«Что за жизнь! Даже с девочками побаловаться не дадут. Черт бы побрал мою жену».
Когда Джеймс вышел из заведения мадам Кристи, дул пронизывающий осенний ветер.
«Пожалуй, стоит малость подкрепиться, чтобы легче выдержать очередной удар судьбы», – решил он и зашел в кабачок «Старый моряк».
Лишь час спустя Джеймс Камерон побрел к общежитию, находившемуся в Пью-Абердине, самом бедном районе Глейс-Бея.
Когда же он наконец добрался до дома, его встретило полдюжины взволнованных жильцов.
– У Пегги доктор, – предупредил один из них. – Ты, мужик, поторопись-ка.
Шатаясь, Джеймс проковылял в маленькую мрачную спаленку, которую он делил со своей женой. Из соседней комнаты донесся крик новорожденного. Пегги неподвижно лежала на кровати. Над ней склонился доктор Патрик Дункан. Услышав шаги входящего Джеймса, он обернулся.
– Это что еще здесь происходит? – с трудом выговорил Джеймс. Доктор выпрямился и с неприязнью посмотрел на него.
– Вам надо было послать жену ко мне на прием, – проговорил он.
– Ага, и выкинуть кругленькую сумму? Подумаешь – рожает! Да че ваше здесь…
– Пегги умерла. Я сделал все, что мог. У нее родились близнецы. Мальчика спасти не удалось.
– О Господи, – захныкал Камерон. – Опять эта судьба.
– Что вы сказали?
– Судьба, говорю. Вечно мне не везет. Вот и щас – потерял ребенка. Я…
Неся на руках крохотного младенца, завернутого в одеяло, в комнату вошла женщина-кормилица.
– Вот ваша доченька, мистер Камерон.
– Доченька? На кой черт она мне сдалась? – заплетающимся языком проговорил Джеймс.
– Ну и мерзкая же ты тварь, – не выдержал доктор Дункан.
– Я останусь до утра, – заговорила кормилица, – и покажу, как надо за ней ухаживать.
Джеймс посмотрел на выглядывающее из-под одеяла морщинистое личико и с надеждой подумал: «Может, она тоже помрет…»
В первые три недели никто не был уверен, выживет новорожденная девочка или нет. Ухаживала за ней ежедневно приходившая кормилица. И наконец наступил день, когда доктор, волнуясь, заявил Джеймсу:
– Твоя дочь будет жить. Господь смилостивился над бедной малышкой.
– Мистер Камерон, – сказала кормилица, – вы должны дать ребенку имя.
– Плевать мне, как вы станете ее звать. Сами придумывайте имя.
– А что, если мы назовем ее Ларой? Это такое милое…
– Лишь бы вам, раздолбаям, нравилось. Вот так и нарекли ее Ларой.
***На всем белом свете не было никого, кто бы заботился о Ларе и воспитывал ее. Жившие в общежитии мужчины были слишком заняты своими проблемами, чтобы обращать внимание еще и на чужого ребенка. А единственной женщиной, оказавшейся там, была огромных размеров шведка по имени Берта, которую наняли для готовки и уборки.
Джеймс Камерон и не собирался заботиться о своей дочери. Проклятая судьба в очередной раз подвела его тем, что подарила ребенку жизнь. По вечерам он обычно сидел у себя в комнате за бутылкой виски и роптал на свою горькую долю.
– Эта девчонка убила и мою жену, и моего сына.
– Зря ты так говоришь, Джеймс, – упрекали его соседи.
– Да чего уж там! Из моего сына вырос бы здоровый, крепкий мужик. Наверняка он стал бы неглупым малым, и при деньгах, и уж позаботился бы о старости своего отца.
И соседи, махнув рукой, даже и не думали заставить его прекратить нести этот вздор.
Несколько раз Джеймс Камерон пытался как-то связаться со своим тестем Максвеллом, надеясь, что тот заберет у него ребенка, но старик словно сквозь землю провалился. «Может, на мое везенье, сдох старый дурак», – решил Джеймс.
***Глейс– Бей был городком, в котором жители не задерживались надолго, а селились в общежитиях и через какое-то время уезжали кто куда. Приезжали они из Франции, Китая, с Украины; были там и итальянцы, и ирландцы, и греки -плотники и портные, слесари и сапожники. Целые толпы работяг слонялись по Мейн-стрит, Белл-стрит, Норд-стрит и Уотер-стрит в портовой части города. Они приезжали, чтобы работать на шахтах, валить лес или ловить рыбу. Глейс-Бей являлся приграничным городом, примитивным и суровым, погода в котором всегда была омерзительной. Морозные зимы с сильными снегопадами тянулись до самого апреля, а из-за толстого льда, скрывавшего бухту, даже в апреле и мае дули холодные ветры; с июля же по октябрь беспрестанно шел дождь. В городе было восемнадцать общежитии, некоторые из них вмещали свыше семидесяти постояльцев. Общежитие Джеймса Камерона было рассчитано на двадцать четыре человека, и жили там в основном шотландцы.
Лара росла, испытывая постоянную нехватку человеческой теплоты, любви, хотя она даже понятия не имела, что это такое. У нее не было ни игрушек, ни кукол, ни подружек, с которыми она могла бы играть, – никого, кроме отца. Она делала ему маленькие детские подарки, не зная, как ему угодить, но он либо не замечал их, либо поднимал ее на смех.
Когда Ларе было пять лет, она случайно подслушала, как отец жаловался одному из жильцов:
– Эх, не тот ребенок помер. Было бы куда лучше, если бы выжил сын.
В ту ночь Лара горько плакала, пока не заснула. Ведь она так любила своего отца. И так его ненавидела.
***К шести годам Лара напоминала картину Кина: огромные глазищи на бледном, худом личике. В тот год в их общежитие въехал новый постоялец. Его звали Мунго Максуин, и был он здоровенный, словно медведь, мужчина. Он как-то сразу проникся искренним участием к девчушке.
– Как тебя зовут, малышка? – наклонился он к ребенку.
– Лара.
– Ого! Прекрасное имя для прекрасного дитя. Ты, наверное, уже ходишь в школу?
– В школу? Нет.
– А почему нет?
– Не знаю.
– Давай-ка выясним. – Он подошел к Джеймсу Камерону и сказал:
– Я слышал, твой ребенок не посещает школу.
– А че ей там делать? Она ж девка. Не нужна ей никакая школа.
– Нет, мужик, ты не прав, – возразил Мунго. – Ей обязательно нужно дать образование. Должен же и у нее быть свой шанс в жизни.
– Да брось ты, – отмахнулся Джеймс. – Это пустая трата денег.
Но Максуин оказался весьма настырным, и в конце концов, чтобы только он заткнулся, Джеймс Камерон согласился. По крайней мере хоть несколько часов в день девчонка не будет маячить перед глазами.
***Узнав, что она пойдет в школу, Лара жутко испугалась. Всю свою короткую жизнь девочка провела среди взрослых и почти не имела контактов с другими детьми.
В следующий понедельник Большая Берта отвела ее в начальную школу св. Анны, и Лару проводили в кабинет директора.
– Это Лара Камерон.
Миссис Каммингс, директриса школы, была седеющей женщиной средних лет, у которой после смерти мужа на руках осталось трое детей. Она оглядела стоящую перед ней убого одетую девочку и, улыбнувшись, мягко сказала:
– Лара. Какое милое имя. Сколько тебе лет, дорогуша?
– Шесть, – едва сдерживая слезы, пролепетала Лара. «Ребенок очень напуган», – подумала миссис Каммингс.
– Ну что ж, мы очень рады, что ты будешь ходить в нашу школу, – сказала она. – Тебе здесь понравится, и ты многому научишься.
– Я не могу тут оставаться, – выпалила Лара.
– Что? Но почему?
– Папа будет очень скучать. – Она изо всех сил старалась не расплакаться.
– Ну ничего. Ты ведь будешь проводить здесь только несколько часов в день, – успокоила ее директриса.
И Лара позволила отвести себя в заполненный детьми класс. Ее посадили за одну из задних парт.
Мисс Теркель, учительница, старательно выводила на доске буквы.
– "А". С этой буквы начинается слово «арбуз», – говорила она. – Слово «бочка» начинается с буквы "Б". А кто может придумать слово на букву "В"?
Поднялась чья-то детская ручка.
– Варежка.
– Очень хорошо! А на "Г"?
– Голова.
– А на "Д"?
– Дерево.
– Великолепно! Ну а кто знает слово, которое начинается на букву "Е"?
– Еб…ся, – громко сказала Лара.
***В классе Лара была самой младшей, но мисс Теркель часто казалось, что она намного старше других ребят. В этой девочке ощущалась какая-то настораживающая недетскость.
– Она настоящая маленькая женщина, – сказала директрисе учительница, – просто ждет, когда станет выше ростом.
В тот первый день во время завтрака дети достали свои разноцветные баночки-скляночки, вытащили яблоки, печенье и завернутые в кальку бутерброды, и только Ларе есть было нечего – никто даже и не подумал дать ей в школу завтрак.
– А где твоя еда, Лара? – спросила мисс Теркель.
– Я не голодная, – насупилась Лара. – Я утром наелась.
Большинство девочек в школе были опрятно одеты в чистенькие юбочки и блузки. Лара же ходила в выцветших клетчатых платьях и поношенных рубашках, из которых она давно уже выросла.
– Мне нужна новая одежда для школы, – сказала она как-то отцу.
– Да? – вскипел тот. – Мне что, денег девать некуда? Пойди попроси что-нибудь в штабе Армии спасения.
