Журналист взмахнул рукой, глянув на Сандерсона. Ему хотелось выйти из ванной комнаты. Ему хотелось выйти из дома. Он слышал внизу голоса. Наверное, там прибавилось полицейских. Снаружи перед дверью уже стояла медицинская машина, готовая увезти труп.
Они спустились вниз, на площадку лестницы, и перегнулись через перила, глядя в холл. Тело все еще лежало там, вокруг него суетились парамедики. Большое пятно крови, как яркая красная краска, расплылось на блестящем деревянном полу. Этот пол был предметом особой гордости и радости Сьюзи. Саймону некстати пришла в голову мысль, что жена, должно быть, ужасно рассердится из-за испорченного пола.
— Ты сказал что-то о его прошлом?
— Ага, — кивнул Сандерсон. — В общем, он поляк. Приехал сюда с семьей около десяти лет назад. На учете в полиции не состоял. Никаких сведений о чем-либо подозрительном, он даже учился на священника… или монаха, что-то такое. Но его отец был важной фигурой в Союзе польских семей. А его брат работал на радио «Мария».
— А это?..
— Ультраправые националисты, ультракатолические политические партии. Связаны с националистами во Франции и разными католическими сектами вроде секты Папы Пия X. Большинство из них абсолютно законны, но… с радикально правыми программами. Предельно правыми.
— Так он был нацистом?
— Нет. Все эти компании, насколько мы можем утверждать, не совсем нацисты. Они куда больше сосредоточены на идее дома, домашнего очага. Благословенная Дева Мария и симпатичная большая армия… Они на самом деле не нацелены на то, чтобы вышибать дух из чернокожих. Или убивать англо-ирландских журналистов. В целом нет.
— Я что-то не понимаю.
— Да и я тоже, приятель, и я тоже. — Сандерсон бросил на журналиста оценивающий взгляд. — Но тут может быть некая связь… ну, понимаешь, с этой твоей теорией насчет ведьм. Она нас насторожила. Мы продолжали следить за Томаски. Он очень часто ходил в церковь. Ведьмы и церкви, церкви и ведьмы… кто знает?
— Так вы прослушивали мой разговор с ним?
— Именно так, — подтвердил Сандерсон. — Он, должно быть, решил, что ты вышел на нечто важное, на что-то такое, что он хотел скрыть. И потому ему только одно и оставалось: избавиться от тебя.
— Дело в каготах?
— Ага, похоже на то. Это ведь был главный пункт твоего разговора с Томаски. А те бедняги во Франции?.. Очень интересно. Но что, черт побери, все это значит?
— Не понял?..
Старший инспектор на мгновение помрачнел, уйдя в себя. Но тут же продолжил:
— Помнишь, что я тебе как-то говорил? И ведь прав оказался.
— А что ты говорил?
— Это все не просто так, Куинн, это все не просто так. Тут что-то кроется. Черт его знает, что именно… — Сандерсон как будто очнулся. — Ладно. Давай как-то все это систематизировать. Хватит просто болтать. Сначала мы должны официально опросить тебя. А потом, боюсь…
— Что?..
— Боюсь, нам придется приставить к тебе охрану. Всего лишь на время. И к твоим ближайшим родственникам.
Они спустились по оставшимся ступеням, прошли мимо тела Томаски. Осторожно, на цыпочках, пробрались между кровавыми пятнами, извинившись перед парамедиками и криминальными фотографами. Насыщенный влагой серый воздух конца сентября взбодрил их. Солнце пыталось пробиться сквозь облака.
Сандерсон открыл перед Саймоном дверцу машины и устроился рядом с ним на заднем сиденье. Машина двинулась к Новому Скотланд-Ярду. Финчли, Хэмпстед, Белсайз-парк…
— И, — продолжил Сандерсон, — мы будем охранять твою семью в целом. Твоих родителей, Коннора и Сьюзи наравне с тобой…
— Вы намерены отправить к моим родителям вооруженную армию?
Сандерсон подтвердил это коротким «ага», потом наклонился вперед и похлопал водителя по плечу.
— Каммингс, тут черт знает что на дороге. Попробуй через Сен-Джонвуд.
— Пожалуй, вы правы, сэр.
Сандерсон снова повернулся к Саймону.
— Так вот, твои жена и ребенок, мать и отец, чтобы до них никто не смог добраться. Согласен?
Журналист кивнул, потом отвернулся и стал смотреть через окно полицейской машины на улицу, на привычный, такой обыкновенный Лондон. Красная машина, желтая машина, белый грузовик… Детская коляска. Супермаркет. Остановка автобуса. Лезвие ножа в трех миллиметрах от его глаза, мужчина, рычащий от ярости, толкающий нож вперед…
Саймон потер лицо обеими ладонями, пытаясь избавиться от всего этого ужаса.
— Ты еще какое-то время будешь чувствовать себя не в своей тарелке, — довольно мягко произнес Сандерсон. — Боюсь, тебе лучше заранее с этим смириться.
— Посттравматический стресс?
— Ну… да. Но ты ведь справишься, верно? Ты ведь воинственный ирландец?
Саймон выдавил из себя слабую улыбку, а потом произнес:
— Расскажи мне о расследовании, Боб. Мне надо… как-то отвлечься. Что вы обнаружили за последнее время?
Ослабив галстук, Сандерсон попросил водителя открыть окно. Свежий воздух наполнил автомобиль. Старший инспектор заговорил:
— Мы нашли кое-что интересное в лабораториях «Карты генов». Это связано с Намибией. Один из самых крупных спонсоров проекта — это намибийская алмазная компания, «Келлерман Намибия Корпорейшен».
— Помнится, Фазакерли о них упоминал. И что?
— Все это кажется мне немного странным. Когда я начинаю об этом думать. Вот такая кровопускающая алмазная компания, да? Какое они могут иметь отношение к генетике? В общем, я отправил нашего парня из Скотланд-Ярда на поиски одного ученого из «Карты генов». Это канадец, китайского происхождения, Алекс Шенронг. Мы обнаружили его в Ванкувере. И он рассказал нам… довольно много интересного.
Они как раз проезжали мимо мечети на Риджент-парк. Ее золотой купол отражал слабые солнечные лучи.
— Что, например?
— Ну… много чего. Он сказал, что сначала проект не находил желающих поддерживать исследования деньгами, после того, что случилось в Стэнфорде.
— Но «Келлерман»… им проект показался интересным?
— Эта компания включилась в дело через год после того и действительно проявила интерес. Уж такой интерес, такой интерес… И только «Келлерман», больше никто. Но лабораторию просто завалили деньгами. На несколько лет. Исследование геномов — недешевое дело, однако проект «Карта генов» получал любые аппараты, какие только им хотелось. От корпорации «Келлерман».
— А что она собой в действительности представляет, эта корпорация?
— Занимается алмазами, как я и сказал. Большая корпорация, транснациональная, агрессивная. Разработка месторождений и экспорт. Они сотрудничают с компанией «Де Бирс», но полновластно распоряжаются в собственной части Намибии, у них прииски в Сперргебите. В запретной зоне. Владельцы корпорации — очень старая еврейская семья, южноафриканцы. Еврейская династия.
— Но почему они так щедро финансировали эту лабораторию?
— Из-за Фазакерли и Нэрна. Ну, если верить Шенронгу.
— Так, объясни-ка…
— Фазакерли двадцать лет назад был лучшим генетиком Британии. Высочайшая научная репутация. «Келлерман» понадобились его мозги. И им нужны были результаты.
— Значит, для проекта это было только на пользу.
Сандерсон кивнул и посмотрел в окно, когда они обгоняли двухэтажный автобус, битком набитый любителями покупок.
— Да, но… Ну, так сказал нам Шенронг, — «Келлерман» хотели и получать кое-что за свои денежки. Им нужна была отдача от вложений. Так что они потребовали направить исследования… в определенную сторону, если ты понимаешь, о чем я.
— Нет. Не понимаю.
Последовало короткое молчание. Журналист окинул взглядом салон полицейской машины. Так все спокойно, разумно, обычно… совсем не так, как сейчас в его голове.
— В общем, в итоге, похоже, Нэрн и Фазакерли исследовали генетические различия не так, как… как можно было бы предположить, — объяснил Сандерсон.
— Не понимаю.
— Слушай, Куинн, я ведь не молекулярный биолог, как тебе может показаться. Но я понял все это вот как. Начальная идея, стоявшая за «Картой генов», предполагалась как медицинская. Искать лекарство от ряда болезней путем выявления генетического различия рас. — Сандерсон покачал головой. — Ну, Алекс Шенронг именно из-за этого присоединился к проекту. Но в итоге, по настойчивому требованию Натана Келлермана, Фазакерли и Нэрн, если верить этому китайскому парню, начали искать генетические отличия между расами, не уделяя никакого внимания медицинским исследованиям. Они просто хотели доказать, что между людьми существует серьезная разница на генетическом уровне. Понимаешь?
— Следующая остановка — Геббельс?
— Ага. Возможно.
— Но в таком случае… Ты полагаешь, они… они расисты? Или были расистами? Нэрн и Фазакерли. Парочка наци? В компании с Томаски. — Саймон содрогнулся при воспоминании о поляке-полисмене, гневно оскалившем зубы, и отвернулся.
