— Чего только не сделаешь, чтобы сохранить экономическую ценность.
— Возможно, вы правы, но однажды мне довелось побывать в его хранилище. Идеальные условия. Целый склад отдан под хранение картин, а их, поверьте, немало. Высококвалифицированные сотрудники поддерживают в помещении постоянную температуру, пятнадцать градусов, и влажность шестьдесят процентов. Далеко не в каждом музее картинам обеспечивают такие условия. Тасиро специально перестроил под эти нужды один из старых складов «Айба Дэнки».
— И где этот склад?
— В конце Харуми-дори, на Синномэ в районе Кото, недалеко от вашего дома на Гиндзе. Он резко выделяется на фоне старых складских помещений на берегу Токийского залива. Поверьте, этот склад стоит того, чтобы на него взглянуть.
— В разгар экономики «мыльного пузыря» построить такой склад ничего не стоило, а теперь Тасиро потерпел фиаско.
— Да. И это настоящая трагедия для него, — кивнул Харада и пристально взглянул мне в глаза. — Но мы отвлеклись. Я вовсе не собирался защищать Тасиро.
— Похоже, верность, о которой ты говорил, предполагает такую защиту. Мне этого не понять.
— Да, это тонкие материи, из которых я не волен выбраться, да и не хочу этого. Однако предлагаю вернуться к нашему разговору.
— К какому именно?
— К тому его моменту, на котором вы остановились, когда я вошел. Вы говорили о тридцатилетии.
— Это пусть Хироси решает.
Хироси удивленно уставился на меня:
— Что это значит?
— Я говорю, тебе решать, рассказывать ему об этом или нет. Меня эта тема мало волнует, но учти: если отыщется нечто принадлежавшее твоему деду, то по закону о наследстве половина прав достанется тебе. Так что решай сам.
— Что все это значит? — снова произнес он, протестуя. — Тебя что, не волнует картина Ван Гога?!
— Совершенно верно.
Он с сомнением, словно на невиданную зверюшку, посмотрел на меня, и я пояснил:
— Если картина отыщется, это вызовет большой резонанс. Возникнет ажиотаж. Да что там ажиотаж! Думаю, находка вызовет настоящую бурю. Мне не хотелось бы оказаться в ее эпицентре. Предпочитаю, насколько возможно, оказаться подальше от этих событий.
Некоторое время он с изучающим видом глядел на меня, а потом произнес:
— Я тоже.
— Удивительная семейка, — горестно усмехнулся Харада. — Позвольте тогда мне обратиться к вам с предложением. Господин Акияма, вы, должно быть, заметили, что между позицией Тасиро и тем предложением, что я сделал вам в поезде, существует значительная разница. Тасиро требует отдать ему картину безвозмездно, мы же готовы действовать на паритетных началах. Мои слова остаются в силе. Я гарантирую, что мы примем на себя весь огонь, то есть тот ажиотаж, о котором вы говорите. С другой стороны, вся связанная с этим известность также, вероятно, достанется нам. Однако вы получите деньги и полную неприкосновенность вашей частной жизни. Я твердо обещаю вам это. Как вам такой вариант?
— А что мы можем сделать? — спросил у меня Хироси. — Если якудза в курсе дела, то они этого так не оставят.
— Думаю, самое позднее сегодня вечером нам придется звонить в полицию. Но эта история с фальшивыми карточками… Если все это правда, то отвертеться тебе не удастся. Здесь потребуется определенная решимость.
— Ерунда.
Харада вмешался:
— Думаю, мы сможем немного нажать на полицейское управление.
Мы одновременно обернулись к нему.
— Не хочу вводить тебя в заблуждение: это не сделка, а всего лишь проблема, которую рано или поздно придется решить, иначе такие, как вы с Тасиро, будут шантажировать нас до конца дней. Сейчас я говорю только с Хироси. Считай, что ты просто случайно оказался рядом.
— Простите. — Харада примолк.
Хироси в задумчивости склонил голову и произнес:
— Послушай, Акияма, я вот что думаю. Это трусость с твоей стороны — взвалить всю ответственность за решение на меня одного. Побег от ответственности. Просто мальчишество какое-то.
— А я и есть мальчишка, на протяжении долгих лет бегущий от ответственности и избегающий проблем. Говоришь, я трус? Пусть так. Я готов это признать. Не думаю, что меня можно изменить.
— Открыл Америку! — Почему-то моя речь его ужасно развеселила. Громко прыснув, он быстро обрел серьезность и с решительным видом произнес: — Понял. Значит, ставим точку. — Обернувшись к Хараде, он продолжил: — Это произошло со мной в раннем детстве. Однажды я ковырялся лопаткой в земле и, наткнувшись на закопанный в землю осколок стекла, сильно порезал палец. Помню, Эйко — она тогда уже ходила в школу — быстро слизнула кровь и сказала: «Пока не исполнилось тридцать, здесь копать нельзя. Под землей бомбоубежище».
— Бомбоубежище?! — одновременно воскликнули мы с Харадой.
— Да, бомбоубежище. Но это не все. Дальше она сказала: «Дедушка так говорит. Таланту нельзя предъявить счет, пока не исполнится тридцать. А до этого времени копать нельзя». Конечно, я тогда был совсем ребенком и мог неточно запомнить ее слова, но та странная фраза о предъявлении счета таланту плотно засела у меня в памяти. Думаю, она и сама не понимала смысла тех слов. Когда я увидел кровь на твоем пальце, у меня в голове словно что-то щелкнуло, и я вспомнил тот эпизод. После я ни разу не слышал об этом. Возможно, Эйко позабыла о той истории.
— Вскоре вы переехали в столицу?
— Да, поэтому деда я почти не помню. Он остался в Киото, за ним ухаживала сиделка. Иногда мы ездили к нему на каникулах. Он умер, когда я учился в старших классах. Дед совсем не общался с отцом. Кажется, не мог простить ему, что тот стал клерком. Мне он запомнился как крайне замкнутый и упрямый старикашка. Для него я всегда был несмышленым ребенком. Наибольшим его расположением пользовалась Эйко. Немудрено, ведь она была такая правильная. Думаю, он вполне мог доверить ей тайну.
— Где вы копали землю? — спросил Харада.
— Совсем рядом. Здесь, во дворе.
— В этом дворе?
— Ты же видел наш двор. Неужели тебе ничего не показалось странным? На такой большой территории не растет ни деревца. Довольно необычно для Киото. Логично предположить, что под землей что-то скрывается. Бомбоубежище или что-то другое. Не знаю, вспоминала ли потом Эйко рассказ деда и возникала ли у нее мысль раскопать это бомбоубежище.
Харада пристально смотрел на Хироси:
— Но что означают эти слова о предъявлении счета в тридцать лет?
— Не знаю.
— Тридцать лет. Талант. Предъявление счета, — забормотал Харада, вопросительно глядя на меня.
Я отвел взгляд.
Наконец он тихо спросил Хироси:
— У вас есть лопата или еще что-нибудь, чем можно копать?
— Всё во дворе.
— Не составите компанию?
Хироси покачал головой. Харада перевел вопросительный взгляд на меня, и я поспешно ответил:
— Присоединяюсь к предыдущему оратору. Староват я для физических упражнений.
— О-хо-хо, — тяжело вздохнул он, — значит, трудиться снова предстоит мне? Мне казалось, я неплохо поработал, когда господина Акияму собирались «пошинковать». К тому же мы собираемся выкапывать ваше имущество. Неужели даже это не заставит вас помочь?
Нервно щелкая пальцами, Хироси смотрел на меня:
— Что думаешь?
— Логично и убедительно, — ответил я, — придется помочь.
— Благодарю вас. — Харада встал и взглянул на Хироси. — Двор у вас большой. В каком месте это было?
— С краю, у забора. Там и сейчас есть небольшой холмик, вы сразу заметите. Раньше там была клумба, но потом в землю закопали осколок стекла. Странно, конечно… Наверно, чтобы никто не влез.
— Раньше там был цветник?
Хироси кивнул:
— Ага. Целая клумба цветов. Подсолнухов.
В комнате воцарилось долгое молчание. Первым его нарушил Харада:
— Предлагаю прекратить прения и перейти к физическому труду.
Хироси с улыбкой встал. Я нехотя поднялся следом. На пороге еще раз окинул взглядом просторную комнату в японском стиле. Шесть полотен, собранных Эйко, словно вернули меня в юность. В углах комнаты скопились клубы пыли. Неудивительно — откуда взяться стерильной чистоте в жилище молодого холостяка? Мне вдруг пришло в голову, что прожитые мной годы больше всего напоминают эту пыль. Мне нечего, да и некому рассказать о той, забытой эпохе. Задвинув перегородку, я словно прикрыл дверь в свое прошлое, и оно тут же исчезло из поля моего зрения.
Ни к кому конкретно не обращаясь, Харада произнес:
— Пойду проверю, как там наши друзья. Хотя вряд ли они ведут себя шумно.
Я проводил его взглядом и, направляясь к задней двери, спросил Хироси:
— О чем он расспрашивал тебя в январе?
Как я и предполагал, Харада задавал вопросы об истории семьи, генеалогии рода, о нас с Эйко, спрашивал, в каком году был построен дом, — вежливый собеседник, не более. Ни слова о Ван Гоге. В распоряжении Харады наверняка оказалось полное досье, включая информацию о том периоде, когда Хироси еще не было на свете. Не удивлюсь, если он также обошел соседей и расспросил о семье Хатама. Хироси не поддерживал отношений с соседями.
