— Ты псих, — чуть слышно бормочет Стоун.
— Держу пари, это звонит Леон. Минута в минуту. — Воорт поднимает жужжащий мобильник. — Тед? Болтать по телефону во время вождения противозаконно. Надеюсь, ты меня не выдашь. Привет, Леон.
Хотя Воорт слышал этот голос всего два раза и в нем отсутствуют человеческие эмоции, сейчас кажется, что Бок говорит еще более холодно, зло. Или Воорту только мерещится? Он рисует в воображении безликого человека в машине на берегу океана — на другом конце города, там, куда Воорт послал его. Потом добавляет еще четверых, втиснувшихся в машину Бока.
Но больше этот голос Воорта не пугает.
— Я на Кони-Айленде, — говорит Бок. — Где тебя носит?
— Я передумал. Возвращайся на Манхэттен. Поедешь по Уэст-Сайдскому шоссе к мосту Джорджа Вашингтона. Позвонишь, когда будешь подъезжать.
— Я начинаю терять терпение, — произносит Бок.
— Если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе, — отвечает Воорт.
Он съезжает на дорогу, ведущую в пригородный поселок Уэйн-Хиллз. «Городок, одурачивший британцев» — гласит вывеска. Воорт знает, что двести лет назад здешние колонисты указали британской армии неверное направление, когда «красные мундиры» гонялись за Вашингтоном. «Вашингтон пошел вон туда». И тому подобное.
— Да хватит уже, Леон. Я всего лишь скромный коп. Держу пари, ты-то не один, верно? Мне надо подготовиться к встрече с тобой, иначе у меня не будет ни единого шанса. Ни мне, ни Микки не спастись, если мы встретимся на пляже.
Бок молчит, хоть и неохотно, но соглашаясь с такой логикой.
На светофоре Воорт сворачивает с трассы, а потом делает левый поворот возле бензозаправки «Шелл». Теперь он в жилом районе.
— Больше никаких изменений, — говорит он. — Мне просто нужно время, чтобы придумать безопасное место, чтобы вернуть тебе клиента. Мы с тобой в разных весовых категориях, Леон. Я не умею вытаскивать идеи из шляпы.
Он въезжает на тенистую улицу; в тумане смутно виднеются одноэтажные домики.
— Я тебя предупреждал, Воорт… если мы увидим полицию…
— Полицию? — переспрашивает Воорт, изображая потрясение. — Не думаю, что ты знаком с законами нашей страны. Поверь, ни тебе, ни мне полиция не нужна.
Он снижает скорость, проезжая мимо черного «одиссея», припаркованного на заросшей травой обочине перед стоящим в стороне от дороги одноэтажным домиком. Когда «субару» сворачивает на подъездную дорожку, водитель «одиссея» с удивлением узнает Воорта.
— Перезвони мне, когда доберешься до моста, — заканчивает Воорт и нажимает отбой. Он въезжает в открытый гараж и выключает двигатель. Мотор стучит, остывая.
Кузены Берт и Нильс Воорт, работающие в прежнем участке Вима, уже вышли из «Одиссея» и быстро идут к «субару» с оружием в руках. Их дело — защищать дядю. Они узнали кузена, но заметили и человека на заднем сиденье.
Воорт выходит из машины и тыкает пальцем в Стоуна:
— Это друг.
Кузены останавливаются, и Нильс что-то говорит Берту, но Воорт их не слышит. Ни один из них не заговаривает с Воортом и не проявляет радости. В последний раз он видел обоих полтора месяца назад, на дне рождения Брейна. Кузены уходят обратно в фургон.
«Так вот как будет впредь, если это „впредь“ вообще будет».
— Мне надо в уборную, — подает голос из машины Стоун, возможно, полагая, что Воорт планирует держать его в этом доме.
— Это дом моего дяди. А эти люди — мои кузены.
Глаза Стоуна широко открываются.
— Бок угрожал изнасиловать их детей…
Стоун ничего не может поделать. С его губ срывается стон. Он не знает, что семья отказалась от Воорта, и, несомненно, очень боится.
— По-прежнему хочешь войти? — спрашивает Воорт. — Мы пробудем здесь до пяти.
«Я даже не уверен, что меня впустят».
Стоун отворачивается и смотрит на полки с краской и садовым оборудованием. Они слишком далеко — не достать.
— Кстати, я не забыл, что ты не ответил на мой вопрос, — добавляет Воорт. — Ну, помнишь. Насчет «Кандейс».
Он проходит по короткому коридору. «Эх, Вим!» Почти все вышедшие в отставку копы предпочли бы перебраться во Флориду или Аризону. И только Вим переехал в Джерси. Дядя Воорта любит музеи и концерты. Его дети по-прежнему живут в Бруклине. Вим остался бы в Нью-Йорке, даже если бы город был заражен радиацией. И конечно, ни за что бы не уехал, пока он член семейного совета, хранитель ключей от церкви.
«Вим, ты поддержал меня на собрании. Поддержи и сейчас».
— Рад видеть тебя, племянник, — угрюмо говорит дядя, открывая дверь раньше, чем Воорт успевает постучать. Как и прочие Воорты, он, вероятно, все время следит за подъездами к дому.
На нем шлепанцы и светло-серый — подходящий по цвету к густым волосам — шерстяной кардиган, который согревает его под гудящим кондиционером. В свои семьдесят четыре года это все еще крупный и энергичный мужчина, хотя несколько лет назад ему пришлось завести очки. Другие дяди называют Вима Человек-Печь. Температура его тела схожа с темпераментом. Раскаляется слишком быстро.
Воорт сам удивлен силой своей реакции на простое приветствие Вима. Подавляет переполняющие его эмоции.
— Кто там в машине? — спрашивает Вим, подозрительно глядя через плечо Воорта. — Это не твоя машина.
— Друг.
— А почему он на заднем сиденье? Почему не на переднем?
— Болит нога, нужно вытянуть.
— Не слушай его! — раздается знакомый резкий голос из гостиной за спиной Вима. — Ему что-то надо, иначе бы он не приехал.
«Черт, — думает Воорт. — Это Спрус. Из всех возможных гостей — именно она». Шансы на получение помощи стремительно тают.
Но Вим быстро поворачивается к ней. Похоже, он сердит на Спрус.
— Теперь ты будешь указывать мне, с кем разговаривать?
Надежда в душе Воорта немного оживает; похоже, эти двое спорили — и, возможно, о нем.
Вим открывает дверь шире, отступает, пропуская Воорта. Дом скромный: деревянные панели, ковровое покрытие, уютная мягкая мебель. Спрус движется по маленькой гостиной навстречу кузену, как ракета с боеголовкой, заряженной враждебностью. Джинсы «Гэп» и приталенный пиджак подчеркивают прекрасную фигуру и стройные ноги. Белая футболка заправлена в джинсы, а значит, «смит-и-вессон» скорее всего заткнут за спиной. Либо у Вима сегодня трое охранников, либо у Спрус есть сопровождающий.
В эти дни взрослые Воорты передвигаются парами, осторожничают. Неудивительно, что она в бешенстве.
— Почему ты не привел своего друга в дом, Конрад? — спрашивает Вим.
— Я ненадолго.
— Предупредить твоих кузенов у дома?
Воорт вздыхает:
— Может быть, позже. Никто не знает, что мы здесь.
— А я тебя предупреждала, — говорит Спрус.
— Да-да, я помню.
— Он разрушает все, — не отстает Спрус. — Из-за тебя все перессорились. — Она наконец обращается прямо к Воорту.
— Племянник, пойдем в заднюю комнату. Минутку, Спрус. — Вим поднимает указательный палец. — Когда я в последний раз заглядывал в Конституцию, там провозглашалась свобода слова. Или тебе и это не по вкусу?
— Мы же проголосовали за то, чтобы не помогать ему! Его планы рушатся на глазах, как я и предсказывала. Дядя, мы голосовали!
При слове «мы» Вима явственно передергивает. Как ни странно, понимает Воорт, враждебность Спрус ему на руку.
Кузина вклинивается между ними. Она меньше, чем оба мужчины, но от ярости кажется выше ростом. В комнате в первую очередь бросается в глаза телевизор размером с экран в небольшом кинотеатре, фарфоровые и хрустальные безделушки на полках. Масса хрупкого стекла.
— Я отправила детей к тете в Чикаго. Тереза пропустила последний тест в Хантер-колледж. Я не могу даже держать дочерей дома.
— Прости, — бормочет Воорт.
— Тебе плевать, кого ты втянул в это. — В голосе Спрус горечь.
— Смотри телевизор, — терпеливо говорит ей Вим. — У нас больше ста каналов, хотя ничего хорошего ни по одному из них не показывают. Разве можно вынести «Шоу Джеки Глисона»?
Бок скоро позвонит, но Вима торопить нельзя. Конрад идет за прихрамывающим дядюшкой по короткому коридору в кабинет (он же оружейная), где пахнет трубочным табаком и кожей. Оружие выстроилось на полках и в запертых витринах. Запыленное стекло, полированное красное дерево, свет отражается от всех поверхностей, словно от новых ботинок патрульного. Вим садится во вращающееся кресло. Воорт падает на кушетку, на которой провел много часов, когда жил у Вима и Мэйвы после гибели родителей. Комната выглядит точно так же, как было в Бруклине, до того, как Вим ушел в отставку.
— Выкладывай с самого начала, — подбадривает Вим.
Воорту приходится покачать головой. Он не может вспомнить, чтобы когда-либо раньше отказывался выполнить просьбу Вима.
— Прости, дядя, но лучше, если я буду задавать вопросы. Тебе не нужно за чем-нибудь в магазин? — говорит он многозначительно, с надеждой. — Покататься часок?
