нападению на Донни Мура, произошедшему на прошлой неделе в Истсайд-Истейте. Мы пока еще надеемся воссоздать полную картину происшедшего, и очень рассчитываем на вашу помощь. Не могли бы вы представиться и рассказать, какие предметы вы преподаете?
— Ну, кто я такой, вы и так знаете, — заметил Ваймен. — Я веду уроки актерского мастерства, прости господи.
Сидящий рядом с ним мужчина (тот самый шутник) добавил:
— А меня зовут Барри Чаплин, я учитель физики и физкультуры.
— Джилл Дреслер, — представилась их коллега, — преподаю арифметику и алгебру. Но никакой физкультуры.
— Вы все знакомы с Ники Хаскеллом? — спросила Энни.
Они кивнули.
— Он не часто балует нас своими визитами, — добавила Джилл.
— Да, мы уже знаем, что отметки у него, мягко говоря, не очень. Но иногда он все-таки приходит на занятия?
— Только если ему уже грозит отчисление, — сказал Барри Чаплин.
— А что Джеки Биннс?
— Примерно та же история, — ответил Ваймен и взглянул на коллег, ища поддержки.
— Ну, Биннс, возможно, почаще приходит, — заметил Чаплин. — Но ненамного.
— А парень, на которого напали? Донни Мур? — продолжала Энни.
— Донни неплохо учился, — сказала Дреслер. — Он совсем не подстрекатель, не лидер. Полностью ведомый парнишка. Он и к шайке Хаскелла-то присоединился, просто чтобы не слишком выбиваться из толпы. Тихий такой, безобидный.
— И в драки не ввязывается?
— Никогда, — покачал головой Чаплин. — В отличие от Хаскелла.
— А Хаскелл что, задира?
— Скажем так, он сам редко лезет на рожон, однако дерется часто. Просто он пониже многих сверстников, и те недооценивают уровень его физической подготовки. Вот тогда-то он всех и удивляет.
