вопросом, то ли укором глядела на нее Божья Матерь, то на стороне генерала – у окна, рядом с пустой тумбочкой, в ящичке которой нашлись только пачка нормализующих давление таблеток и шариковая ручка.
Ни книги, ни забытой записки, ни еще каких-то говорящих мелочей…
Так живут те, кто остановился в гостинице или чужом доме на пару ночей.
Покойный прожил в своем почти семь лет.
Вещи в шкафу – темных или серых оттенков: свитера, брюки, куртки; все практичное: не ширпотреб, но и без пафоса.
К Варваре Сергеевне прицепилась мысль: что, если в его жизни были не только юные проститутки на квартире дочери?
Что, если у него был еще какой-то тайный дом?
Все мы проживаем несколько жизней.
И только отойдя по времени от пестрых картинок событий, получаем способность «разделять в неделимом».
У самой Самоваровой их было как минимум три: та, что была до Никитина, пережитая рядом с ним – царапающая до шрамов и окрыляющая, и нынешняя, спокойная и сытая жизнь с Валерой.
А что с Поляковым? Неужто только Марта?
Что-то об этом мог знать Тушинский, который на протяжении пяти лет в лихие девяностые трудился бок о бок с Поляковым.
– Я сейчас приготовлю завтрак, а потом мы можем пойти втроем в лес по ягоды.
Лицо доктора, с замятиной от подушки на щеке, выразило крайнюю степень удивления.
– Варь… Если ты про землянику, наш ближний лес – не лучшее место.
– Что ж… Пойдем в другой, – не думая про ягоды, предлагала она.
– Отец, помню, знал хорошие ягодные места, но они ближе к Шушинке. Для ребенка это не близкий путь. К тому же еще не сезон. Земляничное время – с середины июня.
– Так давай цветы в лесу пособираем, – попыталась придать голосу игривую, столь любимую доктором легкость она.
– Твое желание не давать мальчику целыми днями сидеть в твоем ноуте похвально… Но можно же придумать что-нибудь не столь затейливое. Кстати, что за сериал он смотрит?
– Он не сказал? Про майора Черкасова.
– Хорошо хоть не корейские ужастики про групповые убийства. У Черкасова всего-то по трупу в каждой серии.
Она нехотя улыбнулась.
– А полковник твой зачем сюда приезжал?
Самоварова почувствовала, как екнуло внутри.
– По работе. Как раз по тому делу, которое я взялась вести.
– Понятно! – Лицо Валеры было напряжено.
«Какая нелепость! – отстукивало в голове. – Неужели эта партия на троих никогда не закончится? Сначала третьей была Рита, жена Сережи. Но тогда у нас с ним хотя бы было то, что следует скрывать… А теперь остались одни воспоминания да собственнические инстинкты Валеры. Что поделать – в чем-то возраст берет свое, а что-то возрасту не помеха».
И все же ревность мужа зарядила ее необходимым импульсом – она вдруг разом собралась и, оставив ушедшей ночи блуждания по потемкам чужой души, с легкостью подхватила энергию занимающегося дня.
Позавтракали все трое в хорошем расположении духа.
Варвара Сергеевна приготовила блинчики, а доктор, к радости мальчика, сбегал в местный магазин за вредной ореховой пастой.
За забором на прежнем месте сидел пес.
– Эта собака к нам уже приходила, – доложила мужу Варвара Сергеевна.
– И ты, сердобольная душа, ее, конечно, покормила, – глядя на притихшего и успевшего цепко схватить его за руку мальчика, догадался доктор.
Она решительно взялась за ручку калитки.
– Привет! – выйдя с участка, сделала несколько шагов в сторону пса, присела на корточки. – Давненько тебя не было. Мы соскучились.
Пес глядел на нее настороженно, но с некоторым оттенком симпатии, затем встал, приветственно вильнув длинным и упругим рыжим хвостом.
– Ребятки, принесите нам пару кусочков колбаски, – попросила Самоварова.
Когда Валера с Жорой вернулись, она, приняв из рук доктора небольшой шматок вареной колбасы, принялась кормить пса с руки.
Жора, не смея приблизиться, так и застыл у калитки. Доктор же, не зная предыстории, но по поведению мальчика догадавшись о его страхе, нетерпеливо перетаптывался рядом.
– Варюш, ты весь кусок ему с руки скормить собираешься? Оставь, он без тебя разберется.
Варвара Сергеевна вновь ощутила легкий приступ неприязни – будто человек за ее спиной был вовсе не тем, кого она когда-то полюбила.
Всего за несколько дней он стал кем-то другим – не чужим, но и не родным, всезнайкой, считавшим себя умнее окружающих.
Отдав двумя большими порциями псу все, что оставалось в руке, Варвара Сергеевна, отряхнув ладони, встала:
– Не скучай, друг!
Обернувшись, увидела, что личико Жоры уже светится любопытством.
– Не скучай, Лаврентий! – сторонясь собаки и все так же держа доктора за руку, выпалил он.
– Опасный пес, – начал Валера, едва они отошли от дома.
– Жора, – перебила мужа Самоварова, – добеги до Наташи, скажи… скажи, что завтра мы придем к ним в гости с пирогом! – на ходу сымпровизировала она.
Как только мальчик припустил вперед, Варвара Сергеевна, давя в себе раздражение, рассказала доктору о фобии Жоры и о той работе, которую ей удалось за эти дни проделать.
– Что ж… Находчивости тебе не занимать. А сказки – это хорошо. Натренируешься, будешь рассказывать внучке.
Самоварова скользнула взглядом по его беспристрастному лицу.
Он, конечно, успел почувствовать ее отчужденность и наверняка связал это с визитом полковника.
Не зная, как продолжить разговор, она зачастила:
– Уж прости, но мне не тридцать и даже не сорок, чтобы всеми правдами и неправдами заставлять приехать собственную дочь. Хочешь – продолжай подыгрывать Аньке. А я не считаю себя ни в чем перед ней виноватой. Если уж и виновата, то только в том, что воспитала ее эгоисткой.
– Господи… – с глухим раздражением в голосе отозвался Валера, – как же ты могла расследовать преступления, если видишь любую житейскую ситуацию только со своего бока?! Никто тебя ни в чем не обвиняет. Нравится тебе возиться с этим парнем – живите здесь, сколько надо. Ты моя жена, и это также и твой дом. Только не надо, как ты это любишь, тотчас выставлять оборону. Я всего лишь по незнанию указал на то, что прикармливать бродячую собаку небезопасно, а ты тут же мешаешь все в одну кучу и приплетаешь сюда свои, заметь, свои, а не мои проблемы с дочерью.
– Валер, – Самоварова понимала, что ее сейчас, вопреки здравому смыслу, понесет, – а тебе разве в детстве не объяснили, что друга надо поддерживать в любой сложной ситуации? Ты же часто подчеркиваешь, что мы не только мужчина и женщина, которые живут одним домом, что мы – друзья. Так вот, я ощущаю себя брошенной: ты даже не пытаешься меня понять и обозначаешь проблему только с точки зрения собственного удобства. Я
