Он убрал мобильник в карман влажного от дождя кителя и покосился на Катю.
– Имя пятого члена банды узнали. Криминалисты первым делом сняли в доме все пальцы и отправили в штаб, где сразу пропустили через базу. Все четверо, которых наши ребята подстрелили, и этот пятый – все в картотеке имелись. А у этого Фокина, между прочим, и машина есть. Джип «Тойота» черного цвета.
Катя вздрогнула.
– Как вы сказали? Фокин?
– Кирилл Фокин. Сейчас поднимают материалы на него, ищут все адреса, где он может быть: родня, подельники… – Гапонов осекся, заметив, как вытянулось и без того серое лицо Кати. – Что такое? Ты его знаешь?
Катя не верила своим ушам. Такого не могло быть. Тот самый 14-летний мальчишка, глядевший на всех взглядом затравленного волчонка. Тот самый вечно жующий паренек из ее прошлого, которого все подростки и даже дети окрестили дурачком и разбегались при его виде.
– Он из Ямы. Вырос здесь. На четыре года младше меня.
Гапонов соображал быстро.
– Так-так. Он мог тебя узнать, как думаешь?
– Мне тогда 18 лет было… Я изменилась, но не настолько, чтобы…
– Вон оно что, – угрюмо кивнул шеф СК. – Теперь все понятно. Считай, что мы знаем имя убийцы мента. И теперь ясно, почему ты живая. Он приехал на посиделку со своими подельниками. Подъехал к нашей тачке и увидел тебя. Увидел и узнал… Пацан нервничать начал, за ствол схватился… А этот упырь его расстрелял. А тебя не стал. Пожалел.
Он сокрушенно покачал головой и выбрался из машины.
– Ефим Алексеевич! – Гапонов обернулся. – Что… Что со мной теперь будет?
– Ты сама все знаешь, Мазурова. С твоими проблемами… После того, что здесь стряслось… Тебе не место в следствии. – он поколебался и добавил перед тем, как захлопнуть за собой дверцу и уйти: – Соберись. Успокойся. Постарайся выспаться. Завтра у тебя будет непростой день.
Оставшись одна, Катя уткнулась лицом в ладони и тихо заплакала.
Катя вышла из здания городского отдела Следственного комитета РФ по региону. В руках была коробка с личными вещами, накрытая пакетом, чтобы мелкий моросящий дождь не залил ее содержимое.
Подойдя к машине, Катя отключила сигнализацию. Поставила коробку в багажник, захлопнула его и открыла водительскую дверцу. Перед тем, как сесть, она обернулась и в последний раз посмотрела на здание, которому отдала почти треть своей жизни.
Вот и все.
Сев за руль, она вырулила с парковочного места и, включив передачу, рванула вперед.
За два дня, прошедших с момента бойни в Яме, произошло многое.
Во-первых, Катю уволили. Точнее, она уволилась сама – по собственному желанию. Заявление оформили задним числом, и по документу выходило, что уволить ее из СК Катя попросила две недели назад. По всем бумагам выходило, что в закончившейся побоищем операции в Яме позапрошлой ночью Катя не принимала участия. Ее там просто не было. В машине сидел лишь молодой оперативник по имени Артем. Все – и следствие в лице Гапонова, и дознание в лице Шмакова – решили, что так будет лучше всего. Это была официальная информация, а значит, так было на самом деле.
И теперь Катя была свободна, как ветер.
Во-вторых, Кирилл. Его задержали под утро на выезде из города, когда он пытался скрыться на своей черной «Тойоте». Сработали сотрудники ГИБДД: их компьютер среагировал на регистрационный номер находящийся в розыске машины Кирилла, когда та промчалась мимо установленной в километре от поста камеры. За время, понадобившееся Кириллу, чтобы преодолеть эту тысячу метров, полицейские растянули шипы вдоль дороги, успели перекрыть проезд двумя машинами с включенными мигалками и схватились за оружие. Сопротивления Кирилл не оказывал. Может быть, потому, что посты были усилены – полиция продолжала работать в особом режиме – и на несущуюся по трассе черную «Тойоту» направили сразу четыре автомата.
Катя видела его фотографию. Кирилл за прошедшие годы изменился очень сильно. Он был плотным, крепким мужиком с квадратной головой и внушительной челюстью. С таким лучше не связываться. А еще чем-то неуловимым он походил на композиционный портрет – фоторобот – серийного убийцы из Ямы.
Что до руководства СК, то ни у кого не было никаких сомнений. Они взяли маньяка.
Неужели это действительно он, думала Катя, покидая навсегда здание СК.
Катя вспоминала подростка, который бродил, всеми отвергнутый, по улочкам Ямы. Дети и молодежь постарше, вроде Вали и ее подруг, обходили Кирилла за версту, считая дурачком. А потом начались убийства. Семь жертв, среди них и сама Валя.
Неужели это он…
Кирилл мстил за то, что девчонки показывали на него пальцем. Мстил за смерть матери. Психиатр настаивал, что толчком к паталогии у серийного убийцы чаще всего является сильнейшая детская травма. У Кирилла Фокина такая была. Повесилась его мать.
Повесилась, мысленно повторила Катя. А перед глазами проплывали – одна за другой – жертвы маньяка. Все они были задушены. Асфиксия, ставшая причиной смерти матери Кирилла, стала и способом убийства.
Неужели это он…
Те же самые мысли терзали и Полякова.
Два дня напролет, с утра до вечера, он отписывал бумаги и отвечал на вопросы следователей из комитета, которым поручили расследовать бойню в Яме. Вопросов к Полякову было много. Еще бы: из восьми оперов, принимавших участие в операции, погибли четверо. Пятый находился в реанимации в критическом состоянии, и никто не мог сказать, выкарабкается он или нет.
Во время разговоров со следователями Поляков узнал, что официально Кати в ту страшную ночь не было в Яме. Полякову намекнули – «Это для ее же блага». Он не спорил. Еще ему сообщили, что Катя ушла из следствия. Это была новость, но Поляков почему-то не удивился.
Как сказал Халилов тогда, перед операцией: «Мы – герои боевиков до первой крупной перестрелки. Она же и последняя. Ты или двухсотый, и вокруг тебя стоит почетный караул, а твоей жене говорят, каким ты славным парнем был. Или инвалид, как Иваныч. Или ты восстанавливаешься, но навсегда остаешься тем парнем, мимо которого однажды прошла смерть. И тогда, как правило, ты начинаешь бухать. Потому что смерть, которая проходит мимо – она меняет в тебе очень многое. Ты больше не такой, как раньше».
Учитывая, что эти слова были сказаны человеком, которому суждено было прожить еще всего лишь полчаса, они звучали особенно страшно.
Много раз Поляков порывался позвонить Кате, но каждый раз что-то мешало. Поляков даже подумать боялся, что могла чувствовать Катя. Ее лицо, когда она стояла перед расстрелянной машиной… Поляков уже видел это лицо 18 лет назад. И оно навеки отпечаталось в его памяти. Поэтому Поляков решил не терзать Катю.
В перерывах между допросами и написанием рапортов и отчетов Поляков пил кофе, курил и думал. В том числе о Кирилле.
Поляков слышал, что дело шьют именно Кириллу. Опер понятия не имел, дает ли тот показания, есть ли доказательства. Теперь это было делом Следственного комитета и только его, и до полиции долетали лишь скупые обрывки новостей и сплетни. Однако все эти клочки информации говорили лишь об одном – за Кирилла взялись плотно, а значит, не отстанут, пока не будет собрана доказательная база, гарантирующая обвинительный приговор.
Поляков вспоминал убийства, совершенные 18 лет назад. И ловил себя на одной мысли. Кирилл – убийца, главарь банды черных риелторов, отморозок и палач, по которому плакала виселица. Но он не был маньяком из Ямы.
У Кирилла не было следов травмы от укуса пятилетней давности, когда в отчаянной борьбе с серийным убийцей Рамиля Даутова вырвала из его руки кусок мяса.
Психиатры утверждают, что серийные убийцы созревают годам к 30, после чего решаются на убийства. Да, это была очень средняя цифра – но средняя в разумных пределах. А тогда, 18 лет назад, Кириллу было всего 14.
Но самое главное – Поляков помнил, каким Кирилл был 14 лет назад. Низкий, щуплый и сутулый пацан. Он физически не мог сделать все то, что ему приписывают. Жертвами были 20-летние, крепкие, на голову или даже на две выше него, девушки. Но даже если допустить, что Кирилл использовал какую-то хитрость, был один один факт, который разбивал вклочья всю версию.
Этим фактом была Рита Пархомова, 17-летняя жертва №2. Маньяк умудрился поднять ее на дерево выше ее роста и повесить на собственном ремне. Рита была крепкой выпускницей школы. Как 14-летний щуплый пацан мог совершить все это?
От размышлений Полякова оторвал шеф, позвонивший по внутреннему телефону и велевшему явиться к нему в кабинет. Когда Поляков переступил через порог, Заволокин сидел, откинувшись в кресле. Кивком головы велел подчиненному сесть. И почти минуту задумчиво изучал Полякова, как найденный на раскопках артефакт.
– Я был оперативным дежурным пять лет назад, – сказал Заволокин. – Ты уже работал здесь. Помнишь об этом, Поляков?
