В конце концов Кэти повернулась к нему, заговорила:
– У вас, возможно, нет времени для героического поступка. Чтобы он принес вам пользу, потребуется будущее, отданное искупительной работе.
Прямота взгляда, тон голоса, жар слов указывали, что говорит она от души и верит в свои слова.
Райан не стал просить ее дать пояснения, потому что помнил сказанное ею чуть раньше: понимание приходит с терпением. И подозревал, что на любой заданный им вопрос получит тот же совет.
– Что вы должны сделать, – продолжила Кэти, – так это предложить себя в качестве жертвы. – Возможно, она увидела недоумение на его лице, поэтому уточнила: – Страдать ради других, мистер Перри. Если вам достанет мужества и силы духа предложить себя в жертву на всю оставшуюся жизнь.
Если бы Райана попросили конкретизировать предложенный Кэти путь, наверное, у него бы не получилось. Но глубоко в душе он знал, что она заложила в него семечко истины, которое со временем прорастет, и тогда он все поймет.
Без единого слова он вернулся в то самое кресло, где сидел в самом начале полета, и они больше не разговаривали, пока не вышли из самолета.
Пролетая над Аризоной, Райан думал о том, что ему совсем не обязательно возвращаться домой, где его поджидала сестра Лили. Он мог улететь куда угодно, в Рим, Париж или Токио. Мог провести остаток жизни в бегах, но со всеми удобствами, и не растратить своего состояния.
Тем не менее он вернулся в Южную Калифорнию, где день тоже выдался ненастным, а в океане бушевал шторм.
Уже на летном поле, прежде чем сесть в лимузин, который вызвал для нее Райан, Кэти подошла к нему.
– Вы помните, что я говорила о причинах насилия. Но вы помните и главную причину… всегда истинный мотив убийцы?
– Ненависть к правде. И произрастающее из нее стремление к хаосу.
К его удивлению, Кэти поставила на бетон дорожную сумку и обняла его, не как женщина обнимает мужчину, не с любовью, а с надеждой и верой. Шепнула на ухо несколько слов, подхватила сумку и направилась к ожидающему ее автомобилю.
Выезжая из аэропорта в своем лимузине, Райан вновь подумал о побеге. Они могли доехать до Сан-Франциско. Там бы он купил новый автомобиль и дальше поехал сам, сначала до Портленда, потом на восток до Бойсе[44], далее в Солт-Лейк-Сити, Альбукерке[45], Амарилло[46]. Проводить ночь или две в каждом месте, устроить себе долгое дорожное путешествие.
Зазвонил мобильник.
Он посмотрел на дисплей. Звонил отец.
– Что за дерьмо тут творится, сын? – спросил он, когда Райан ответил.
– Папа?
– Как глубоко ты вляпался в это дерьмо? Собираешься в нем утонуть? И мне что, захлебываться им вместе с тобой?
– Папа, успокойся. Не надо так волноваться. Что случилось?
– Вайолет[47] случилась, прямо здесь, прямо сейчас, так что быстро кати сюда.
Поначалу Райан не понял, о чем говорит отец, но быстро сложил два и два.
– Вайолет, – повторил он.
– Какие у тебя дела с этой рехнувшейся сукой, сын? Ты совсем выжил из ума? Вышвырни ее отсюда. Немедленно вышвырни ее отсюда.
Лили и Вайолет, сестры в жизни – сестры навсегда.
Девятью годами раньше Райан купил дома матери и отцу, Джейнис и Джимми, и определил им ежемесячное содержание. Учитывая полное безразличие, с каким они воспитывали его, плюс те нередкие случаи, когда безразличие приправлялось безумием и жестокостью, он не чувствовал себя в долгу перед ними. Но стал знаменитостью, по крайней мере в деловом мире, и средства массовой информации только и ждали случая размазать по стенке такого, как он, если бы выяснилось, что его родители живут в нищете. А кроме того, он испытывал удовлетворенность от осознания, что относится к ним лучше, чем они относились к нему.
Поскольку Джейнис и Джимми развелись, когда Райану исполнилось девятнадцать, мать он поселил в доме на холмах Лагуна-Бич, из окон которого открывался вид на океан, а отца – в квартале от берега в Корона-дель-Мар. Джейнис предпочитала большие комнаты, Джимми хотелось жить в уютном бунгало. Такое Райан ему и нашел, площадью в 200 квадратных метров.
Не зная, что его ждет, Райан попросил водителя остановить лимузин в квартале от дома. Дальше пошел пешком.
На каждом шагу думал о том, чтобы вернуться и подождать, пока Уилсон Мотт пришлет вооруженную подмогу.
Соединенные Штаты – одна из немногих стран, где богатый человек может жить спокойно, не окружая себя телохранителями. С тем чтобы обеспечить себе максимум свободы в обыденной жизни, Райан обращался к Мотту за вооруженным эскортом лишь в случае крайней необходимости.
В сложившейся ситуации, хотя благоразумие стояло за вооруженный эскорт, интуиция говорила, что он должен идти один. Райан чувствовал, что своими действиями сузил возможные варианты будущего до одного-единственного, и Судьба то ли оборвет здесь его жизнь, то ли даст ему еще один шанс. Только он сам мог спасти себя.
Райан открыл белую калитку в белом заборе из штакетника, прошел под аркой, оплетенной бугенвиллеей, зимой менее пышной, но все равно в ярко-алых цветах. Мощенная кирпичом дорожка привела его к крыльцу с боковыми решетками, увитыми кампсисом.
Порядок на участке поддерживала ландшафтная компания. Если бы этим занимался Джимми, трава на лужайке засохла бы, а сам участок превратился бы в джунгли, напоминающие декорации для третьего действия мюзикла «Маленький магазинчик ужасов».
Дверь Райан нашел приоткрытой. Звонить не стал, распахнул ее и вошел в дом.
Бывал он здесь редко, и всякий раз временна́я ловушка удивляла его и, чего уж там, вгоняла в депрессию. Если для большей части мира эра Водолея ушла в прошлое, то здесь часы остановились в 1968 году. Психоделические постеры, «Грейтфул дэд», «Слай энд Фэмили стоун», Хендрикс и Джоплин, «Джефферсон эйрплейн», пацифики[48], портреты председателя Мао, бамбуковые шторки, окаймленные выцветшими занавесками, и, разумеется, кальян на кофейном столике.
Джимми сидел на диване, а Вайолет, сестра Лили, стояла над ним, держа в руке пистолет с глушителем.
– Долго же ты сюда добирался, чел! – воскликнул Джимми, увидев сына. – Видишь, какая у нас ситуация. Уж не знаю, что ты там сделал, но разберись с этим немедленно, потому что у этой суки совсем съехала крыша.
Верхняя часть головы шестидесятитрехлетнего Джимми более всего напоминала бильярдный шар, но на затылке волос хватало, чтобы завязать их в конский хвост. Головная повязка у него была словно у Пигпена[49], усы напоминали Дэвида Кросби[50], бусы вроде бы носила Грейс Слик[51]. Единственным, что Джимми ни с кого не скопировал, оставались глаза, напоминающие горящие дыры, полные детской расчетливости и устремлений и тихого отчаяния. Пребывающие в вечном движении глаза, в которые Райан мог смотреть лишь после того, как его отец обкурился или закинулся, потому что в такие моменты страх, негодование и горечь тонули в химическом блаженстве.
– Бампинг, – шевельнулись губы Вайолет.
Услышав движение, Райан повернулся и увидел мужчину, входящего в гостиную из коридора. Азиата, ростом и телосложением с Райана, с пистолетом в руке.
Вайолет указала на Джимми:
– Уведи его в спальню. Пусть посидит там, пока все не закончится.
– Я не хочу туда идти! – заверещал Джимми. – Я не хочу идти с ним.
Вайолет приставила глушитель к его лбу.
– Папа, делай, что они говорят, – посоветовал Райан.
– Да пошли они. Фашистские говнюки.
– Она точно вышибет тебе мозги. Хуже он тебе точно ничего не сделает.
Облизывая губы и кончики усов, Джимми неуверенно поднялся с дивана. Худой, как скелет. Джинсы сзади обвисли, от зада ничего не осталось, из рукавов футболки торчали острые локти и тоненькие руки.
– Она измывается надо мной, – пожаловался Джимми. – Не разрешает свернуть «косячок». Скажи ей, что она должна разрешить.
– Папа, правила здесь устанавливаю не я.
– Это же твой дом, не так ли?
– Папа, иди с Бампингом.
– Что это за имя – Бампинг?
– Папа, достаточно.
– Купив твою компанию, они заодно купили и твои яйца?
– Да, купили, папа. Они купили мои яйца. А теперь иди с ним.
– Дерьмо. Вся это ситуация – полное дерьмо.
– Не мандариновая мечта, это точно.
– И что ты хочешь этим сказать?
– Ничего.
– Что-то значит, это точно. Остряк.
Наконец-то Джимми позволил Бампингу отвести его через коридор в спальню. Дверь закрылась.
– А теперь очень медленно сними куртку.
– У меня нет оружия.
– Очень медленно, – повторила она.
Он снял куртку и бросил на диван, чтобы она могла его ощупать, если бы возникло такое желание. По ее команде снял и рубашку, положил рядом с курткой, потом поднял руки на уровень плеч, развел и сделал полный оборот, напоминая большую птицу.
