Или одно, или другое. Мясники не являются активистами вегетарианского движения. А епископы не подрабатывают привратниками в борделях.
Белград 11 апреля
Было темно и холодно, когда Берк подходил к «Эспланаде», посыпал мокрый снег. Навстречу, зябко пряча пол-лица за воротником, изящно семенила статная молодая женщина в длинном красном пальто. Она чем-то напоминала Кейт… Боже, то-то было бы чудесно гулять по Белграду с Кейт!.. В такую погоду он всегда брал ее под руку, и они шли, тесно-тесно прижавшись друг к другу. Для одиночки Белград скучен и неприютен. Вместе они сели бы в уютном ресторанчике, взяли по бокалу вина — и говорили, говорили… нет, даже просто молчать с ней было бы замечательно…
Хватит.
Вечером ресторан «Эспланады» наполнился. На столах в рубиновых вазочках горели свечи.
За стойкой бара стояла другая женщина, лет сорока-пятидесяти, в полумраке точно не определишь.
— Простите, я ищу Тути, — сказал Берк.
— Уже нашли.
— В январе у вас останавливался американец. Портье сказал, что вы могли его запомнить. Моего возраста.
Тути наморщила лоб.
— Думаю, он ходил в фетровой широкополой шляпе — как гангстеры в американских фильмах пятидесятых годов.
Барменша игриво улыбнулась:
— Гомосексуалист?
— Кто?
Новая улыбка. Еще более двусмысленная.
— Ваш друг.
— Нет. Точнее, понятия не имею. А что?
— Так зачем он вам?
Берк хотел что-нибудь соврать, но… надоело.
— Сложно объяснить, — сказал он. — Меня зовут Берк. Майкл Берк. Я приехал очень издалека. Так вы помните того американца?
Он посмотрел женщине прямо в глаза. Та, прищурившись, держала его взгляд. Потом улыбнулась — иначе, дружелюбно. «А она красивая», — вдруг подумал Берк, который давно потерял привычку оценивать женские лица.
— Да, я помню вашего американца. Его звали Фрэнк. Трудно было не запомнить. Во-первых, штатовцы обычно останавливаются в «Интерконе». Во-вторых, мужчина сумасшедшей красоты. Хоть в кино снимай.
Берк спохватился:
— Может, вы хотите выпить?
Он положил на стойку тысячединаровую банкноту.
Тути молча взяла ее, налила себе крохотный стаканчик виски и для проформы пригубила.
— А вы, часом, не из полиции?
— Разве похож?
— Нет.
— А как выглядят полицейские?
— Как дерьмо. Большие бицепсы и маленькие глазки. На прошлой неделе были тут двое из госбезопасности. Вынюхивали как раз насчет Фрэнка.
— И… и что вы им рассказали?
— Похожа я на дурочку? Кто же этой падали правду говорит?
Берк только хмыкнул.
— Два месяца назад эти же типы арестовали двух наших девочек. Может, они и проститутки, но бить-то их зачем?.. Хорошие были девочки, всегда давали чаевые. — Заглянув Берку в глаза, она прибавила: — А вы даете на чай?
— Да-да, конечно. Всегда.
— И правильно. Здешние жмутся. Коммунисты отучили от хороших манер.
Берк положил на стойку еще тысячу динар, которая тут же исчезла.
— Полицейским тут только кретины правду говорят, — продолжила Тути. — И я этим врагам народа ничего ни за какие деньги не продам.
— Я не из полиции, — напомнил Берк. — А откуда вы так хорошо знаете английский?
— Жила в Чикаго двадцать лет.
— Да ну! И как же вас угораздило… то есть почему вы вернулись?
— Мать заболела. Пришлось…
Барменша вздохнула и неожиданным, проворным движением закинула себе в горло весь стаканчик виски.
— Матери лучше?
— Лучше. Вырезали ей эту дрянь… Короче, про Фрэнка я вам расскажу. Что знаю. А знаю мало. Спрашивайте.
— Почему вы называете его Фрэнком?
— Сам так представился. Мы не то чтобы много общались. Дружелюбным его назвать трудно.
— А еще с кем-нибудь он говорил? — спросил Берк.
— Нет. И это печально. Такой писаный красавец пропадает. К нему подкатывали — и девушки, и парни. У нас тут боевой народ. Он — ни-ни. Сидит себе за стойкой, пиво потягивает и в блокноте пописывает. Мне видно — все цифры какие-то, формулы..
— А о себе он ничего не говорил?
— Нет. Только один раз вдруг разошелся — стал танцевать. Причем когда оркестр ушел отдыхать. В тот вечер он хорошо набрался. И давай плясать.
— В одиночку?
Тути рассмеялась:
— Да, в одиночку. И не твист или еще что-нибудь современное. Лопочет-напевает на каком-то странном языке и все кружится, кружится и как-то хитро выламывается. Очень красиво — будто по воздуху плывет, только… ну прямо как шаман туземный… Словом, он долго так танцевал — минут пять-десять. Оркестр вернулся, но не начинали — смотрели на него во все глаза. И посетители тоже. Я смотрела и диву давалась: во дает, тихоня!.. — Очевидно, у Берка был такой озадаченный вид, что барменша саму себя перебила и сказала: — Короче, оттанцевал — и был в таком отличном настроении, что отстегнул мне сумасшедшие чаевые. Сказал, что это его последний вечер в Белграде.
— А он не упомянул, куда уезжает?
— Нет.
— Что ж, спасибо…
— Погодите. Я еще одно вспомнила. Он говорил по-сербски.
— Шутите!
— В последний вечер, когда он хорошо набрался, он пробовал говорить по-сербски. Акцент чудовищный, но слов знал много. Я спросила, не был ли он в войсках НАТО или ООН. Некоторые солдаты нахватались нашего языка за время войны. Он сказал «нет». Мол, сам научился. По книжкам.
Берк еще раз поблагодарил ее и поднялся к себе в номер.
За окном по-прежнему падал снег. Берк лежал на кровати и наблюдал, как по стене мечется свет от автомобильных фар. Он узнал много странного. Никола Тесла. Айн Рэнд. Зачем-то сербский язык. Пляска в одиночку.
Как это сложить во что-то… осмысленное?
* * *
Когда Берк утром спустился в вестибюль, портье со значением кивнул в сторону двери.
Швейцар Иво, пожилой солидный мужчина в пурпурной форме с золотыми галунами и эполетами, выслушал Берка, с величавым достоинством сложил банкноту в десять евро и сказал:
— Стало быть, чернявый американец вашего возраста? В январе? Помню. Фрэнк, так?
— Правильно. А куда он уехал?
— Известное дело, в аэропорт.
— А улетел-то он куда?
— Мне не доложил.
Берк решил зайти с другого конца:
— А когда он у вас жил, куда ездил?
— Мне опять-таки не докладывал… Хотя нет, погодите. Один раз просил такси организовать. Собирался в Музей Теслы.
Музей Берк осматривать не планировал. Хотел только справки навести.
Но, купив при входе брошюрку о Тесле на английском, он вдруг решил, что глупо не воспользоваться случаем и не пополнить свои знания о человеке, который, по словам портье Милича, «изобрел правильное электричество и двадцатый век».
Получасовая экскурсия по залам его ошеломила. Большая, любовно собранная и профессионально представленная экспозиция. Множество моделей. Сотни фотоснимков. Рисунки и чертежи в витринах. И все убеждало в гениальной разносторонности Теслы. Вкупе его достижения производили сильное впечатление. Было даже странно, что имя такого столпа науки не известно каждому школьнику любой страны!
Берк подошел к смотрителю-билетеру, сидевшему за столиком у входа.
— Простите, у вас тут недавно был научный симпозиум…
— Да-да, знаю. А что вы хотите?
— У меня несколько вопросов по этому поводу.
— Тогда вам лучше к директору. По лестнице, потом налево. Не ошибетесь — там секретарша сидит. Директора зовут Драгослав Новакович. Тоже говорит по-английски.
Директор, седовласый красивый мужчина, принял его сразу и без церемоний.
Берк представился фотографом американского журнала «Путешествия и досуг». В Белграде он второй раз в этом году. В первый раз рядом с ним в самолете сидел американский ученый, летевший на симпозиум, посвященный Тесле. Берк слышал фамилию Теслы впервые. Попутчик добрый час взахлеб рассказывал ему о гениальном ученом. И Берк был глубоко тронут его судьбой — и несправедливым забвением.
— А-а, зацепило вас! — довольно хохотнул директор. — Всех берет за сердце, когда слышат. Да, Тесла — великий человек! По бедности Мастер был вынужден продавать патенты другим изобретателям, которые беспардонно присвоили себе всю честь. А когда у Мастера случались богатые спонсоры, злая судьба подбрасывала всякие несчастья — пожары или еще что… Итак, чего же вы хотите? Брошюрку с докладами на симпозиуме?
— Нет, боюсь, эти материи выше моего понимания, — сказал Берк. — Я прошелся по вашему музею. Чувствуется, что им руководит умный человек, любящий свое дело. И Мастер представлен во всем масштабе.
— Спасибо на добром слове.
— Мы очень славно пообщались с ученым, который летел на ваш симпозиум. Он к тому же мой ровесник. Мне бы хотелось продолжить знакомство с ним, да вот незадача — угораздило потерять его визитную карточку.
