– Нам тут нравится. Здесь спокойно. И люди очень милые. А в один прекрасный день объявился Фрэнк Грин. – Она наконец возвращается к теме. – Увидел объявление, которое муж повесил в деревне: предложение минимальной оплаты для разнорабочего. Нам нужен был человек, который бы чистил конюшню, кормил лошадей. У мужа больная спина.
– Фрэнк был из Ланкастер-Фоллза?
Они сидят за небольшим деревянным столом у окна с кружевными занавесками, выходящими на огород. Микки видит созревающие на ветках помидоры-«вишенки» – и это в октябре! Тыквы. Кабачки. Грушевые деревья.
– Нет, оказалось, он тоже уехал из города. – Женщина, как и все уроженцы Нью-Йорка, говорит о нем так, словно это единственный город на свете. – У меня было впечатление, что у него там были какие-то нелады с законом, но он никогда об этом не говорил. Фрэнк был каким-то сердитым. Хороший работник, но внутри кипит, – продолжает она, касаясь груди. – Все время писал письма разным людям, засиживался по ночам. Ворчал, когда мы по вечерам смотрели новости. И еще вырезки.
– Газетные вырезки, – подсказывает Микки.
То, что ее тревожило, то, о чем ей не хотелось говорить, понемногу проявляется.
– Они висели на стене в его комнате. После его отъезда я их сохранила. Муж сказал: выброси их, оставь Фрэнка в покое. Но я всегда чувствовала, что у него были нелады с законом. Это так? – спрашивает женщина.
– Вполне возможно, – признается Микки, наслаждаясь терпким вкусом чая. Берет домашнее песочное печенье с тарелки, которую хозяйка поставила перед ним.
«Не торопи ее».
– Хотите посмотреть вырезки? – спрашивает она.
– Обязательно.
Женщина глубоко вздыхает: ей страшно, ее переполняют дурные предчувствия. Она ведет Микки через гостиную на первом этаже – уютную, обставленную массивной мягкой мебелью с яркими ткаными аппалачскими покрывалами и сосновыми шкафчиками (по ее словам, они с мужем сами их очистили и отполировали заново). Окна открыты, снаружи доносятся топот копыт и запах сена, от чего у Микки чешется нос. Занавески раздуваются. Повсюду, где только можно: на пианино, на телевизоре, на столах и полках, – фотографии детей и, судя по сияющей новизне снимков, внуков.
– Фрэнк спал здесь, позади кабинета.
Маленькая комната, выкрашенная в веселый желтый цвет. Окно выходит на загон для лошадей. Микки разглядывает корешки книг на полках. «Путь самосовершенствования». «Дневник Тернера». «Слабеющая власть». «Серпико». На голых стенах видны выцветшие пятнышки от клейкой ленты – очевидно, здесь висели те самые вырезки. Телевизор, односпальная кровать и древний кофр в дальнем углу. Все.
– Он ненавидел людей в форме. – Микки вспоминает слова почтмейстера.
– Так вы о нем знаете, – говорит женщина.
– На самом деле вы могли бы рассказать мне больше.
– Загляните в сундук.
Микки пересекает комнату, ощущая ее беспокойство. Такое чувство, что сейчас произойдет что-то важное. Он поднимает крышку и видит груду газетных вырезок, наваленных поверх аккуратно сложенных пледов и подушек. Достает несколько штук и начинает читать заголовки из «Нью-Йорк пост».
КОПЫ ОБВИНЯЮТСЯ В ЗВЕРСКОМ УБИЙСТВЕ
ПОЛИЦЕЙСКИЕ ИЗБИВАЮТ ГАИТЯНСКОГО ИММИГРАНТА
ФЕДЕРАЛЬНОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ ВЗЯТОЧНИЧЕСТВА В БРОНКСЕ
Да, верно, все статьи рассказывают о людях в форме, но все эти люди в форме – копы.
– Он ненавидел полицию, – говорит женщина. – Фрэнк никогда не говорил почему, но если по телевизору говорили что-то плохое о копах, он прямо рвал и метал. Читал все нью-йоркские газеты. Это было единственное, на что он тратил деньги, кроме фургона да еще удобрений, которые собирался продавать. Говорил, что копы – зло, что они убивают невинных детей. «Дьяволы» – вот как он их называл. Он ненавидел копов.
Удобрения?
Теперь понятно, почему женщина встревожена. Она боится, что ее бывший работник напал на копа.
– Мистер Коннор, он был очень ласков с лошадьми, уважаем среди наездников, добр с детьми, но если заходила речь о полиции, приходил в бешенство.
Копы убивают детей? Его ребенка?
– Ну, на учете в полиции он не состоит, – говорит Микки, чтобы успокоить женщину, а сам смотрит на заголовок вырезки из журнала «Тайм»:
СНИЖАЮЩЕЕСЯ КАЧЕСТВО РАБОТЫ ПОЛИЦИИ
Женщина явно удивлена:
– Правда? Значит, он ничего не натворил? Но тогда почему же вы здесь?
Микки морщится, замечая иронию ситуации.
– Чтобы защитить его от кое-кого другого.
Но перед ним возникают контуры новой опасности, о какой прежде не думалось. Цель визита начинает меняться.
– Вы не представляете, куда он направился?
– Нет. Он купил фургон. Просверлил дырки между кабиной и кузовом. Я спросила, – она наконец добирается до самого плохого, того, что ее действительно беспокоит – теперь, когда Микки заглушил прежние страхи, – я спросила: «Зачем ты это делаешь?» Он ответил: «Для вентиляции». Вентиляция?
Она подходит к книжным полкам, достает «Дневник Тернера» и начинает листать. Микки понимает, что их обоих – и его, и эту женщину – теперь терзает один и тот же кошмар.
Черт побери, удобрения. Микки вспоминает прошлогодний съезд в Лас-Вегасе и выступление Эйбела Дрейка, копа из Монтаны. Эйбел рассказывал о террористах, а еще упоминал эту книгу и говорил, что там описывается, как сделать из грузовика бомбу.
– И вы так и не позвонили в полицию, – сердито говорит он.
Темное лицо женщины темнеет еще больше.
– Человек приходит в ваш дом. Он добр с вами. Трудно поверить, что он действительно может причинить кому-то вред. Мой муж считал, что пословица «Тот, кто много говорит, мало делает» как раз о Фрэнке, что он просто выпускает пар. Да, Фрэнк купил книгу. Но в этом нет ничего незаконного. Эту книгу покупает масса людей. Да, книга расистская, но Фрэнк не ненавидел чернокожих. Я даже не знаю, читал ли он эту чертову книгу. Здесь нет никаких пометок.
– Понимаю, – говорит Микки, стараясь взять себя в руки, но на самом деле он не понимает. Он никогда не понимает, почему люди не звонят в полицию.
– Знаете, детектив, когда мы жили в Бруклине, у нас была «БМВ». Муж годами копил на эту машину, мечтал купить ее, и в первый же раз, когда он сел за руль, нас остановила полиция. Его обыскали и унизили, и все потому, что полицейские были уверены: такую машину чернокожий может только украсть.
Микки чувствует, что краснеет.
– Полиция все время нас останавливала, но муж не хотел продавать автомобиль. Мы возненавидели самый вид полицейской машины. Уходя из дома, мы никогда не знали, доберемся ли туда, куда едем, или нас снова остановят. Хотите знать правду? Из-за этого мы в конце концов и уехали из Нью-Йорка. Человек может закрывать на что-то глаза по многим причинам. Муж решил, что Фрэнк безобиден. Муж сказал оставить его в покое. У нас нет доказательств. Он сказал, что, возможно, беднягу когда-то отколошматили копы. Когда мы услышали о краже динамита в каменоломне, он сказал: черт, да туда мог вломиться кто угодно. И я до сих пор не знаю, был ли это Фрэнк.
Микки тяжело садится на кровать. «О Господи», – думает он.
В голосе женщины слышится мольба, она пытается защитить себя и мужа.
– Жизнь не похожа на кино. Не играет музыка, когда появляется злодей. Он улыбается. Поет песни. Никто не верит, что человек, которого знаешь лично, может сделать что-то плохое. Это кажется чем-то далеким. Вы понимаете, о чем я?
А он думает: «Почему я не ожидал этого? Всех людей из списка Мичума обвиняли в том, что они представляют общественную угрозу. Мы беспокоились о том, чтобы помочь им, а не о том, что они могут натворить. Почему мы не догадались, что одна из этих угроз может оказаться реальной?»
Микки снова заглядывает в сундук и среди старых журналов, тряпок и мотков шпагата видит что-то еще, привлекающее его внимание.
Рисунки.
– Это рисовал Фрэнк, – говорит женщина.
Рисунки сделаны карандашом на вырванных из альбома для рисования листах.
Черт. Словно холодный палец прикасается к груди, когда Микки рассматривает угольно-черные линии, прямые и точные, прочерченные явно талантливым человеком. На первом рисунке они образуют фасад средних размеров городского здания с диагональной разметкой для парковки вдоль узкой улицы. На втором рисунке – то же самое здание под другим углом.
И наконец, на самом подробном наброске показано другое строение.
Микки смотрит на четырехэтажное здание со спутниковыми антеннами на крыше и бетонным пандусом, ведущим к стеклянным дверям парадного входа. Вот большая площадка перед домом, скамейки и пара деревьев для тени. Вот стальная скульптура в стиле модерн и маленькая церковь. Часть здания заслоняют бетонные защитные ограждения метра два высотой.
– Почему вы сохранили их? – спрашивает Микки.
