Все как по команде скрестили руки на груди и уставились на него.
— Ладно, пошел. — Темпл схватил мобильник и ринулся к двери. — Исходим из того, что наш клиент сейчас где-то рядом и посмеивается над нами, недоумками, подкрадываясь к красавице, которую собирается через несколько дней отправить на тот свет. — У двери он остановился и повернулся к собравшимся. — Из любви ко всему, что свято, остановите его.
Квинтон Гулд предвкушал радость поглощения сочащихся кровью ребрышек на вертеле, которые подавали в шашлычной «Элвей», на углу Девятнадцатой улицы и Кэртис, в квартале от помещения ФБР на Стаут-стрит, в центре Денвера, штат Колорадо, США, Северная Америка, Земля, Вселенная, Бесконечность.
Мысль о близости к человеческим существам, которые могут разрушить его замысел, заставляла Квинтона заняться расчетами. Настало время раздумий и самопроверки.
Погружаясь в раздумья, Квинтон испытывал чувство полного удовлетворения.
Официант, высокий светловолосый мужчина с наметившимся животом и острыми локтями, поставил на стол керамическую тарелку, поддерживая ее снизу горячей салфеткой кремового цвета, чтобы не обжечь ладони.
— Осторожнее, горячо.
— Спасибо, Энтони.
— Все как вы хотели?
— Через минуту вы об этом узнаете.
— Может, все-таки что-нибудь еще? Овощи? Хлеб?
— Нет, спасибо, больше ничего не надо.
— Выпьете что-нибудь?
— Вода на столе. А водой, Энтони, очень хорошо запивать мясо, особенно после того, как много крови пролилось.
Официант скромно улыбнулся, давая понять, что ценит выбор слов, какими Квинтон оперирует, рассказывая о забитой корове. Но Квинтон имел в виду не корову, а Кэролайн. Кэролайн не была коровой, и ее не забили на бойне. Она была из числа богоизбранных, и ее просверлили. А потом она истекла кровью.
«Благослови меня, Отче, ибо я согрешил».
Квинтон взял со стола вилку и зажал ее в своей большой костистой ладони. На секунду застыл, глядя на золотые запонки в манжетах рубахи, выглядывающих ровно на два сантиметра из рукавов голубого костюма для особых случаев.
Он никогда не работал в костюме и галстуке, находя их слишком тесными и предпочитая наготу, прикрытую разве что короткими трусами.
На мгновение он остановил зачарованный взгляд на зажатой в пальцах вилке с желтой ручкой. Эта длиннее обычных вилок. Вилка настоящего мужчины. Его пальцы тоже были длиннее обычных мужских пальцев сантиметра на два. Если судить по одним лишь ладоням, можно подумать, что его рост больше двух метров. На самом деле в нем было под метр девяносто.
Поглощенный видом мяса на металлическом вертеле, этой твердой материи, объятой мягкой плотью, он потряс ладонью. Когда-то давно собственные руки показались ему вдруг слишком длинными и нескладными, этакие отростки на длинных костях. Тогда-то он и решил как можно более тщательнее ухаживать за руками и постепенно начал ценить их по достоинству. Они обладали несравненной красотой, а в красоте он разбирался лучше большинства людей. Целый год дважды в неделю он предоставлял пальцы рук и ног в распоряжение азиатских женщин, и результат получился впечатляющий.
Квинтон пошевелил указательным пальцем. Затем еще раз, пытаясь уловить послания, которые проносились по нейронам его мозга со скоростью шестьсот единиц в секунду, чтобы затем добраться по нервным окончаниям до мышц руки. Маленькие сгустки энергии неслись от мозга к ладоням по ясному, точно выверенному направлению, но он не отдавал себе отчета в том, как и когда начался и закончится этот цикл. Каким образом решения превращаются в команды. Когда команда становится движением.
Мозг — это тайна для большинства человеческих существ, и для Квинтона Гулда тоже.
Он подумал, что погружение в глубины лучших сторон жизни растянулось у него на целую минуту, а может, и больше. Неплохо. Ведь в конце концов он пришел сюда получить удовольствие. А какое удовольствие может превзойти способность сознания к самоудовлетворению!
Пока Квинтон созерцал свою ладонь и зажатый в ней прибор, он пребывал в полной гармонии со всеми, кто находится в этом заведении, где люди едят.
Например, с барменом при серебряных серьгах: он извинился перед женщиной, которой выплеснул на руки пиво, и предложил бесплатную выпивку. Женщина отказалась, но выругала бармена за неповоротливость. Настоящая корова, которую обманный внутренний голос уверяет, что ее черные брюки из синтетики недостаточно тесны, хотя за последние три месяца она набрала из-за лекарств пять килограммов веса. Кажется, ее угнетает депрессия.
Еще с двумя посетителями — один с чумазыми детьми, — появившимися уже после того, как он взял вилку.
С мужем и женой, сидящими через два столика от него и рассуждающими о цене нового грузовичка и какого он должен быть цвета, синего или серого. Черный быстро загрязняется.
«Нет, это белый быстро загрязнится, — мысленно возразил Квинтон. — Может, помочь им освоить различные оттенки слова „грязь“»?
С симпатичной официанткой в белом переднике, улыбнувшейся ему, проходя мимо столика. Он показался ей интересным мужчиной. Привлекательный. Судя по виду и осанке — настоящий джентльмен. Он понял это не только по ее взгляду. Просто женщины всегда отмечают в нем эти достойные восхищения качества. А помимо того, эту конкретную женщину, которую, судя по бейджику, зовут Карен, не оставила равнодушной его высокая фигура. Говорят, рост не имеет значения, но большинство женщин, когда дело доходит до роста, выказывают-таки свои пристрастия. Карен явно нравятся крупные мужчины.
В окне застряла муха.
И еще много чего промелькнуло у него в сознании, пока он теребил вилку. Не в последнюю очередь — аромат, исходящий от ребрышек. Квинтон взял вилку в левую руку и прижал палец к шейке, чтобы держалась ровно. Он вонзил в нежное мясо зазубренное лезвие ножа, какими сервировали стол у Джонатана Элвея, знаменитого квотербека команды «Денвер бронкос», который, как показали исследования трехдневной давности, когда Квинтон тщательно подыскивал соответствующий событию ресторан, действительно ходил у Бога в любимчиках.
«Благослови меня, Отче, ибо я согрешил».
Элвей, мужчина завидной физической силы и умственных способностей, умел так мощно бросить мяч-дыню, что защитники даже не замечали полета, не говоря уж о том, чтобы помешать снаряду достичь нужной цели.
На своей богоданной площадке Джонатан Элвей, известный миру как Джон Элвей, и сам был воистину бог. Не то чтобы он ошибочно полагал себя богом, как большинство человеческих особей, жаждущих избыть свои ничтожные фантазии. Он на самом деле был богом, хотя скорее всего сам об этом не догадывался.
Квинтон отправил в рот первый кусок мяса и прикрыл глаза. Божественный вкус. Румяная корочка слабо хрустнула, обнажив влажные волокна. Он глубоко вонзил зубы в нежную плоть, и в рот хлынул сок, образовав под языком целую лужицу.
Так вкусно, так сладостно, что он даже позволил себе слегка застонать. Еще два надкуса с закрытыми глазами, чтобы ни на что не отвлекаться. Получаемое удовольствие требовало голосовой, а не визуальной оценки.
— М-м-м-м… м-м-м-м… Великолепно, — прошептал он.
Важно не сгибаться. Притворяться перед самим собой — значит, принижать себя. Большинство носит на людях маску, чтобы взять реванш за собственные недостатки и слабости.
Весь мир сгибается, он населен людьми, играющими роли, способными обвести вокруг пальца только дураков. Печально: люди столько времени носят маски, что даже сами перестали отдавать себе в том отчет.
Я — крупный управленец, заработавший немало денег, это должен подтвердить «Ролекс», на моем запястье.
Я — первоклассный любовник и опора всего, о чем свидетельствуют натренированное тело и ухоженная внешность.
Я вполне доволен собой, это видно из небрежной походки, когда я прогуливаюсь, надев лишь спортивный костюм и фуфайку.
Я никто. Но пожалуйста, пожалуйста, никому об этом не говорите.
Голос чумазого мальчишки, сидящего в противоположном конце шашлычной, скрежетом отозвался в голове. Квинтон подавил гримасу неудовольствия. Да, важно не сгибаться, но не менее важно уважать святость чужой территории. Мальчишка нарушил тишину и покой в зале. Нет сомнений: любой клиент заведения охотно запихнул бы ему в горло носок или швырнул ботинком, если бы не боялся показать свое истинное лицо.
Он перестал думать о мальчишке и сосредоточился на аромате, благоухающем во рту. Заработал челюстью с удвоенной силой, омывая соками гортань и горло. Проглатывая кусок за куском. В сознании проносились сцены недавнего спектакля, который он отмечал сегодня, нарушив вегетарианскую диету. Время, проведенное с Кэролайн, принесло такое же удовлетворение, какое приносит любое великое свершение. Но физического наслаждения от кровопускания он не получил.
