Третьей в конференц-зал вошла Соня в элегантном ярко-красном платье. Она улыбнулась всем присутствующим, пожелала доброго утра и сказала, что сегодня отличный день, чтобы вытащить Пашу из тюрьмы.
— Кажется, все в сборе, — сказал я, — можем начинать?
— Да, мы все тут, — ответила Диана. — Андрей, вы на связи с адвокатами? Насколько я понимаю, Виктор сейчас предоставит нам зацепки, которые нужно тщательно проработать.
— Моя рекомендация номер один — заменить к черту ваших адвокатов, — сказал я. — Собственно, из-за их халтуры я это дело и взял.
— Что это значит? — не поняла Соня. — У нас прекрасные адвокаты. Это крупная международная компания, которая специализируется на уголовном праве…
— Я бы на вашем месте, Соня, выразился иначе: «У нас халтурят прекрасные адвокаты из крупной международной компании». Они, может быть, и прекрасные, но работу выполнили плохо. Вместо того чтобы обратить внимание суда на не стыкующиеся с обвинительным заключением факты и доказательства, они их убрали из дела. Для чего?
— Как это — убрали?
— Просто убрали, чтобы не выглядеть бледно. Иначе пришлось бы как-то объяснять, почему Туманов утверждает, что они спали под одним одеялом с Отлучным, и тем самым обеспечивает превосходное алиби для последнего. Ваши адвокаты по какой-то причине решили эту ниточку не раскручивать. Видимо, им было лень.
Пока я все это говорил, мои ладони сжимались в кулаки. Что я несу? Зачем я обрушиваюсь на адвокатов? Ну да, сразу было понятно, что прошляпили все на свете, где-то поленились, где-то недосмотрели. Так бывает, и даже чаще, чем можно себе в страшном сне представить. Но разве ж это повод опускаться до оскорблений? Вполне можно было «рекомендовать» заменить команду адвокатов, и на том все. Но нет же, я ворчал и откровенно низко пал. Ради чего?..
— Павел и Роман провели ночь вместе? — спросила Соня. — А зачем же вы в подкасте рассказали про Людмилу?
— Да нет же, — ответил я, — номер действительно был один, но Павел сразу уехал к Людмиле. Роман прикрывал Павла по договоренности и продолжает это делать, потому что от Паши не получал команды прекратить его выгораживать. Отлучный ту ночь провел не в своем отеле. Он был с Людмилой, и алиби у него есть.
— Ничего не понимаю, — ответила Соня. — Какую линию защиты выстраивать нашим адвокатам?
— Я думаю, они сами разберутся, — встряла Диана и посмотрела на меня.
— Диана права, — ответил я. — Мы им все это подсветили: Диана в своем подкасте, я — в своем отчете. Дальше юридико-техническая работа, ничего сложного. Но адвокатов бы я заменил. Решать вам. Перейдем к профилю?
Диана повела бровью.
— Прежде скажите мне, пожалуйста: все это правда? — спросила Соня. — Я просто поверить не могу: в реальном мире действительно может быть так, что человек позволил себя осудить из-за угроз? И что бы он делал дальше, если бы никто не пришел с этими трусами? Сидел бы дальше, пока не помрет?
— Это и правда выглядит как сцена из плохого кино, — согласился я. — Однако чего только в жизни не бывает.
— Действительно, — снова встряла Диана, — в ситуации с Павлом только «трусы» могут казаться странными, ну, вся эта тема с кодовым словом: пока тебе его не скажут, не смей открывать рот и защищаться. Потому что сам по себе самооговор давно известен миру. И за это по российскому закону даже наказывают.
— Не наказывают, — ответил я. — Такой статьи нет. Но ты права, самооговор миру известен давно, и обращаются к нему по гораздо менее уважительным причинам. Из-за денег, например, или чтобы получить кусочек криминальной славы. Есть и обстоятельства, исключающие уголовное наказание. Например, человек признает вину, чтобы остановить насилие — когда из него молотом выдалбливают признание. Если Павел оговорил себя не по причинам, связанным с угрозами жизни его детей, то ему могут предъявить обвинения в укрывательстве или заведомо ложном доносе. Но это уже не предмет нашей с вами дискуссии, с этим пусть разбираются адвокаты.
Соня кивнула. Выглядела она озадаченной.
— Давайте к нашему профилю. Когда я только изучил дело, то сказал вам, что Павел идеально вписывается в профиль преступника. Однако это не так.
Я раздал всем профиль, который составил вчера под вином. Утром я пробежался по тексту, опечаток вроде бы не так уж и много. Соня стала внимательно читать, а Диана сперва сделала снимок.
— Диана, ты собираешься выложить этот документ в свой канал? — спросил я.
— Да, и ничто меня не остановит.
— Не делай этого прямо сейчас, — ответил я. — Подожди до конца встречи.
— А в чем принципиальная разница?
— Диана, не выкладывай сейчас ничего, пожалуйста, — быстро сказала Соня, не отвлекаясь от чтения.
— Хорошо, — ответила Диана и отложила телефон. Мой профиль она тоже отложила.
— Все понятно, — сказала Соня, — Павел сюда действительно не вписывается. Что это значит-то?
— Что и раньше, — ответил я. — Ошибка следствия, преступник не был пойман. Вопрос — почему он остановился?
— Потому что не хотел быть пойманным, — сказал Андрей впервые за все наше совещание. — Видимо, осознал свои действия, испугался. Когда арестовали Павла, вздохнул с облегчением, мол, пронесло. И взял себя в руки. Остановился.
— Может быть, — ответил я. — А может быть, он попал за решетку по какому-то другому поводу. Или заболел. Или умер. Или утратил интерес к преступной деятельности, потому что достиг своей цели. Это маловероятно, кстати. Потому что тут налицо психоз, и даже если ему удалось взять себя в руки и остановиться, то это ненадолго. Рано или поздно он снова возьмется за яд.
— Вы хотите сказать, что едва мы освободим Павла, как снова начнутся убийства? — спросила Соня.
— Не думаю, — ответил я и посмотрел на Диану. — Это совершенно не обязательно. Подкаст уже всему миру сообщил, что Павел невиновен. У преступника развязаны руки. Он может дождаться, когда Павел окажется на свободе, и постарается сделать так, чтобы кровавый след нового убийства привел к Павлу, но не обязательно.
— И все же пока Паша за решеткой — это некая защита, верно? — уточнила Соня.
Мне не понравился взгляд Андрея, которым он посмотрел на Соню. В нем было какое-то злорадство. Между ними был какой-то разговор на эту тему? Или Андрей в принципе недолюбливает свою кормилицу?
— Скорее всего, нет, — сказал я. — Есть ощущение, что в этих трех преступлениях сокрыто существенное обстоятельство, и оно никак не связано ни с Пашей, ни с авиацией, ни с чем-либо иным, известным нам в данный момент. Авиация, бортпроводницы, роман с пилотом. Связи слишком очевидные, они очень ярко детализированы. Слишком подробно, слишком надежно. Так не бывает, нас пытаются водить за нос, чтобы мы отвлеклись на декорации и не увидели скрытую часть айсберга. И при этом убийца сделал свою историю медийной. Зачем? Думаю, затем, чтобы люди смогли разглядеть эту самую часть и таким образом завершить его замысел.
— Или просто убийца работает в авиации, ему тут все знакомо, и он решает свою проблему на своей поляне, — сказала Диана. — Тебя уносит в сторону сложного заговора. А ответ-то может лежать на поверхности. Я больше склоняюсь к версии Андрея. Понял, что натворил, сумел выскользнуть, избежать наказания, порадовался и закодировался. Сейчас мы вытащим Пашу из тюрьмы, убийца решит, что ему снова удастся выйти сухим из воды, и возьмется за старое.
— На месте Паши я бы обвязался камерами и прочими средствами фиксации, спал бы под одним одеялом со всеми членами экипажа и вел бы бесконечный прямой эфир, — сказал я. — Но это очень быстро надоест.
— Можно повесить фитнес-трекер на руку, — предложила Соня, — и записывать на карту свое местоположение круглосуточно.
— Тоже неплохо.
— Или завести ассистента, у пилотов неплохая зарплата, может себе позволить нанять человека-свидетеля на круглосуточной основе, — предложил Андрей.
— Вариант.
Дискуссия полилась в сторону защиты Павла от новой подставы, а у меня на самом деле был один-единственный вопрос, который я еще хотел обсудить. Судя по всему, результат моей работы как профайлера Соню не впечатлил и не особо был ей нужен, потому что поставленную задачу с моей помощью решить удалось и так. Не думаю, что у Сони возникнут ко мне какие-то претензии. Однако одну вещь я должен сделать прежде, чем закрою для себя дверь в эту авиационную страну.
