Я подняла голову. Так, я сижу на стуле. На глазах повязка. Руки и ноги крепко примотаны к стулу. Ощутив прикосновение его ледяной руки к лицу, я дернулась.
— Хорошо, — сказал Габриель.
Запах дешевого одеколона тянулся за ним как шлейф, когда он обошел стул. Я попыталась сориентироваться, отмотать события назад к тому роковому первому шагу, который и привел меня в итоге в эту комнату. Вспышка в ночи. Дробовик. Гравий. Привкус машинного масла. Но на моей блузке нет крови.
— Ты выстрелил в меня резиновой пулей? — спросила я.
В том месте, куда попала пуля, кожу жгло, как будто к ней приложили горячий уголь.
— А мог бы и убить.
Но не убил и не убьет, пока я не исполню роль в его драме, как он того хочет. Это мое единственное преимущество, если можно как-то использовать то, что ты знаешь, как именно умрешь через несколько часов.
— Где моя дочь?
Габриель стукнул меня по уху, и меня пронзила острая боль, как будто я схватилась за оголенный провод.
— Я мог бы убить тебя! — со злостью повторил он, словно я не до конца осознала всю серьезность положения и то, что моя судьба у него в руках.
Я ощутила его дыхание на своей шее и окаменела.
— Тебе очень повезло, — прошептал Габриель мне на ухо.
В его дыхании перемешался сладковатый привкус корицы и горечь подгоревшего чеснока. Его рука скользнула мне на плечо и надавила на рану от резиновой пули. Я охнула, и воздух в легких кончился. Такое впечатление, словно рука этого психа залезла мне прямо в грудь и схватила за сердце.
— Понежнее?
Я попыталась ответить, но воздуха не хватало, чтобы вымолвить хоть слово. Рука Габриеля переместилась на горло, и он начал водить острым ногтем указательного пальца вдоль линии подбородка. Боль в груди стала затихать, и я смогла сделать вдох.
— Ты жалкий ублюдок! — воскликнула я.
Он отдернул руку, а я сжалась, приготовившись к очередной пощечине, но ее не последовало. Через повязку я ощутила, как он отпрянул, словно змея, прячущаяся в свою нору.
Я попыталась вспомнить, что видела в его глазах, что именно подсказало мне — эти глаза не с портрета Габриеля. Светлые, пронизывающие как бриллианты. В них светилась угроза, но я могла представить их и другими — нежными, умоляющими, светящимися от любви или роняющими слезы, или даже искрящимися от радости.
«Господь сотворил это лицо незабываемым» — так отец Пол описал портрет Габриеля. Но это не те глаза, на портрете были глаза хамелеона, актера… глаза, которые можно представить себе где угодно, в любой ситуации, и принадлежать любому. Господь сотворил… И тут я поняла. Как просто, просто и безукоризненно.
— Ты ведь не Габриель, да? Габриеля вообще не существует. Ты создал его, чтобы прятаться за ним, чтобы ты мог беспрепятственно ходить, где тебе вздумается.
Молчание.
— Кто же ты?
Я услышала его шаги. Казалось, он кружит вокруг как животное, изучает, решает, когда лучше напасть.
Давай, дави на него. Высмеивай его сценарий.
— Я знаю про Францию. Знаю, как ты убивал. Ты не террорист. Ты ни во что не веришь, ни за что не борешься, нет никаких высоких мотивов. Ты убиваешь просто потому, что у тебя съехала крыша, и ты жаждешь власти над людьми. Ты выполз из какой-то черной дыры, и тебя надо запихнуть обратно.
Шаги остановились за моей спиной и замерли. Я попыталась перевести дух, но воздух как будто испарился из комнаты. Я зашла слишком далеко? Насколько можно было надавить на него, не высвободив безумие, прячущееся внутри?
Его дыхание коснулось моей шеи, и каждый мускул моего тела напрягся в ожидании удара. Но ничего не произошло. Казалось, это дышит животное. Примитивное и ничего не скрывающее. Ничего не боящееся. Стоящее на вершине пищевой цепочки. Я почувствовала себя жертвой, которую тащили в логово хищника.
— Думаешь, ты хорошо меня знаешь? — прошептал он.
— Я знаю, что ты никогда не убивал женщин. Почему же?
Он засмеялся.
— Нет, ты меня не знаешь.
— Я знаю достаточно… — начала я.
— Я убил свою мать. Перерезал ей горло.
Он провел рукой по моим волосам. Меня затопила волна паники, и я мысленно повторила его слова: «Я убил свою мать. Я убил свою мать».
— Ты не…
— Ты никогда не поймешь меня… — сказал он мне на ухо.
— А что она тебе сделала? — спросила я слабым голосом.
— Всё, — прошептал он.
Я попыталась отогнать страх и продолжила:
— Ты…
— Чувствуешь тяжесть? — спросил Габриель.
По моему телу пробежал холодок. Я почувствовала, что на моих плечах что-то есть, чего я не заметила раньше. Как будто чьи-то руки схватили меня. Нечто давило на меня, окружив мое тело. Я осторожно вдохнула, опасаясь, что могу узнать больше, чем готова узнать. Жилет плотно сидел на мне. Взрывчатка напоминала кирпичики, аккуратно разложенные в ряд, а под ними небольшие пакетики с какими-то острыми предметами, которые кололись, когда я вдыхала Гвозди. Шрапнель. Остальное очевидно. Я буду «полем смерти».
Габриель был прав. Я не знала его, просто не могла знать. Я только что с головой погрузилась в кошмар, и его мир для меня загадка. Все доказательства его жестокости и даже тот факт, что он похитил мою дочь, не подготовили меня к тому, что происходило сейчас. Мое горло сжалось от страха когда я пыталась сделать вдох. Мне пришлось бороться с желанием спрятаться под покровом паники, бешено несущейся по моему телу с каждым толчком сердца Это было бы слишком легко.
— Лэйси, — беззвучно прошептала я. — Лэйси, Лэйси, Лэйси…
Дочка была моим маяком. Верни меня. Помоги мне.
Я услышала щелчок и на секунду из-под повязки увидела вспышку фотоаппарата Габриель сделал еще один снимок, и еще один, и еще… С каждой вспышкой мое дыхание учащалось и становилось все более прерывистым. Это снова происходит. Я стала новым экспонатом его коллекции.
Я пыталась найти какую-то опору, чтобы побороть панику, отпихнуть ее от себя.
— Тебе нужен был кто-то, чтобы перевезти взрывчатку через границу, поэтому ты и связался с Бримом и Финли. А еще тебе нужен кто-то, чтобы пройти через полицейское заграждение вместе с бомбой, для этого ты похитил мою дочь, чтобы добраться до меня.
— Я похитил твою дочь, потому что мне понравился ее голос.
— Я не буду убивать ради тебя.
— Мама, — сказала дочь.
Ее голос дрожал. Скорее всего, она думала, что я приду спасти ее, и вот теперь смотрела на меня в таком положении.
— Лэйси, — сказала я, мой голос дрогнул, а глаза наполнились слезами. — Ты в порядке?
— Это зависит от тебя, — сказал Габриель.
Раздался пронзительный визг, и в моем сердце открылась рана, словно кто-то отсек скальпелем кусок.
— Ах ты, сукин сын! — заорала я, пытаясь высвободиться. — Оставь ее в покое!
Лэйси снова закричала:
— Нет!
— Прекрати, прекрати! — вопила я, слезы пропитывали повязку.
— Нет, мамочка, нет! — взвизгнула Лэйси. — Пошел на фиг!
Габриель методично превращал меня в жертву, шаг за шагом, словно я была каким-то механизмом, который он разбирал на детали.
— Пожалуйста, — взмолилась я.
Крики Лэйси почти стихли.
— Я сделаю все, что ты хочешь, только оставь ее… оставь ее… я все сделаю…
Я повесила голову и замолчала.
— Ты такая же, как все. Слабая. Ты всегда сдаешься. Ты пустое место.
Он словно возил меня лицом по грязи, наслаждаясь своей властью. Я сделала вдох, удержав воздух достаточно долго, чтобы утихомирить бешено колотившееся сердце. Потом еще один, пытаясь найти выход, и тут меня позвал еле слышный голос, который, казалось, звучал из другой жизни.
— Работай.
Сначала я не услышала его или не могла услышать, но он снова обратился ко мне:
— Работай.
Это был голос Трэйвера. Большого Дэйва, защитника Лэйси.
— Он не знает того, что ты знаешь. Используй это.
— Хорошо, — прошептала я.
Дверь открылась, и Лэйси в отчаянии крикнула:
— Мамочка!!!
Она сопротивлялась, пинала своего обидчика, когда он тащил ее по полу.
— Лэйси!
— Ах ты, козел гребаный! — визжала она.
Дочкино сопротивление встряхнуло меня так же, как ее плач в первую ночь после возвращения из роддома. Я тут же устыдилась собственной слабости. Лэйси в заложниках уже почти сорок часов, а Габриель так и не смог сломить ее.
— Так его, Лэйси! — крикнула я.
Дверь захлопнулась, и ее крик оборвался. Звуки борьбы продолжались еще пару секунд, но затем он куда-то уволок мою девочку.
— Лэйси!
Вокруг меня замкнулось молчание, словно еще одно оружие Габриеля, с которым нужно было справиться, пока оно не возьмет верх.
— Все будет в порядке, Лэйси. Слышишь меня? С тобой все будет хорошо!
Сердце гулко колотилось в груди под взрывчаткой. Пакеты с гвоздями впивались в тело как когти.
