всматривался в ее зеленые глаза и упорно молчал.
– Кого я должен узнать? – наконец почти шепотом спросил он.
– Ту, которую хотел увидеть и знал, что это невозможно. Ту, которая влюбилась в тебя, потом тебя жестоко бросила, чертова дура. Ту, которую ты нашел спустя три года и которая вновь захотела с тобой быть. И поехала с тобой в ту южную гостиницу на берегу моря. И которая с тобой много часов занималась любовью. Когда ты вышел за шампанским, в номер вошли двое – кукольник и его подмастерье. И они убили твою возлюбленную. Но она нашла в себе силы вернуться – сюда, в этот мир, в обличья красотки, лейтенанта полиции Лизы Сорокиной. И вот теперь я перед тобой, Андрей.
– Не-ет, не может быть… – Он покачал головой.
– Я искала тебя и нашла. И соблазнила – и танцем, и любовью, я все подготовила заранее, чтобы вернуться к тебе, но теперь уже – раз и навсегда. Потому что полюбила тебя и люблю до сих пор.
– Нет… так не бывает…
– Да, Андрей, да. Бывает. Еще как. Поэтому и прокурор мне не отец. Чужой человек.
Нервная улыбка искривила его лицо.
– Лика? – Он непроизвольно покачнулся. – Это ты?
– А я говорила: сядь. Грохнешься еще.
– Правда ты?
– Ага, – кивнула его подруга. – Но влюбился ты не столько в Лику, если честно, сколько в Лилит. Как ты сказал про нее? Жестокая и властная, капризная и любвеобильная, страстная и безумная? Как тавро поставил. Оставь любвеобильную, страстную и немного безумную – и будешь прав на все сто.
Крымов подошел к ней, провел ладонью по ее щеке.
– Лика, ты?
– Я та женщина, в которую ты влюбился, Крымов. А какой коктейль во мне намешан, какая теперь разница? Я та самая, которую ты оставил в постели в гостинице, под шум моря. С той душой, с теми воспоминаниями, с теми желаниями – быть только с тобой.
Он положил руки на ее плечи и медленно стащил с нее халат. Она осталась обнаженной перед ним. Губы молодой женщины дрогнули, глаза отчаянно заблестели.
– Веришь?
А он все молчал и только смотрел на нее, пытаясь осмыслить происходящее с ним. С ними обоими!
– Веришь, Андрей? – По ее лицу уже катились слезы.
– Верю. – У него самого непроизвольно дрогнули губы.
– Тогда возьми меня на руки и отнеси в постель.
Он подсек ее под коленями, подхватил и понес в спальню. Там бережно уложил на кровать и еще долго смотрел на улыбающуюся ему обнаженную женщину. Сбросил свой халат, потянулся к ней, улегся сверху, она, как и в первый раз, крепко стиснула его ногами, обвила руками его шею.
– Теперь ты знаешь, кого любишь, Андрей Крымов, – нежно впиваясь губами в его губы, прошептала она. – Разве это не чудо, скажи мне?..
Они отключили телефоны на сутки – договорились и отключили. Сказали себе и друг другу: плевать нам на всех. На весь мир. Пусть все катятся к черту. И наверстывали упущенное. Для Крымова теперь все встало на свои места. Притяжение к Лизе стало предельно ясным, объяснимым. Только стоило проложить тот заветный звездный мостик – из приморской гостиницы, где он оставил в постели Лику Садовникову, которую должен был убить проклятый кукольник, к Лизе Сорокиной. Сама же она, девушка с телом, покрытым тату, стала в тысячи раз желаннее. Но загадка все-таки оставалась – ее ближайшего будущего, самых блистательных перспектив и ее нынешних тайн.
Недаром же так пекся о ее персоне Антон Антонович Долгополов. Его, Андрея Крымова, всезнающий куратор.
Ближайшие сутки не прошли – пролетели. Пора было пополнить холодильник. Если не выходить из дома, то заказать еду. Но тогда пришлось бы подключать телефоны. И включаться в жизнь. А им этого не хотелось. Решили ограничиться консервами – горбушей и тушенкой. И фруктами. Чего не сделаешь ради любви и секса? Выпивка-то оставалась.
Но на кухню выползти пришлось.
– То лекарство, которое ты вколола Панкратову-младшему, что это? – спросил Крымов. – Я хочу понять.
Глядя ему в глаза, Лиза неторопливо пригубливала красное вино.
– Это амброзия, дающая способность жить без болезней. И чуть подольше, чем мы привыкли.
– Насколько подольше?
– Ты помнишь, сколько по Библии жили патриархи – Адам, Ной, Авраам?
– Кажется, долго.
– Вот именно, очень долго! Адам жил девятьсот тридцать лет, Ной – девятьсот пятьдесят, Авраам – сто семьдесят пять лет. А в Средневековье, в антисанитарии, дожить до сорока лет – уже было круто. Так с чего ты взял, что это тебе решать, сколько жить людям?
– Ну, я так вопрос не ставил…
– Ты хочешь его поставить именно так. А сколько, по-твоему, должны жить люди на самом деле? Что решила современная медицина? Да она бьется изо всех сил, чтобы хоть немного продлить человеческую жизнь! Выдумывает тысячи наименований всевозможных препаратов, чтобы впихнуть их людям.
– Это да, – согласился Крымов.
– И вот есть лекарство, Андрей, способное подарить человеку чудо, оно должно было появиться рано или поздно. Чуму победили, проказу, холеру, туберкулез. И вот что-то новое. Свет в окошке. Разве плохо?
– Да нет, конечно, не плохо.
– Так и движется прогресс. Только дураки и злодеи могут противиться благим делам во имя человечества.
С ее аргументами и впрямь трудно было поспорить. Он, Андрей Крымов, тоже был бы не против протянуть в здравии и ясном рассудке лет этак сто, а то и поболее. Почему бы и нет? Время все равно летит как угорелое – никогда не поспеваешь за ним и не делаешь всего того, что задумал. Времени всегда мало!
Крымов выпил рюмку коньяку, закусил яблоком.
– Поэтому не стоит терять время, – неожиданно заключил он.
– Ты о чем?
Он дотянулся до нее через стол, накрыл руку Лизы своей.
– Идем в койку, милая. Вот о чем.
– А-а, – улыбнулась она. – Как я не догадалась?..
Телефоны они подключили только на третий день, рано утром. И счастье их было разбито мгновенно – Лизе позвонили первой. Бросив Андрею: «Началось! – она спрыгнула с постели. – Но это было предсказуемо!» Лиза перехватила трубку с полки, быстро сказала:
– Алло? Да, Анастас Прокопович, доброе утро. Зря беспокоились. Я жива. И здорова. Была занята. И вот теперь готова слушать, и очень внимательно. – Она перехватила взгляд Крымова и сложила губы трубочкой, с расстояния целуя его. – Да ладно, сегодня? Поедем в притон? В ночлежку? Отлично! Ага, супер, да просто здорово. Форма парадная или прикинемся своими? А, профессора еще будут? И пресса? Как интересно…
Она слушала, и ее глаза загорались все сильнее. А он наблюдал за
