– Разумно допустить, что именно эта статья привела Коля на Кефалонию, где он познакомился с моим отцом, – сказал я Димитри. – Но я сомневаюсь, что они знали друг друга раньше. Из рассказанного Довой совершенно ясно, что Коль не был ни археологом, ни коллекционером или продавцом предметов искусства.
Я снова принялся рассматривать фотокарточку, стараясь понять ее значение. Мое внимание привлекла фигура Хасселя, стоявшего немного в стороне, – на лице у него играла легкая улыбка, глаза были слегка прищурены. Железный крест на его мундире напомнил мне о другом кресте – в кабинете отца. Но в конечном счете, какими бы ни были ответы, вопросов оказывалось еще больше. Я отложил фото в сторону и попросил Димитри съездить со мной к заливу Полис. По крайней мере, там я надеялся найти ответ на один из своих вопросов.
По дороге Димитри сказал, что он разговаривал с Феонасом. Полиция проверила все отели и пансионы, но не обнаружила никого, подходившего под описание мужчины, которого видели на скале с Алекс, и никакого синего «фиата» в агентствах по прокату автомобилей тоже не брали. Интерпол не нашел также никаких данных об Эрике Шмидте, чему я нисколько не удивился: он погиб в 1944 году.
Мы приехали в Ставрос. Далеко внизу раскинулся безмятежно-спокойный и прозрачный залив Полис, оттенки синего постепенно становились темнее – там, где вода была глубже. Несколько яхт с аккуратно свернутыми парусами стояло на якорях. Мы проехали на пляж и поставили машину в тени под оливковыми деревьями. На деревьях стрекотали цикады, а волны лениво плескались о берег. Легкий ветерок доносил с гор запахи шалфея и сосен. У пристани стояло около дюжины ярко раскрашенных рыбацких лодок, на стене рядом с баром сушились сети. На двери соседнего здания реклама на английском и других языках предлагала судовые припасы.
Я рассказал Димитри, о чем вспомнил на пароме:
– В тот день, когда я ехал за Алекс в Эксоги, я заметил здесь, в заливе, яхту, стоявшую на якоре. Я видел, как к ней подошла лодка, а затем яхта ушла за мыс. Тогда я не придал этому значения, но сейчас подозреваю, что на борту этой яхты находилась Алекс. Это объясняет ее бесследное исчезновение.
– Возможно, ты и прав. – Димитри показал на здание в конце пристани, из-за угла которого виднелся капот машины. Это был синий «фиат», довольно старый и слегка помятый, но, без сомнения, тот самый, что встречался мне раньше.
– Кому он может принадлежать? – спросил я.
– Скорее всего владельцу этого здания.
Внутренность склада была полна различных материалов для моряков: на полках стояли коробки с нержавеющими стальными болтами и винтами, всевозможными лебедками, блоками и рейками – всем тем, что может неожиданно сломаться и нуждаться в срочном ремонте. На стропилах висели связки канатов и цепей, вдоль стен стояли кранцы всех размеров. Это была пещера Аладдина для моряков, такое место, где можно копаться часами и находить вещи, о которых вы и понятия не имели.
Хозяин был смуглым и немолодым. Его живот нависал над брючным ремнем. С отсутствующим видом он почесывал небритый подбородок, пока с ним разговаривал Димитри. Хотя хозяин вполне сносно говорил по-английски, разговор шел по-гречески, а Димитри переводил для меня:
– «Фиат» принадлежит Никосу, но он сдает его тем, кто приходит на яхтах, чтобы люди могли съездить в Ставрос за припасами или осмотреть остров.
– А во вторник он сдавал машину?
– Вроде бы да, но сейчас уточним – он ведет журнал.
Никос исчез в подсобном помещении и вернулся, держа в руках журнал с обложкой, заляпанной чем-то красным. Димитри посмотрел на свежие записи, которые велись на греческом языке, и стал читать их, водя пальцем.
– Посмотри на имя!
Это была подпись. Я смотрел на нее и не верил своим глазам.
К. Хассель.
– Хассель?
Эта же фамилия появлялась еще несколько раз. Он брал автомобиль в воскресенье, в тот день, когда ехал за мной и Алекс от Киони, а также в тот день, когда я спугнул грабителя на «Ласточке».
– Никос видел его водительские права или какой-либо другой документ? – спросил я в надежде, что мы сможем узнать его адрес в Германии.
Димитри перевел вопрос, но по тому, как безразлично Никос пожал плечами, я понял, что формальности его не интересовали.
– Он говорит, что это обычная практика. За наличные. Еще я спросил, знает ли он название яхты, но он сказал, что не заметил.
В это время года сотни, если не тысячи яхт путешествуют вдоль островов. Без названия даже объединенными усилиями полиции Итаки и Кефалонии нет шанса найти ту самую яхту, что видел я.
Когда мы вышли на улицу, то остановились в тени олив. До сих пор я полагал, что Алекс увезли из Эксоги силой. В пользу этой версии говорил и тот факт, что мальчик видел, как она спорила с мужчиной, которым, как мы теперь знаем, был Хассель. Но сейчас я уже не был так уверен. Я вспомнил слова Феонаса. Возможно, я сам – та причина, по которой Алекс так внезапно исчезла. Я опять вынул фотокарточку, которую нашел в сумке Коля, и внимательно посмотрел на изображение капитана Хасселя.
– Есть определенное сходство между ним и человеком, с которым я разговаривал. Светлые волосы. Оба высокого роста. – Конечно, я не был уверен на сто процентов, но не могла же фамилия просто так взять и совпасть.
– Сколько лет было тому человеку? – спросил Димитри.
– Примерно как мне. Лет тридцать пять плюс-минус года два.
– Тогда он вполне может быть внуком Хасселя.
– Вот именно, – согласился я, – и еще получается, что они с Алекс – родственники.
Уехав с залива, мы вернулись в Ставрос. Там на площади сломался грузовик. Рядом с ним стояли люди и спорили, что им делать дальше: колесо отрезало от оси, и часть щебня высыпалась из машины прямо на дорогу, поэтому проехать к побережью стало невозможно. Не желая терять время, мы направились в Вафи по горной дороге.
Димитри вел машину молча, наверняка, как и я, размышляя о наших открытиях. Я спросил его, считает ли он возможным, что Алекс уехала с Хасселем по собственной воле. Но он энергично замотал головой.
– А как же мальчик, который видел, как они спорили?
– Это он решил, что они спорили, – возразил я, – но он мог ошибиться. Может, Алекс просто разговаривала с неким мужчиной, который заявил, что приходится ей кузеном.
Мои слова не убедили Димитри.
– Почему тогда она не вернулась за своими вещами? И почему не подумала о своей безопасности?
Мне пришлось признать, что это два важных вопроса, но у меня не было ответа ни на один из них.
Дорога круто вилась вверх, повороты зачастую были такими узкими, что там вряд ли смогли бы разминуться две машины. К счастью, мы не встретили ни одной. Ландшафт становился все пустыннее, оливы и кипарисы уступили место густым, почти непроходимым зарослям дикого дуба и лавра. Над дорогой нависали голые скалы.
Прилепившаяся у вершины горы деревня Аноги казалась почти опустевшей, возле кафенио напротив церкви сидел только один старик. Он проследил взглядом за нашей машиной, когда мы проезжали мимо. Две старухи на улице в тяжелых черных платьях и чулках остановились, чтобы проводить нас откровенными взглядами, обычными для греческих крестьян. В паре миль за деревней поворот вел к монастырю Кафарон, который находился на самой вершине горы, где, по словам Феонаса, был убит Коль. Внезапно повинуясь какому-то наитию, я попросил Димитри поехать туда. Мы оставили машину у монастырской стены. Тяжелые железные ворота стояли нараспашку, открывая двор, в котором стоял один старенький «ситроен».
– Здесь кто-то живет? – спросил я, не переставая удивляться тому, что для монастыря выбрали такое суровое и удаленное место.
– Это автомобиль священника. Здесь больше нет монахов, но священник каждый день на несколько часов приезжает сюда из Вафи.
Уже наступил вечер, но было все еще жарко. Я знал по картам, что мы находимся на высоте приблизительно восемьсот метров над уровнем моря. С той точки, где мы стояли, открывалась практически вся северная сторона острова и даже часть южной. На западе виднелась Кефалония. Она казалась такой близкой, словно до нее можно было дотронуться рукой. На северо-востоке, у самого горизонта, вырисовывались туманные серо-голубые очертания островов и материка. Дорога под нами исчезала и появлялась, извиваясь по склону горы до самого прибрежного шоссе далеко внизу.
Феонас говорил, что единственной машиной, о которой известно, что она приезжала к монастырю в день убийства Коля, – не считая такси, которое привезло его туда от парома, – был туристический автобус из Вафи. Теперь мне стало понятно, почему он утверждал это с уверенностью: на горе практически не было никакого движения, и маловероятно, чтобы какой-то автомобиль мог приехать сюда и уехать незамеченным. Но что делал здесь Коль? Имело ли какое-то значение, что по пути во Фрикес здесь останавливался, чтобы ограбить монастырь, конвой капитана Хасселя?
