я не откажусь от виски со льдом.
– Называйте меня Лавина. Или Звенящий Водопад. Вы же не возражаете против национальных имен? Я права, Стремительный Бизон?
Торп почувствовал себя неуютно. Такой лихой переход на тему национальности был тому виной лишь отчасти. Основной причиной стало огромное полотно, висящее на стене за столом, прямо напротив кресла хозяйки поместья.
– Так меня давно не называли. Последний раз это имя произносил мой отец перед смертью.
– Времена сменяются и уходят. – Лавина подала Уоллесу бокал, сама же оперлась перед ним на стол, скрестив ноги.
Эта поза, должна была бы выглядеть соблазнительно и заманчиво, но в случае мисс Аранды это было не так. Низкорослая, с массивными бедрами и незаметной талией, она не была толстой, но явная полнота осталась бы незамеченной лишь слепым. Все недостатки были подчеркнуты неудачным, неуместным и пестрым костюмом с какими-то тропическими птицами и цветами, который лишь акцентировали недостатки тела. Уоллес был не тем мужчиной, да и, давно, не в том возрасте, чтобы оценивать женщин по их внешности или поверхностным атрибутам, но в случае Лавины, все слагаемые ее образа отталкивали и вызывали неприязнь, словно намеренно. Словно одежда и неприятное круглое лицо с жидкими черными волосами уводили в сторону внимание собеседника.
– Мы те, кто есть, Лавина. И живем тогда, когда должны.
– Фатализм… Знаете, меня всегда очаровывала эта черта в мужчинах. Ваш отец не был столь подвержен ей.
– Мой отец был удивительным человеком, но многие его взгляды я не разделял.
– Вы ведь из племени Ктунаха? – Торп утвердительно кивнул, – Стремительный Бизон, вождь племени Ктунаха… – мечтательно произнесла Аранда глядя в потолок.
– Я, скорее, сын вождя. Меня всегда тяготили эти архаичные условности. – Уоллес не понимал куда идет этот разговор. И, черт подери, он не мог оторвать взгляд от этой, подсвеченной с трех сторон картины.
– Печально слышать. Я встречала множество людей, что путали архаичность с уважением традиций, памятью крови, гордостью предками. Презрение к этому превращало их в пустые сосуды, лишенные даже клейма гончара, создавшего их. Впечатляет, не так ли? – Лавина поймала взгляд Уоллеса, устремленный на полотно.
– Впечатляет – не самое подходящее слово.
Это было истинной правдой. На переднем плане картины был изображен мужчина в странных одеждах со спущенными штанами. Левой рукой он крепко держал свой детородный орган, правой – безжалостно его отрезал. Все это происходило на фоне замка с высокой башней. Дополняли картину мужчина и мальчик с раскрытыми в ужасе ртами, падающие с этой башни.
– Оригинал. – Аранда была весьма довольна произведенным впечатлением, – Семнадцатый век, фамилию художника не вспомню, впрочем, это и не имеет значения. А, знаете, что имеет значение, мистер Торп? – Уоллес вопросительно посмотрел на нее. – История. Вот что имеет истинное значение.
На картине изображена история лорда Шатору, жившего в смутные века средневековья. Войны тогда были обыденным делом, и, вот, во время одного из походов, войска лорда захватили в плен его злейшего врага. Он был весьма воодушевлен этим событием, и, решив сполна воспользоваться этим счастливым случаем, велел ослепить несчастного, дабы он не мог нанести вреда господину Шатору, а, заодно и оскопить, чтобы обезопасить себя от мести потенциального потомства своего визави. То ли из – за своих извращенных амбиций, то ли из страха даже перед униженным врагом, лорд оставил того при своем дворе.
Несчастный влачил жалкое существование во владениях своего мучителя. Но, имел возможность передвигаться по замку, который за годы он изучил вдоль и поперек. Одним чудесным днем во владениях лорда Шатору случилось радостное событие – миссис Шатору разродилась долгожданным наследником. Все были несказанно рады, включая пленника, но последний ликовал по иному поводу. Подгадав удачный момент, скопец пленил сына феодала и отвел его в самую высокую башню, ключи к дверям которой он сумел раздобыть заранее.
Взобравшись наверх, он приставил нож к горлу мальца и потребовал привести к подножью башни лорда. Когда безутешный и напуганный Шатору пришел, пленник предложил ему кастрировать себя самого, угрожая, в противном случае, сбросить наследника вниз, предварительно перерезав ему горло.
Увещевания и мольбы отца ни к чему не привели, и тогда лорд смекнул, что похититель слеп. Он знаком подозвал слугу и невербально заставил его ударить себя в живот со всей силы. Тот повиновался. Лорд вскричал от боли. Но, коварный скопец, имеющий некоторый опыт в лишении себя частей тела, коварно поинтересовался у феодала в каком месте тот испытывает боль. Обескураженный Шатору поведал, что болит непосредственно в паху.
Пленник, сделал шаг к краю башни, упрекнув отца своего заложника во лжи и потребовав быстрей принять решение. Но, хитрый лорд решил испытать судьбу еще раз, и велел слуге ударить его еще раз. На этот раз, сказав, что болит сердце. Надрез на шее отпрыска дал ему понять, что он ошибся во второй раз.
Поняв, что пытать судьбу более нет смысла, лорд Шатору схватил нож и выполнил пожелание пленника, крича, что более всего ему болят зубы.
Лавина обошла стол и стала напротив картины:
– И, тут, мистер Торп, наступает самый интересный и поучительный момент сей грустной истории. Слепой скопец улыбнулся и сказал, что верит лорду. После чего, прыгнул с башни, увлекая мальчика за собой и, лишая Шатору единственного наследника. Прервав таким образом его род и сполна отомстив за боль и унижения, причиненные ему.
Торп не заметил, как залпом допил содержимое бокала.
– Занимательная история, мисс Аранда.
– Боюсь, занимательная не совсем то слово. Поучительная, я бы сказала. – она резко повернулась к Уоллесу, – Вы не находите, мистер Торп, что судьба несчастного пленника удивительным образом перекликается с нашими народами.
– Не уверен, что правильно Вас понял.
– Коренное население Америки. Мы с вами законнорождённые дети этой благословенной земли. Наши предки жили в гармонии с ней, уважая и боготворя ее. И вдруг, откуда не возьмись на землю ступила орда оккупантов, не желающих мирится с сыновьями и дочерями этой земли.
– Вы проводите параллель между несчастным скопцом и индейцами Северной Америки?
– Не называйте нас индейцами. Мы – сиу, апачи, якама, манданы, оджибвеи, пауни. Ктунаха… – Аранда села в соседнее кресло, повернувшись в пол-оборота к Уоллесу, – Мы – пленники. Безмолвные пленники в тюрьме, возведенной в нашем же доме. Нас оскопили, ослепили, лишили разума и памяти. Нас научили стыдится самих себя. Нам устлали Дорогу Слез длиною в поколения.
– Мисс Аранда, признаюсь… – Торпу отчего-то стало крайне неуютно, он мучительно пытался подобрать слова. – Признаюсь я не готов к подобному разговору. Я слышу в Ваших словах определенную долю истины, но, если позволите, мне кажется,
