я рывком достала его, ожидая судьбоносного знака. Но звонил всего лишь доктор Арнетт. Поняв, что я не стала нарушать слово и уже ухожу из больницы, он поспешно пожелал мне доброй ночи и отключился. Я закинула мобильник в карман штанов и бегом бросилась к синему автомобилю, припаркованному на автостоянке для персонала больницы. Поскользнувшись на гололеде, я успела ухватиться за ручку дверцы, но все же приложилась коленом об асфальт. Охнув от боли, я забралась в салон, дрожащими пальцами повернула ключ в замке зажигания и включила печь. Только после этого вспомнила, что куртка и шапка остались в больнице. Может, поэтому все так косились на меня, когда я уходила?
Схватив зеркало заднего вида, я повернула его на себя и всмотрелась в свои глаза. Карие. Кажутся черными. У Дэйзи Келли тоже были карие глаза, но совсем другие, так? Глаза у нее со светлыми крапинками, они ассоциировались у меня с тигриными.
Я вернула зеркало в прежнее положение, мысленно прикрикнув на себя за то, что продолжаю нас сравнивать. Это ложь. Она не моя мать. Мою маму зовут Мэгги, а не Дэйзи. Я прокручивала в голове это утверждение раз за разом, но мозг все равно вытаскивал из недр памяти другие странные совпадения.
Например, я вспомнила, что в дневнике Дэйзи так и не упоминалось мамино имя. Читая его, я еще подумала, что раз они не были подругами, то у мамы должна была быть веская причина, чтобы начать искать Криттонского Потрошителя. Я не могла понять ее мотивов. Но теперь понимаю. Она хотела найти его до того, как он найдет меня. Она хотела упечь его за решетку. Ведь если Криттонский Потрошитель пытался завести с Дэйзи Келли семью, а она сбежала и умерла, он мог прийти в ярость и начать искать ребенка.
О боже…
Нет, нет, нет.
Только когда руки заныли от боли, я поняла, что бью ладонями по рулю. Опустив руки на колени, я непроизвольно вцепилась пальцами в штанины. Ногти, казалось, проникли сквозь ткань, сжали кожу. Я так долго давила ногтями, что на глаза навернулись слезы, и единственное, о чем смогла подумать – о жжении в бедрах.
Выдохнув, я перестала мучить себя и схватила мобильник, одновременно пристегивая ремень безопасности. Снова накатил беспричинный смех. Пристегиваюсь ремнем, будто что-то может случиться…
Так, надо прекратить. Возьми себя в руки!
Набрав номер миссис Нэтвик, я медленно выжала сцепление и выехала с парковки. Одновременно с этим в трубке зашуршал сонный голос миссис Нэтвик:
– Кая, милая…
– Они украли меня? Моя мама украла меня?!
Я совсем не ожидала от себя, что сразу же начну вопить, но, услышав голос миссис Нэтвик – лучшей подруги мамы, – не смогла сдержаться. На том конце послышался скрип кровати, и я представила, как миссис Нэтвик поспешно переворачивается на бок и щелкает выключателем.
– Что?.. Кого-то украли? Милая, тебе плохо?
– Мама забрала меня у Дэйзи Келли?
Повисло молчание. Я бы хотела, чтобы это было из-за того, что миссис Нэтвик не расслышала моих слов, или выронила телефон на подушки, или попыталась припомнить, кто такая эта Дэйзи Келли. Но она молчала лишь долю секунды. Это была почти незаметная заминка. Почти. А затем она воскликнула:
– Что ты такое говоришь?! Кто это сказал? – возмущенно фыркала она, но уже не могла меня обмануть. Я услышала в ее голосе панику и страх. Такой страх испытывает человек, когда к нему в дом ломятся коллекторы, чтобы выбить долг, такой страх испытывает человек перед болезненной операцией, которая может закончиться летально, такой страх испытывает человек, всю жизнь скрывающий правду и знающий, что рано или поздно она всплывет наружу.
– Хватит, скажите как есть, – перебила я. – Впрочем, я буду у вас рано утром, тогда и поговорим.
Отключившись, я отбросила телефон на пассажирское сиденье и вытерла щеки, горевшие от слез. Голос миссис Нэтвик по-прежнему звучал в ушах, и я включила радио, чтобы заглушить его.
Дорога была длинной. Тяжелые краски ночи щедро мазнули по стеклу автомобиля, и даже мощный свет фар не в силах был рассечь сгустки тумана, плывущие между деревьев и гор.
Я вновь спешила. Как и тогда, две недели назад, когда я мчалась в особняк Харрингтонов, чтобы спасти чью-то жизнь, так и сейчас выжимала педаль газа, чтобы покинуть Эттон-Крик, погребенный под грудой мерзких секретов. На этот раз чтобы спасти свою собственную жизнь. И все же, не важно, как сильно я буду гнать.
Эттон-Крик все равно не отпустит меня. Теперь уже нет.
* * *
Часы показывали 03:17, когда я вернулась в родной город. Я могла бы добраться и быстрее, но где-то к часу ночи меня атаковал такой сильный страх, что пришлось притормозить на обочине дороги и дождаться, пока прояснится перед глазами.
Город спал. Дороги были пустыми, на всех светофорах горел зеленый. Я малодушно подумала о том, что было бы неплохо, загорись красный. Я хотела притормозить, но сама не могла этого сделать. Не могла сдаться под напором дикого ужаса, сдавившего грудь.
В половине четвертого утра я затормозила у дома миссис Нэтвик. Над входной дверью горел светильник, и сквозь кустарники роз я заметила на кухне движение. Миссис Нэтвик меня ждала, но мы обе боялись предстоящего разговора.
У меня было больше пяти часов в дороге, чтобы привести мысли в порядок, чтобы успокоиться, но все оказалось тщетно. Увидев тень миссис Нэтвик на кухне, я снова рухнула в пропасть и сжала обеими руками руль, не в силах заглушить двигатель.
Мама и Дэйзи Келли были подругами. Возможно, они родили в один день. Такое ведь случается. А что касается ребенка… Его, может быть, забрал убийца… Да-да, ведь так все и было! Дэйзи доставили в больницу, чтобы собрать анамнез. Если там работал Криттонский Потрошитель, он мог закрыть ей рот и забрать младенца.
Ладони будто огнем опалило, и я разжала пальцы.
Тогда почему Олива Дюваль была в клетке с Дэйзи Келли? Зачем Потрошителю понадобилось похищать женщину, у которой уже был ребенок? Леде Стивенсон на тот момент был год. Может, Потрошитель похитил Оливу, чтобы та научила Дэйзи заботиться о младенце?
Какая прекрасная история, вот только в ней все равно ничего не сходилось. Прикусив внутреннюю сторону щеки, я наконец-то заглушила двигатель. Чувствуя болезненные спазмы и жгучую боль внизу живота, я вышла из автомобиля, хлопнув дверцей и тем самым перебудив соседских собак, и, ступая по промерзшему гравию, направилась к калитке. Внутри меня все подрагивало при каждом шаге – аккурат желе, а сердце словно увеличилось в размерах и весило тонну. Мир съежился до крохотных размеров двери, ведущей в дом миссис Нэтвик.
Туккк. Туккк. Туккк.
Руки дрожали, когда я, стоя под навесом в освещении лампы, потянулась к дверной ручке. Дверь была открыта. Она
