— Земляка.
— Вот. Вот. Именно.
Они выпили еще по паре стаканчиков и разошлись.
Андре появился, как обещал, утром, но не на следующий день, а через сутки. Судя по его широкой улыбке под усами и бородой, он пришел не с пустыми руками. Что всегда поражало Чарова, так это умение иностранцев до пожилого возраста сохранять родные зубы в хорошем состоянии. Небольшой уютный номер заливали солнечные лучи. Чаров предложил выпить по чашке кофе. Устроившись поудобнее, Андре заговорил:
— С помощью своих друзей я нашел дом вашего деда, Гена. Оказывается, он был очень богатым человеком. Меценат. Помогал эмигрантам из России, в основном, офицерам флота. До последних дней надеялся вернуться в Россию на белом коне. Но увы, его мечтам не суждено было сбыться. После его смерти сын Федор продал дом или, точнее, передал его эмигрантским кругам. Возможно, по завещанию отца, так как там и теперь расположен музей Российского флота. Музей принадлежит клубу «Андреевский флаг». Два десятка скудных экспонатов и ноль посетителей. Клуб возглавляет сын адмирала Малыгина. Он еще помнит русский императорский флот, где при отце служил юнгой. Так вот, клуб или его адмиралтейство, как они себя нарекают, располагается в Ницце. В общем-то, так и должно быть. Моряки живут у моря. И еще один любопытный факт. Сын Ростопчина уехал с семьей в Ниццу, где, как выяснилось, у них с далеких времен имеется фамильная усадьба. Не могу сказать, кто теперь из потомков владеет Поместьем, но наверняка они его не продали. Семья ни в чем не нуждалась. Земля там очень дорогая, вряд ли можно считать рациональным продажу таких владений. Деньги обесцениваются, а земля дорожает. Может быть, тебе стоит туда съездить и познакомиться с родственниками.
— Не думаю. Зачем им нужен родственник из России? — ничем не выдав своего интереса, сказал Чаров.
Они неплохо провели время и хорошенько напились. Чаров даже купил у художника еще одну картину, как и обещал. Андре остался доволен знакомством с обаятельным русским другом и даже привязался к нему. Художник был человеком одиноким, вдовцом. Времени у него хватало, и он обещал Геннадию показать настоящий Париж, который недоступен для глаз туристов.
Когда Андре пришел к другу на следующий день, то в отеле ему сказали, что господин Чаров уехал и сдал ключи от номера.
Свои картины Андре случайно увидел в мусорном баке во дворе отеля. Нет, он не обиделся, жизнь часто хлестала его по щекам, но он зарекся более заводить дружбу с гостями из России.
Непонятно, кто присваивал ему звания после эмиграции из России, но сын адмирала, бывший юнга Малыгин числился уже в капитанах. Очевидно, руководитель клуба моряков должен был иметь соответствующий чин.
Гостя из России встретили приветливо и удивились, почему это вдруг современный русский бизнесмен интересуется историей русского флота.
Капитан Малыгин, несмотря на свой возраст, выглядел бодрячком: подвижный, энергичный, в здравом уме и твердой памяти. Возможно, этому способствовали климат и необременительный образ жизни.
— Я вижу удивление на вашем лице, Кузьма Родионыч. Не хочу выглядеть странным загадочным парнем, напомню вам не столь древнюю историю. В семидесятых годах вы получили сообщение от одной русской барышни о том, что французский эскадренный миноносец подобрал в океане двух русских матросов и доставил их в порт Марселя. Вам также сообщили, что моряками заинтересовалась военная разведка, и командование флотом не известило советское консульство о спасении русских. Тогда вы использовали все свои связи и возможности, чтобы помочь ребятам вернуться на родину, а не стать заложниками. И вам это удалось сделать. Так вот, один из тех парней — я, — выложил Чаров припасенный в рукаве козырь. — Зовут меня Геннадий. Прошло четверть века, пока мне, наконец, удалось попасть во Францию, но уже в качестве туриста, а не военнопленного.
— Да, да, да, да! Ну как же! Я отлично помню этот инцидент. Наш долг сохранить честь Российского флота, пусть даже и советского, каковым он был в те времена. Но Господь милостив! Все возвращается на круги своя, и на кораблях России вновь реет Андреевский флаг. Разве это не знамение? Ничего бесследно не уходит в небытие. Двуглавый орел возродился из пепла. Мы много лет ждали этих перемен. Справедливость восторжествовала. Да, да, да, да! Каков ты молодец! Не забыл, значит, о своих приключениях юности. Ну а теперь ты настоящий джентльмен. Солидный зрелый муж. Красавец, подтянут, а сколько достоинства во взгляде. Вот она, флотская закалка! Море на всю жизнь в человеке оставляет свой след. Пропитанная солью душа не пресневеет. Спасибо, Геннадий, уважил старика. И думать не думал, и гадать не гадал, что Бог даст вновь тебя увидеть. А как мы тогда болели за вас! Рад! Воистину рад нашей встрече!
— Я никогда не забывал о вас, Кузьма Родионыч. Есть вещи, имеющие свойство жить в душе человека, а тем более, как вы точно заметили, в просоленной душе моряка, до его смерти. Отправляясь в Париж, я преследовал две цели. Одна из них — встреча с вами. И я привез вам подарок. — Чаров раскрыл небольшой чемоданчик. Сверху лежал свернутый Андреевский флаг. Он достал его и развернул.
Старик повидал немало символов русского флота, но его зоркий взгляд уловил то, что не мог заметить обычный человек. Особый китайский шелк, из которого шили флаги в девятнадцатом веке. Тут не ошибешься, если понимаешь толк во флотских атрибутах.
— Не томи мое сердце, сынок. Кто ходил под этим знаменем?
— Канонерка «Кореец», погибшая при защите Порт-Артура вместе с крейсером «Варяг». Я купил этот флаг у японцев, которые подняли канонерку со дна моря, у меня есть соответствующий сертификат. Флаг подлинный. Это мой скромный вклад в ваш клуб, которому я обязан своей жизнью.
Старик расплакался.
— Наш клуб! Я буду ходатайствовать перед центральным советом о приеме тебя в наши ряды. Ты истинный патриот своего отечества и неважно, как и кто его будет называть. Россия всегда будет оставаться Россией. А ты ее сын. Достойный сын!
— Сочту за честь, ваше высокоблагородие.
Капитан обнял гостя и похлопывал его по плечу,
пока не высохли слезы. Потом они перешли в столовую и сели за стол, как того требуют русские обычаи. Блины, икра, квашеная капуста, огурчики, селедка, шесть или семь сортов водки и долгие разговоры о далекой России.
— Ты сказал, если я не ослышался, будто имеешь еще какие-то дела во Франции? Так?
— Правильно. Поиск далеких предков. Судя по письмам моего деда, его родной брат уехал во Францию в начале века. Из моей ветви никого не осталось в живых, а брат деда, как я знаю, прожил долгую счастливую жизнь.
— У меня есть связи, сынок. Мы покопаемся в архивах и постараемся найти твоих сородичей.
— Мне уже удалось кое-что выяснить. Далеко искать не придется. Мои родственники в Ницце. Сейчас я не хочу называть их имена. Но покажу вам одну фотографию. Кто знает, может быть, эти лица покажутся вам знакомыми.
Чаров достал бумажник и вынул из него снимок. Тот самый, который получил от Шмыги в Питере, но обработанный Сергеем Пантелеевым: очаровательная дамочка в белом платье очень четко была прорисована, правда, при помощи компьютера ожерелье с ее шеи исчезло. Не всем следовало его видеть, так считал Чаров, и он не ошибался.
— Помилуй Бог! Так это же графиня Ростопчина со своим мужем банкиром Пуартье. Мне кажется, фотография сделана в день свадьбы, вот только не хватает одной детали.
— О чем вы, Кузьма Родионыч?
— Видишь ли, у Ростопчиных имеется древняя реликвия. Она лежит за семью замками в одном из самых престижных банков. Не уверен, что вещь имеет особую ценность, но для них она символ могущества, силы и власти. Конечно, сейчас говорить об этом просто смешно. Но тем не менее. Все женщины в роду Ростопчиных надевают этот символ один раз в жизни. Только на свадьбу. Речь идет об ожерелье, очень старинном, индийской работы. И после свадебного торжества ожерелье вновь возвращается за стальные двери банка, где хранится до следующей свадьбы. Лидия Петровна Ростопчина в тридцать восьмом году вышла замуж за француза. Он и изображен на снимке. Я был на их свадьбе. Ростопчины всегда слыли известными меценатами, и наш клуб этому семейству многим обязан. Они поддерживали нас в трудные годы. Уверен, что фотография сделана в день свадьбы. Но куда же делось ожерелье?
— Скажите, капитан, а графиня Лидия Петровна жива?
— Нет, к сожалению. Она умерла в середине восьмидесятых, а муж несколькими годами ранее. Сейчас главой семейства по праву считают Катю. Катрин, по отцу Пуартье. Сильная женщина. Кстати, не замужем. Ей сейчас под сорок, может, чуть более. Ее старшая сестра Люси — инвалид, средний брат — великовозрастный разгильдяй, даже думать о нем противно, а Катя, конечно, женщина с колоссальным потенциалом. Но вот, не везет. Слишком разборчива. Ищет царевича на белом коне и на меньшее не согласна.
