— А почему вы зашли в тот раз ко мне в комнату? — спросила она, лишь только Вэ покончил с последним куском хлеба.
Он потер пальцем уголки губ, забрасывая в рот крошки.
— Вы за мной подсматривали? — добавила Альва.
Вэ поднял взгляд от пола и кивнул.
Первым делом Альва почувствовала разочарование. Возможно, всегда, когда она слышала стук, это был Вэ, а значит, бабушка вовсе не пыталась вступить с ней в контакт.
— А зачем вы за мной подсматривали? — спросила она.
— Мне было одиноко, — ответил Вэ.
Разочарование исчезло. Светло-серые глаза Вэ поблескивали в свете прикроватной лампы.
— Я знаю, как это бывает, — сказала Альва.
Она потеребила большой палец ноги, под ноготь которого набился какой-то пух. В этом человеке было нечто особенное, даже помимо того вопиющего факта, что она обнаружила его в стене за стеллажом у себя в спальне. Нечто большее, такое, чего она никогда не испытывала при общении ни с кем, кроме разве что папы. Альва не боялась, что ей нечего сказать, она могла просто сидеть и радоваться тому, что говорить ничего не надо.
Они посидели так некоторое время, а потом Альва зевнула.
— Мне надо лечь, — сказала она Вэ.
— Мне тоже, — ответил он, вставая.
Вэ с поразительной грацией передвигался на своих деформированных конечностях. И Альва снова удивилась, насколько он высок. Он возвышался на фоне белой стены, как настоящий великан.
— А где вы ляжете? — спросила девочка.
— Между стенами, — сказал Вэ.
Альва снова засмеялась и зажала рот рукой, чтобы не разбудить Эббу и Санну. Ей хотелось обнять его, но она подумала, что, наверное, лучше не надо. Вэ не выглядел как человек, которому нравится обниматься, а она не хотела, чтобы ему было неловко.
— Вы завтра вернетесь? — прошептала Альва, на этот раз потише.
— Хорошо, но ты никому не говори.
— Про вас?
— Да, ни одному человеку.
— Не скажу, — проговорила Альва, — честное слово. Я люблю секреты.
Вэ пригнулся, проходя сквозь дверной проем, и свернул в прихожую. Он двигался так бесшумно, что Альве пришлось затаить дыхание, чтобы услышать его шаги, но даже и это не помогло.
Как же он вошел? Она неожиданно вспомнила, что не слышала звона колокольчика в прихожей. И Ванья заперла на ночь входную дверь.
Альва прокралась в прихожую и подергала дверную ручку. Заперто. Девочка старательно осмотрела все вокруг. Поискала в кухне, в платяных шкафах и за диваном, но Вэ исчез.
* * *
Свет его налобного фонарика метался по стенам. Он хотел войти, но не посмел. Может быть, девочка передумала.
Весь день он бродил вокруг, думая о случившемся. Она знает. Она видела его. Он больше не был невидимкой для всех обитателей этого дома, и это обернулось и облегчением, и проклятием.
Закрывая глаза, он видел ее лицо. Ее улыбку, ее яркие глаза, то, как шевелились ее губы, когда она с ним разговаривала.
— Я люблю секреты, — сказали эти губы.
Она вовсе не казалась маленькой девочкой, он чувствовал, что она — тот человек, с которым наконец-то можно поговорить. Пусть даже он не то чтобы много наговорил ей, а она — ему, это вовсе не казалось странным. Они словно бы разговаривали, даже когда ни один из них не произносил ни слова. Это было так просто! Они сидели рядышком, ели бутерброды, смотрели в окно и друг на дружку. Такие вот дела…
Вэ опять был у лючка. Гостиную он уже проверил. В квартире стояла тишина, все уже легли спать.
Он выбрался в прихожую и тщательно прислушался. Из спален не доносилось ни звука. Он подкрался к Альвиной двери, нажал на ручку и тихонько раскрыл ее.
Альва сидела на полу, поставив на стол тарелку с булочками и печеньем. Там были еще два стакана и бутылка газировки.
— Привет! — прошептала она.
Вэ закрыл дверь и сел напротив девочки.
— Я сто лет ждала, — сказала Альва. — Уже думала, что вы не придете.
Ее щеки порозовели. Длинные волосы были распущены и свисали вдоль плеч. Поверх пижамы она надела тоненький фланелевый халатик. От всего этого он немедленно почувствовал себя древним старцем.
Альва подошла к двери, показала на книжную полку и вытащила из кармана халатика рулетку.
— Вы же не шутили, когда сказали, что живете между стенами, правда? — спросила она.
Вэ взял булочку и откусил огромный кусок, который тут же прилип к нёбу. Он сделал несколько глотков из своего стакана и проглотил булочку, наблюдая, как Альва разматывает рулетку на полу.
— Я сегодня измерила, — сказала она. — Эта стена шириной в один метр, а глубина полки всего двадцать один сантиметр. Значит, остается семьдесят девять сантиметров, где вы можете стоять.
Она приложила рулетку к стене, проверяя свои измерения.
— Ну, там чуть поменьше, — сказал Вэ, — сама стена занимает довольно много места.
Альва улыбнулась и снова села.
— Я это знала, — сказала она, — знала, что моя комната должна быть больше.
Альва взяла печенье и стала с хрустом жевать его. Мысленно она велела себе говорить потише, чтобы не разбудить Ванью или сестер.
— А как вы забираетесь за стенку? — спросила она, почесывая бедро.
Вэ до сих пор не решил, сколько ей рассказать. Он не привык говорить о своем лабиринте. На самом деле он вообще не привык говорить.
— Туда можно попасть из кухни. — Он показал на стенку за книжным стеллажом. — Там есть лестница, так что я могу пролезть над дверью, а потом по двойной стене за прихожей выйти в главный проход. В некоторых стенках есть лючки. Обычно они в прихожей, в кладовке или в стенном шкафу.
— Вы сами все это построили? — спросила Альва. Она провела пальцем по стакану. Тот был липким.
— Конечно.
— А это заняло много времени?
Вэ взял очередную булочку. Он говорил с набитым ртом, поэтому получалось невнятно.
— Первая стенка появилась в восемьдесят первом году. Папа умер, и мне пришлось вместо него следить за порядком в доме. Дом принадлежал маме. Мы жили вместе в одной квартире до ее смерти. Это было год назад.
Воспоминание о матери, безжизненно лежащей в кровати, заставило его замолчать.
— Но как вышло, что я никогда раньше вас не видела? — спросила Альва. Ей на глаза упала челка, и она забрала волосы за уши.
— Ну, я хожу везде по моим проходам в стенах.
Альва широко раскрыла глаза:
— А тут много двойных стен?
— Они везде, по всему дому.
— Как в лабиринте?
— Да. Думаю, так.
Альва примолкла и наморщила лоб.
— А много народу о них знает?
Вэ застенчиво улыбнулся:
— О них не знает никто.
Она поймала воздух ртом:
— Совсем никто?
— Только ты и я.
Альва улыбнулась Вэ. Теперь ее щеки совсем раскраснелись. Стало совсем тихо, не считая газировки, которая шипела в стаканах, когда пузырьки поднимались к поверхности и лопались.
— Как вы их построили?
— Мама всегда поручала мне перекрашивать и ремонтировать квартиры, когда выезжали одни жильцы и заселялись другие. Я строил фальшивые стены и присоединял их к остальной системе.
— Наверное, это было трудно, — сказала Альва.
Во рту у Вэ пересохло оттого, что он говорил так долго.
— Меня папа научил строить.
Он подлил себе газировки. Он не привык к пузырькам, и теперь у него в животе неприятно щекотало.
— Можете показать мне, где вы спите? — спросила Альва, вставая.
К губе Вэ прилипла сахарная крошка. Он провел по лицу тыльной стороной ладони, и крошка упала на пол.
— Иногда я сплю у людей дома, то есть у них в квартирах. А иногда я сплю между стенами.
Прижав большой палец к крошке, он подобрал ее с пола и отправил в рот.
— Покажете? Пожалуйста! — попросила Альва. Она, сгорбившись, сидела на краешке кровати.
— Пока что нет. Может, когда-нибудь. Я не знаю.
Вэ бросило в пот. Он не хотел, чтобы по его тоннелям шатались толпы людей. Тоннели принадлежат ему. Он понятия не имел, как повел бы себя, если бы встретил там кого-нибудь.
