«Хороша, — отметил Стыров. — Губа у нашего прокурора была не дура. Так, а что же случилось потом?»
А потом шел пробел. Никакой информации по поводу того, что послужило причиной развода и почему Корнилов отказался от сына.
— Чего так? — холодно поинтересовался полковник у сидевшего напротив заместителя. — Нюх потеряли?
— Чуть дальше отчет о встрече нашего человека с Корниловым, посмотрите — все поймете.
— Нашего человека? Что, казачка засылали? Под каким соусом?
— Представитель кадрового управления Генпрокуратуры, — пояснил Елисеев. — Специально приехал, чтобы выяснить, почему Корнилов скрыл такую важную информацию.
— Выяснил? — Стыров уже нетерпеливо ворошил листочки. — Это?
Значит, наш юный аспирант попал в лапы провинциальной хищницы? Привычное дело. Девчонка окрутила завидного жениха, чтобы остаться в Ленинграде. Молодец. А на первый взгляд и не скажешь, вон глазки какие чистые и честные. Ввели, значит, неотесанную деревенщину в дом, обогрели, обласкали, а она вместо благодарности нагуляла ребенка от соседа. Да, это уже что-то новенькое. Так быстро оперилась? Или — нечаянная любовь?
Полковник внимательно прочел объяснения прокурора по этому факту, даже голос его услышал:
— Для меня это было почти смертельным ударом, я ее безумно любил. И сына. Вернее, тогда я еще думал, что это — мой сын. Мать глаза открыла. У нас в семье все блондины, у бывшей жены — тоже, а мальчик родился смуглым, с черными глазами. Если б не этот факт, я бы, наверное, до сих пор его воспитывал, считая родным. Но — законы генетики, куда денешься?
— И что же, вы кормящую мать с младенцем выставили на улицу? — поинтересовался «приезжий кадровик».
— Как можно! — возмутился Корнилов. — Не звери же, да и к ребенку вся семья привязалась. Полюбили, можно сказать. Перевезли их в благоустроенную квартиру, тоже в центре, мебель, детскую кроватку, одежду — все отдали. И содержали до самой школы. Чего она там одна зарабатывала? Я, правда, ее так ни разу с тех пор и не видел, не смог предательства простить. Но деньги передавал ежемесячно. А потом она квартиру поменяла. Переехала. Вроде замуж вышла.
— Почему же все-таки вы скрыли этот факт своей биографии? — упорствовал въедливый «инспектор».
— Ив мыслях не было, — искренне сообщил Корнилов. — Просто я тот брак и за брак считать перестал, года ведь вместе не прожили, да и ребенок не мой. О чем сообщать? Разве мои коллеги непременно извещают кадровое управление о всех сексуальных приключениях молодости?
«Кадровик» и прокурор вместе посмеялись, как два бывалых мужчины, отлично понимающие друг друга.
— Конечно, если это важно, я могу все изложить, — предложил Корнилов.
— Не стоит, — отмахнулся «проверяющий». — Все, что требуется, я выяснил.
— Смотри-ка, какой принципиальный, — ухмыльнулся Стыров. — По статистике у нас каждый тринадцатый мужик воспитывает чужого ребенка! Воспитывает, не бросает. А наш? Ну а эта гулящая сейчас где? — нетерпеливо постучал он по столу костяшкам пальцев. — Нашли?
— Конечно, — спокойно ответил Елисеев. Но в этом спокойствии полковник уловил такое неприкрытое торжество, что даже заволновался. — Вы просто перескочили несколько листков, вернитесь назад.
Вернулся. Снова стал внимательно вчитываться в текст отчета.
Только выйдя из метро, Валентина сообразила, что не была в этом районе с тех самых пор. С одной стороны, не случалось надобности, а с другой… Она бы и под автоматным дулом сюда не пошла. Отчего-то вдруг показалось, что вот сейчас выверни за угол, и столкнешься с Аллой Юрьевной… Валентина даже споткнулась и чуть не упала, так ожгла и стреножила ее эта нечаянная глупая мысль…
— Жалко, Ватрушева, — пожевал губами завкафедрой. — Ты, наверное, не понимаешь, от чего отказываешься. Это же аспирантура! Тебе с твоей головой…
— Понимаю! — кивнула Валюша. — Только я уже не Ватрушева, а Корнилова. И не могу я сейчас. А вот через годик-другой на заочное… Возьмете?
— Поглядим. — И завкафедрой потерял к ней всяческий интерес.
Год прошел как в сказке. Отдельная комната, любимый муж, интересная работа. По Валюшиному настоянию Алик помирился с родителями. И даже раз в неделю ходил к ним в гости. Один. Без супруги. Впрочем, ее туда и не звали.
Следующий май выдался неимоверно сырым и холодным. Просто не май, а ноябрь: что ни день, то дождь. Да еще с ветром. Нева вспухала и пенилась до кромки парапетов, как закипающее молоко. Небо пучилось мокрыми пузырями черных туч, озноб пробирал прямо до промерзших кишок. По ночам, насытившись друг другом, молодые супруги мечтали, как в августе поедут на море. Алик оформил в профкоме заявку в студенческий лагерь под Сухуми, путевки стоили копейки, так что они вполне могли себе позволить. Именно в том мае она и поехала в Баку.
— Красивая беременность, — любовалась на нее участковый гинеколог. — Редчайший случай. Парень у тебя будет, это он тебе красоты добавляет. Девчонки, те наоборот из матери все соки высасывают!
Даже когда совсем сгладилась талия и животик стал выпирать так, что не скроешь, не было человека, что не обернулся бы ей вслед, улыбнувшись. Белая кожа цвела нежнейшим молочно-розовым румянцем, синие глаза сверкали, как два ярчайших северных озерца в солнечный день, на улыбчивых щеках проступили неожиданные лукавые ямочки, а походка сделалась невесомой, будто летящей, словно тело не прибавляло в весе день ото дня, а, наоборот, освобождалось от лишнего и ненужного.
— Доктор сказала, что у нас будет сын, — похвасталась Валюша мужу.
— Ура! — заорал тот. — Сын! Ванька!
— Почему Ванька? — улыбнулась Валюша.
— Откуда я знаю? — пожал плечами Алик. — Ванька, и все. Иван Корнилов. Звучит?
— Еще как! — согласилась Валюша.
На крыльце роддома, куда счастливый отец, нагруженный красиво перевязанным синей лентой свертком, вывел юную маму, стояли… свекор и свекровь.
— Поздравляю, деточка, — коснулась щеки оторопевшей невестки Алла Юрьевна. — Поедем домой. Забудем старое. Ни к чему нашему внуку скитаться по общежитиям.
Валюша растерянно повернулась к счастливому Алику.
— Сюрприз! — подмигнул он. — Предки перевоспитались! Обещали вести себя хорошо.
— Обещали, обещали, — прогудел довольный свекор. — Покажите наследника славного рода Корниловых!
В преобразившейся комнате Алика стояли чудесная детская кроватка с голубым балдахином, новехонькая гладильная доска с горкой уютных пеленок, на миленьком приставном столике чинно выстроились красивые бутылочки с сосками, коробочки с присыпкой и какая-то резиновая груша с нахлобученной стеклянной воронкой.
— Это для сцеживания молока, — пояснила Алла Юрьевна. — Чтоб не было мастита. Ребенок должен как можно дольше питаться молоком матери, а тебе придется тщательно контролировать свой рацион.
Валюша лишь потрясенно кивнула.
Больших хлопот Ванечка не доставлял. Он хорошо ел, много спал и почти не плакал. К месяцу уже уверенно держал головку и пузыристо гугукал. Конечно, малыш стал центром семейной жизни! Валюша и так проводила с ним все дни, а свекор со свекровью, явившись домой и тщательно помыв руки, неслись к кроватке, наперебой приговаривая, что лапусечка опять подрос и стал совершенно осмысленно улыбаться.
Отношения у невестки со старшими Корниловыми складывались спокойные и понятные. Она не участвовала в их разговорах, проводя большую часть времени либо с сыном, либо в ванной, стирая скопившиеся за день пеленки, а Алла Юрьевна и Владимир Аркадьевич, насюсюкавшись с внуком, усаживались перед телевизором смотреть программу «Время». Единственный час, что семья проводила вместе, был поздний, уже после возвращения Алика, ужин. Но и за общим столом Валюта преимущественно молчала, чутко прислушиваясь, не завозился ли в кроватке малыш. Говорил в основном Алик, повествуя о делах в аспирантуре, а Алла Юрьевна в ответ непременно что-нибудь советовала.
Молодой отец, налюбовавшись сыном в первую неделю, уже на исходе второй изрядно разочаровался, что малыш растет очень медленно и не собирается в ближайшее время ни говорить, ни ходить. В результате его общение с наследником сводилось по вечерам к дежурной «козе», а по утрам — к недовольству, что мальчик слишком рано просыпается, мешая папе спать.
Валюша не обижалась. Поведение Алика вполне укладывалось в привычные для нее мерки: в Карежме мужики никогда не занимались малышами. К сыновьям интерес проявлялся лишь тогда, когда можно было брать пацанов на рыбалку или охоту. А пеленать, кормить, стирать пеленки и учить уму-разуму — не мужское дело. На сей момент имеются бабы. Родили, пусть и возятся.
В четыре месяца Ванечка сам сел, а к полугоду уже пытался смешно и неуклюже ползать. С каждым днем он становился взрослее и интереснее, и именно в это время над тихим семейным счастьем Валюши и начали собираться странные тучи. От них не было ощущения беды, так, пасмурное беспокойство, которое развеивалось, как случайные облачка на небе, радостным ветерком младенческой улыбки.
