Он лег в постель и понял, что сегодня обойдется без рюмочки на сон грядущий. И тут зазвонил сотовый. Телефон остался внизу, включенный на виброзвонок, но все равно было слышно, как он дребезжит на твердой столешнице. Джастин выскочил из кровати и едва успел схватить трубку. Однако, услышав голос звонившего, он не сразу решил, огорчаться или радоваться своей прыти.
— Джей? — позвала Эбби Хармон.
Он не ответил.
— Джей? — повторила она. — Это Эбби.
— Я понял.
— Извини, что не звонила…
— Угу, — выдавил он.
— Мне нельзя было. Адвокат запретил.
— А теперь разрешил?
— Нет. Просто захотелось поговорить.
— Ясно.
— Ты, кажется, не рад.
Джастин не ответил. Что на это ответишь?
— Я уже запуталась, кто на моей стороне, кто нет.
— Я на твоей, — ответил он.
— Да, я знаю. Знаю. Но…
— Что «но»?
— Все говорят по-разному.
— Что тебе говорят, Эб?
— Я не могу, с тобой это обсуждать не разрешается.
— И ты не проговоришься, если я спрошу, что именно тебе не разрешается обсуждать?
Послышался ее сдавленный смех.
— Нет. Не проговорюсь. Спасибо, что развеселил. Первый раз смеюсь за все это время. А ведь всего неделя… страшно подумать.
— Эб, кто тебе велел со мной не разговаривать?
— Адвокат. Отец Эвана. Все.
— Ты общаешься с Хармоном-старшим?
— Да. Он… он очень меня поддерживает.
— И он больше не думает, что его сына убила ты?
— Он так никогда и не думал, Джей. Он просто… это он с горя. Сломался, узнав про смерть Эвана.
— Я думал, он у нас несгибаемый.
— Я была к нему несправедлива. Он… действительно очень помог.
— А еще кто, Эбби? Кто еще тебе помогает?
— Линкольн.
— Линкольн Бердон?
— Да. Он всегда был рядом с Эваном. Он, по сути, его наставник.
— Эбби, мне очень нужно тебя увидеть.
— Не могу, Джей. Лучше не стоит.
— Почему?
— У нас был роман. Я все еще под следствием. Ты работаешь на ФБР. Ты это следствие ведешь. Адвокат меня предупредил, что нельзя.
— Откуда ты узнала?
— Что?
— Откуда тебе известно, что я работаю на ФБР?
Кажется, он впервые услышал в ее голосе замешательство.
— Я… я не знаю. Наверное, из газет?
— Газеты об этом не писали.
Замешательство прошло. Голос вновь обрел холодную уверенность.
— Тогда не знаю, Джей. Услышала от кого-то.
— От кого?
— Не помню. Может, адвокат сказал.
— Эбби… мне нужно с тобой поговорить. Выяснить кое-что про Эллиса Сент-Джона.
— Зачем тебе вдруг понадобился Эллис?
— Он замешан. Увяз по самое не могу.
— Нет, Джей, ты что-то путаешь.
— Не путаю.
— Путаешь. И с его таинственным исчезновением ты ошибся. Линкольн мне сказал, у него там просто какие-то семейные дела.
— Да ты что? И что же у него приключилось?
— Не знаю. Но ему дали отпуск на работе.
— А почему это Линкольн вдруг решил с тобой поделиться?
— Я удивилась, что Эллис мне не звонит, они ведь с Эваном очень близко были знакомы. Вот и спросила.
— Эбби, я тебе точно говорю, нет у него никаких семейных дел. И он так или иначе замешан в убийстве.
— Джей, я не верю!
— Послушай меня, Эбби. Только послушай…
— Не могу. — И не дав ему перебить, добавила: — Прости меня, Джей!
— За что?
— Я знаю, что ты на моей стороне. Так что… в общем, прости меня.
— Эбби…
— Прощай, Джей.
— Эбби, нам нужно поговорить. Не вешай трубку!
— Прощай.
— Эбби…
Но она уже отключилась. Джастин кинул отчаянный взгляд на зажатый в руке телефон и в сердцах захлопнул крышку.
Что она такого натворила? За что просила прощения?
Нет, без рюмки ему сегодня заснуть не судьба.
Гадать, зачем ночью звонила Эбби и за что хотела извиниться, Джастину пришлось недолго. Все выяснилось, когда он вышел с утра на крыльцо за утренними газетами.
Заголовок, набранный крупным шрифтом, кричал: «ВДОВА ЗАГОВОРИЛА!» Вторая газета оказалась многословнее: «ПОДЛИННОЕ ПРИЗНАНИЕ: ЭТО СДЕЛАЛ ОН!»
Статьи в обеих газетах в общих чертах повторяли друг друга. Эбби прошлой ночью дала интервью, которое сводилось к следующему: «Я поступила нехорошо. Я обманывала мужа. Теперь я раскаиваюсь, потому что мой любовник — Дэвид Келли — убил моего супруга, которого я, несмотря ни на что, любила».
Не веря своим глазам, Джастин опустился на диван и стал дочитывать. К статьям прилагалось несколько фотографий Эбби. Часть из них давние, где она выглядела невообразимо сексуальной светской львицей, и один снимок, сделанный накануне. Эбби в сопровождении адвоката и Г. Р. Хармона. Там вид у нее был отчужденный, замкнутый и очень строгий.
В статьях говорилось, что Эбби решила сделать публичное признание, потому что не могла больше скрывать правду. Уже несколько лет у них с мужем не все было гладко. Их чувства друг к другу не остыли, но бизнес отнимал у Эвана все свободное время, поэтому он все меньше уделял внимания жене. Эбби признала, что повела себя в этой ситуации как избалованная эгоистка (более тяжких грехов за ней, судя по статье, не водилось), поскольку ее очень задело, что муж не может посвятить ей себя целиком и полностью. Начались связи на стороне. Их было немного, но они были. С Дэвидом Келли, одним из ее мужчин, отношения вышли из-под контроля. Он, в отличие от самой Эбби, не рассматривал эту связь как мимолетный роман и начал питать беспочвенные иллюзии. Он постоянно твердил, что, если бы не Эван, они были бы счастливы вместе. Она не принимала его слова всерьез. И не ведала, что его следует понимать буквально. Ей казалось, что это просто болтовня. Даже когда Эвана убили, ей не верилось, что Дейв (здесь она уже называла его Дейвом) мог как-то в этом участвовать. Потом обнаружилось, что Эвана перед смертью пытали с помощью электрошокового ружья. Здесь в одной газете было написано, что вдова разрыдалась и долго не могла успокоиться. Вторая газета без лишних эмоций излагала дальнейшие события: как только Эбби узнала про электрошок, она сразу поняла, что Дейв замешан в убийстве. Несколько дней она молчала, не в силах смириться с ужасным открытием. Потом ее арестовали и заявили, что им известно про электрошок. Тогда пришлось признаться, что такое ружье есть у Дейва и он даже какое-то время держал его у них в особняке. Она никогда не избавится от чувства вины. Она полагала, что, обманывая мужа, не совершила ничего ужасного, ведь это не самый тяжкий грех. Теперь она знает, что самый незначительный обман может привести к самым ужасным последствиям, а значит, она ничем не лучше убийцы.
Когда самобичевание закончилось, Г. Р. Хармон заключил ее в объятия. Потом журналисты забросали Эбби вопросами. Спрашивали в том числе про начальника полиции Ист-Энд-Харбора. У нее ведь с ним тоже был роман? Насколько верно, что он сам до сих пор находится под следствием?
Эбби ответила: «Да, роман с Джастином Уэствудом, начальником полиции Ист-Энд-Харбора, у меня был. Я должна просить у него прощения, поскольку он послужил своего рода психологическим мостиком, по которому я ушла от Келли. Я знаю, что подозрения с него пока не сняты, и мне очень жаль, что его отстранили от должности. Надеюсь и молюсь, чтобы он оказался непричастен к убийству. Но после того, что произошло неделю назад, меня, наверное, уже ничто не удивит».
Джастин в ярости швырнул газету на пол. Официально его реабилитировали по всем статьям, кроме разве что несоблюдения профессиональной этики, а теперь, после тонких намеков Эбби, оставляющих открытым вопрос о его причастности к убийству, он вряд ли отмоется от подозрений. Договориться о встрече с Г. Р. Хармоном или с Линкольном Бердоном тоже теперь вряд ли удастся. Он в сердцах пнул газетные листы. Тут зазвонил телефон, и, сорвав трубку, Джастин вместо «алло» сердито рявкнул: «Чего вам?!» В трубке ошарашенно замолчали, потом послышался робкий голос:
— Э-э… мистер Уэствуд? Это Бен Дженкинс. Я вас не разбудил? Извините, что так рано.
— Бен, ты? — Джастин попытался как мог смягчить голос, но вышло у него плоховато. — Извини. Что случилось?
— Я все сделал, — ответил подросток.
— Что?
— То, что вы просили. Все готово.
— Уже? Так быстро?
— Да. А чего там возиться?
— Ты проник в систему «Восхождения»?
— Ага. Ничего сложного. Лажовая у них защита. Кстати, ваш агент не шутила насчет сотни?
— Нет, все в силе.
— И как мне забрать выигрыш?
Джастин изумленно покачал головой.
— Знаешь что, я их сам у нее заберу и передам тебе, так она точно не отвертится.
— Правда? Вот спасибо!
— Бен, можешь послать мне то, что ты нарыл, поскорее?
— Ага, я за этим и звоню. Только что отправил на ящик. Подумал, лучше на всякий случай скажу, а то не посмотрите. Это ж, по ходу, суперважно?
