– Значит, вы отказались?
– Я давал клятву Гиппократа. Я не могу навредить.
Турчанинов хотел сказать что-нибудь ироничное, но передумал.
– А как вы считаете, хозяин клиники мог взяться за такую операцию? – спросил он вместо этого.
– Это очень сложно. Он ведь теперь бизнесмен, давно никого не лечил. В нашем деле нельзя делать перерывов…
– А если бы ему заплатили пять тысяч долларов?
– Ох, он очень жадный, копейку из рук не выпустит. Это был бы большой соблазн, конечно. Но ему сделать такую операцию и правда трудно.
– А мог бы он найти другого врача, чтобы не терять деньги?
– Да черт его знает! – врач сердито дернул головой. – Сейчас все что угодно может быть! Кстати, эта девушка с фотографии приходила ко мне. На том же «мерседесе» приехала. Я вначале и не понял, думаю: откуда я ее знаю? А потом вспомнил, что мне ее фотографию показывали!
– А не могла это быть подруга Андрея, ну, та красавица? – после паузы спросил Турчанинов.
Врач смотрел на него, выпучив глаза.
– А зачем бы она ко мне приходила? – шепотом спросил он.
Следующим пунктом был дом номер 17 по улице летчика Ивана Порываева.
Турчанинов стоял перед синими воротами и думал, что он теперь персонаж сна. От этой мысли слегка кружилась голова.
Вдруг волосы на его голове и даже теле встали дыбом – из-под синих ворот высунулась собачья морда, а потом и вся собака стала протискиваться наружу.
Он начал пятиться к машине, но собака показалась полностью, и он увидел, что она еще совсем маленькая и веселая. Она крутила хвостом во все стороны и шла боком, согнувшись чуть ли не пополам. Так собаки обычно просят, чтобы их погладили.
– Портос, сюда иди! – раздался злой голос.
Ворота приоткрылись, из них вышел угрюмый старик в черной униформе. На Турчанинова он не посмотрел, хотя Ивану Григорьевичу показалось, что он его прекрасно видит боковым зрением и даже разглядывает.
Старик схватил щенка за шкирку и потащил к воротам.
– А Рекс где? – спросил Турчанинов.
– Сдох, – не оглядываясь, буркнул старик.
– Полгода назад? Поэтому и сняли щиты?
Старик остановился перед воротами, спина его напряглась. Руку он разжал, и щенок скрылся под воротами.
– Теперь опять придется щиты прибивать, – сказал Турчанинов спине.
Даже после этих слов старик не оглянулся, лишь чуть повернул голову к плечу. Видимо, он вообще предпочитал смотреть боком.
– А это не твое дело, – спокойно произнес он. – Надо будет, прибьем, а не надо – так оставим. У тебя, по крайней мере, спрашивать не будем.
– Ишь ты! – уважительно сказал Иван Григорьевич. – Какой ты независимый перец!
– Я не перец. И ты головой думай, прежде чем говорить. Я тебе в отцы гожусь.
– Мой отец здоровается, когда к нему люди приходят. «Папаша»…
– Здравствуй! – с вызовом сказал старик, и слегка развернул корпус – Какими ментовскими тропами тебя занесло, «сынок»?
– Да вот ищу тех, кто кислоту налево продает.
– Ошибся адресом.
– Кто, видя невменяемую девушку, тем не менее продает ей кислоту в количестве, достаточном, чтобы облить другую девушку.
– Ошибся адресом, – повторил старик и теперь повернулся полностью. У него оказались темные и страшные глаза, живущие как бы отдельной – лютой – жизнью. Он прятал взгляд словно из сочувствия к окружающим: чтобы не обжигать людей и не пугать их.
– Даже твой покойный Рекс почувствовал, что девушка не в себе! Даже собака старалась остановить, а ты, сука, продал.
– Ты сам сука.
– Когда прибили щиты под ворота?
– Давно.
– Сколько лет назад?
– Слушай, – старик вдруг заговорил тихо. Он даже подошел к Турчанинову, приблизил свое лицо, а от его глаз полыхнуло горячей и сумрачной ненавистью. – Я тебе вот что скажу: я тебя не боюсь, мусор. И ни одного слова ты из меня не вытянешь, понял? Я вообще никого не боюсь и никогда не боялся.
– А Бога? – насмешливо спросил Иван Григорьевич. – Бога ты боишься?
– А ты что, папа римский? Бог без тебя со мной разберется, понял?
Было ясно, что он действительно не скажет ни слова. Турчанинов таких много видел на своем веку. Это была какая-то особая порода людей – чудовищно злобная, независимая и не приручаемая ни за какие коврижки.
«Ну и иди к черту», – подумал он. Даже если бы старик что-то сказал, его слова – не доказательство.
Уже сев в машину, он набрал номер следователя, который вел дело Марины.
– Вы не проясните мне один момент? Когда Марину нашли, у нее оказалась рваная рана на ноге.
– Да, я помню.
– Почему она вас не заинтересовала?
– Она была не свежая. И обработанная.
– Ах вот как… – Турчанинов поднял брови.
– Хотя она, видимо, сыграла роль.
– Какую?
– Марина споткнулась на лестнице потому, что вообще хромала.
– Не из-за плит и каблука?
– Это уже последствия.
– А Королев знал, откуда эта рана?
– Нет. Он сказал, что еще два дня назад ничего такого не было. Потом домработница сообщила, что Марину накануне куснул пес в Жуковке. Бродячий какой-то… Ну, а вообще нам было не до этой раны. И она была небольшая.
– Понятно, – задумчиво произнес Турчанинов. – Спасибо, – он нажал отбой. – Обработанная рана… Обычно обращаются в травмпункты. Но в какой обратилась она?
Шансов было мало. Девушка могла поехать в ближайший, а могла – в дежурный. Могла по месту жительства, а могла – в любую из московских больниц, встреченных по пути. Хранят ли там статистику?
Тем не менее, он поехал. В ближайшем травмпункте ему сказали, что данные пятилетней давности у них не хранятся, еще и посмотрели, как на дурака. «У нас шесть тысяч покусанных людей в год!» – сказала медсестра. Он подумал, что нет смысла начинать копаться в этом стоге сена. Пять лет назад Марина была прописана на улице 1905 года, но могла обратиться не по месту прописки, а по месту жительства – где-то по Рублевскому шоссе. Он все-таки позвонил в тот, что на 1905 года, и ему сказали, что для милиции поискать можно. Турчанинов оставил им свой телефон, попросил позвонить в любом случае и пообещал огромную коробку конфет. Что-то его грызло – какие-то сомнения.
«Все эти муниципальные пункты – такие неприятные. Кажется, что она должна была обратиться в какое-то другое место… Стоп! А можно ли получить такую помощь платно?» – он набрал телефон справочной. Ему сказали, что да, такая служба есть, и продиктовали несколько телефонов.
Теперь его машина стояла на обочине дороги, а сам он тратил деньги с мобильного и чувствовал при этом удовлетворение: он не украл королевские десять тысяч, он их честно отрабатывает!
– Да, мы уже существовали пять лет назад, – гордо сказала ему девушка по третьему из набранных номеров. – Может быть, единственные в Москве!
– Единственные – это хорошо, – устало одобрил он. – И у вас-то, поди, данные хранятся? Да их и немного, наверное.
– А что вы ищете?
– Мне нужен сентябрь двухтысячного года. Конец месяца. Фамилия девушки Королева. Ее покусала собака.
Она копалась не меньше пяти минут, а он смотрел на проезжающие машины. Они проносились: «у-уух!» – и его собственная качалась от ударов воздуха.
– Да, есть такая, – радостно сказала девушка. – Марина Михайловна Королева. Она приехала в семнадцать ноль-ноль двадцать седьмого сентября. Рваная рана ноги, но небольшая.
– Тем не менее, после таких хромают?
– Там гематома обычно образуется, она сдавливает ткани, это очень больно.
– Вы ей обработали?
– Да. Ну и еще укол от столбняка и от бешенства… – Девушка немного растерялась и понизила голос. – Это незаконно: от бешенства можно делать только на государственных пунктах, но мы все-таки делаем. У нас и вакцины самые современные. Это ничего?
– Ничего, – успокоил он. – Вы ведь должны записывать и адрес, где произошло нападение собаки?
– Да. С ее слов. Улица летчика Бабушкина, 17.
Он улыбнулся и прикрыл глаза. Трудно с ходу придумать ложь, тем более, если ты правдив или высокомерен с рождения. Сколько дел раскрывается на неумелой лжи.
Марина не хотела, чтобы знали, где она была. Но и придумать улицу сразу оказалось трудно. Хорошо, что на свете есть не один летчик, а много. Много, много летчиков. Россия – родина самолетостроения. Тупалев, Микоян… Колбаса…
Турчанинов спал в машине, откинувшись назад. Мимо проносились реактивные самолеты: «уу-ух»!
… Из государственного травмпункта так и не позвонили. Даже огромная коробка конфет их не соблазнила.
К тому времени уже составили фотороботы всех рабочих, благоустраивавших двор дома номер двенадцать. Один из них нашелся сам: тот самый коренной житель, что родился здесь в коммуналке.
Это была его Москва, отсюда их с матерью переселили еще в семьдесят восьмом – дали квартиру у черта на куличках, в одном из двух новых панельных домов, стоявших посреди полей и деревень. Младшему брату нравилось, а он умирал от тоски. До остановки надо было топать по непролазной грязи, а к единственному телефонному автомату выстраивалась такая очередь, что мама не горюй.
