— Вернемся к «группе преданных сторонников». Кто это?
— Исайя Пэкстон, Курт Смоллек, тройняшки Брюгель… Наверное, человек десять—двенадцать.
— А ты? — спросил Джесси.
— Нет. Я не состою в особо приближенных.
В голосе Глори звучало неприятие.
Я решилась спросить:
— Возможно, Табита?
— Нет.
Внутри прошла волна облегчения. Удивительно, но я ждала этого ответа. Вероятно, еще надеясь, что Табита не окончательно для нас потеряна.
— Ее звезда закатилась и уже не взойдет. В отличие от пастора Пита Шенил никогда не приближала Табиту к себе. Особенно после неудачной миссии по спасению ее маленького сына.
— Что еще за спасение? В чем оно состояло? — спросил Джесси.
— Не важно. Но пастор Пит симпатизировал Табите, а Шенил считала, что у нее не хватит мужества для настоящего дела. Теперь Шенил выводит ее из игры.
Я подумала: при чем здесь недостаток мужества? Скорее всего дело в ревности. Табита умела возбуждать это чувство — как в случаях с Брайаном, Шенил и Бог знает сколько еще раз.
Я подошла ближе к Глори:
— Отчего тебя так сильно беспокоят эти «сторонники»?
— Ничто не связывает их с этим миром. Эти люди продали дома и все, что имели, чтобы готовиться к нападению в ночь дьявола.
Повеяло холодом, по коже пробежал озноб.
— Готовиться? Они планируют ответный удар?
— Нет. Хотят напасть первыми.
— О Господи… — пробормотал Джесси.
— Когда? Где?
— Не знаю я.
— Ты должна знать!
— Детали операции известны только участникам. Уборщицам это ни к чему.
— А куда пошли деньги от продажи имущества? — спросил Джесси.
Один взгляд в глаза Глори сказал ему все.
— Они покупали оружие. — Я устало прикрыла глаза. — Его запасов достаточно, чтобы начать боевые действия.
Лицо Джесси дышало яростью.
— Нужно было подробно разведать их планы!
— Я не могла.
— Не верю!
Глори с горечью призналась:
— Меня вычеркнули. Разве не понятно? Я гожусь на пушечное мясо или еще куда похуже. Например, могут послать на проверку воздуха. Смертелен яд или нет?
— Беги от них, — сказала я, взяв руку Глори. — Сегодня же беги.
— Не смогу.
— Ты сможешь.
— Вернуться обратно на улицу? Никогда. Я буду проклята.
— Пойдешь с нами, мы тебя защитим.
— От полиции? Вы с ума сошли. Полиция — это часть правительственной сети.
— Мы устроим тебя в лечебницу или в другую церковь…
— «Оставшиеся» все равно меня найдут. Как вы не понимаете? Нет выхода. Я в ловушке.
Зарывшись в ладони, Глори заплакала. Утратив последнюю надежду, я положила руку на ее плечо.
По дороге домой Джесси позвонил в полицию, оставив сообщение детективу, которого знал лично. Дома мы первым делом заплатили няне, поручили ей Люка, а потом уселись на кухне, не зная, что делать дальше.
— Если Шенил в самом деле настроена против Табиты, церковь потеряет свой интерес к Люку, — предположил Джесси.
— Надеюсь.
В чудо я не верила. Джесси это понял, и его отмеченное усталостью лицо стало еще мрачнее. Он явно пытался меня утешить. Чувствуя прилив нежности, я накрыла его руку своей ладонью.
— Прости за разговор с Глори.
— Никто не радикален так, как бывшие проститутки. Наверное, стоило бы присудить себе лоботомию! Жизнь стала бы проще. Как в детстве. — Он невесело рассмеялся.
— Знаешь, а ты суровый парень.
— Да, у меня сердце варвара. Твердокаменное.
Потянувшись вперед, я чмокнула его в губы:
— Но в следующий раз, если мне понадобится кого-нибудь разговорить, постарайся не спорить.
— Ты знаешь хохму с добрым копом и злым копом?
В интонации Джесси послышалась нервозность.
— А ты знаешь, что такое — дуть на огонь? И еще: если тебе бросают кость — это не значит, что ее нужно подобрать.
Я встала из-за стола. Прибой усилился, и большие валы с шумом накатывались на песчаный пляж. Проверив автоответчик, я обнаружила, что Салли Шимада из «Ньюс пресс» позвонила мне еще раз. Я набрала номер журналистки. Несмотря на позднее время, ее приятный голос прозвучал весело:
— Эван, надо же… А я сомневалась, услышу ли тебя когда-нибудь?
В трубке отчетливо прослушивался звук включенного телевизора. Салли смотрела или «Сабрину, маленькую ведьму», или «Аниманьяков». Я приказала себе не отвлекаться на посторонние мысли.
— Я хочу поговорить об аресте твоего брата, — сказала Салли.
Такое впечатление, что она смотрела на огромный кусок мяса, спрашивая: «Это все мне? А можно ножик поострее?»
— Салли, только не под запись. И только основные моменты.
Я поведала о том, как «Оставшиеся» пытались похитить Люка, и о том, что Брайан хотел защитить сына. А еще о его невиновности, его благородстве и патриотизме. Чуть не спела в его честь «Звездно-полосатое знамя». И нарочно отвернулась — чтобы не видеть выражение на лице Джесси.
— Есть информация, будто это преступление совершено из-за страсти. Что у бывшей жены твоего брата была любовь с Питером Вайомингом.
— Кто мог такое сказать? Постой… Ты общалась с детективом Маккрекеном?
Настроение упало. Салли не столь наивна, как мне показалось при первом знакомстве. Следовало бы поведать ей вторую часть истории, касавшуюся лично меня. Я принялась ходить по комнате. Наблюдая за моими перемещениями, Джесси сидел за кухонным столом.
Решив сменить тему, я произнесла:
— Сегодня я наблюдала за тобой на похоронах Вайоминга. Ты знала, что Шенил цитирует Библию вне контекста. Впечатляет.
— А ты думала, правоверная буддистка никогда не возьмет в руки Новый Завет? Вводя в свое послание цитату, Шенил в самом деле передергивает. Посмотри «Откровение», глава одиннадцатая. У тебя наверняка есть Библия — фамилия «Делани» звучит как-то по-ирландски.
Библия в доме Джесси? Разве что как подставка. Именно поэтому я прихватила из гостиничного номера в Чайна-Лейк издание Гидеона.
— Одиннадцатая глава «Откровения» повествует о бедствии, говоря о том, что не язычники, но верующие христиане, «оставшиеся», спасутся от гнева Господня. И еще о двух свидетелях Господа. В моем понимании эти свидетели — не что иное, как символы и, вполне возможно, символы, представляющие собой Моисея и Илию либо мучеников раннего христианского времени.
— Смысл я поняла: Шенил говорила слишком буквально.
— Наконец, воскрешение свидетелей…
— Оно представляет собой триумф веры, но Шенил и здесь буквально следует тексту.
— Наверное, мне следовало поставить у могилы фотографа? Гм… Чтобы не упустить редкий кадр: как пастор Пит восстает из мертвых. Знаешь, а это верняк. Пулитцеровская премия, и не менее.
Тут мой взгляд упал на двенадцатую главу. Женщина и дракон. Однажды Шенил уже вспоминала дракона, когда мы столкнулись на представлении моей книги. В тот раз она заявила, что не позволит чудовищу растерзать Люка…
— Салли, обрати внимание на главу двенадцатую.
— Подожди-ка…
Я услышала в трубке шелест переворачиваемых страниц.
— «Откровение», глава двенадцатая: «И явилось на небе великое знамение: жена, облеченная в солнце; под ногами ее луна, и на главе ее венец из двенадцати звезд»…
— «Она имела во чреве и кричала от болей и мук рождения».
— «И другое знамение явилось на небе: вот, большой красный дракон с семью головами и десятью рогами, и на головах его семь диадим».
— Должно быть, это не кто иной, как дьявол? — спросила я.
— Точно, — ответила Салли и прочла дальше: — «Дракон сей стал перед женою, которой надлежало родить, дабы, когда она родит, пожрать ее младенца».
Опять застучало в висках. Дальше я прочитала вместе с Салли:
— «И родила она младенца мужеского пола, которому надлежит пасти все народы жезлом железным; и восхищено было дитя ее к Богу и престолу Его».
«Жезлом железным». Передо мной встала картина: эти самые слова, потрясая крепко сжатыми кулаками, с горящим взором провозглашает пастор Пит. Голова пошла кругом. Что за странное переплетение слабоумия и библейской конкретики? Как такой пассаж связан с Люком? Неужели Шенил увидела в мальчике Мессию? Возможно, ему отвели роль Божьего избранника?
— Ты видишь здесь смысл? — спросила Салли.
— Не уверена.
Салли помолчала, надеясь, что я сама заполню паузу. Потом, отчаявшись услышать продолжение, сказала:
— Ну ладно. А не хочешь ли узнать, чем болел доктор Нейл Йоргенсен?
— О-о… Еще бы, конечно.
— Ты не поверишь, что я раскопала.
— И что же?
— То, что его убило.
— Салли…
И тут она сказала. Отстранившись от телефона, я с опаской посмотрела на трубку, словно та могла меня укусить. Джесси сделал жест, спрашивая: что? С округлившимися глазами я шагнула к нему.
